Заложник - Кристина Ульсон

Не дожидаясь ответа, Эрик пошел вперед, грубо оттолкнув мужчину плечом. Сердце колотилось до боли в груди. Итак, у Карима на борту есть сообщники и они хотят проникнуть в кабину пилотов. Черта с два!

Шаг за шагом Эрик приближался к цели. Бросив взгляд через плечо уже у порога рубки, он снова увидел того мужчину, который неотступно следовал за ним. Сейчас их разделяло не больше полуметра. Эрик снова вспомнил о бутылке. Что, если использовать ее уже сейчас?

Времени на размышление не оставалось. Эрик дал мужчине подойти еще ближе и уже опустил руку в пакет, как тот толкнул его в грудь и прижал к двери.

— Поймите, я с вами! — прошипел пассажир. — Я сотрудник спецподразделения американской службы безопасности. Не вынуждайте меня применять к вам силу на глазах у пассажиров. Просто дайте мне войти в кабину. Немедленно.

От одного его голоса Эрика чуть не стошнило. Разве сотрудник спецподразделения стал бы так себя вести? Или это шутка? Но Эрику нельзя было рисковать.

— Хорошо, хорошо, я помогу вам, — ответил он.

Он должен был освободиться от объятий этого типа, чтобы иметь возможность его ударить. Эрик подумал было расспросить его, кто он таков и с кем работает. Но ситуация не располагала к разоблачениям. Эрик и так знал, кто этот мужчина. Само его телосложение и поведение свидетельствовали о чем-то таком, что Эрик не смог бы выразить словами. Будто это человек привык к тому, что ему везде оказывают содействие.

Только не сейчас.

На этот раз номер не пройдет.

Стоило мужчине ослабить хватку, как Эрик, не вынимая своего оружия из пакета, изо всей силы ударил его в висок.

Мужчина застонал и, падая, неуклюже ухватился за Эрика.

Он рухнул под ноги сидевшим в первом ряду пассажирам. Послышался истошный крик. Эрик снова поднял бутылку, которая, к его удивлению, оказалась целой.

Эрик нагнулся, чтобы осмотреть поверженного незнакомца. Тот дышал, хотя, похоже, был без сознания. Эрик перевернул его на живот и, сняв ремень, связал ему за спиной руки.

— Сожалею, — обратился он к испуганным пассажирам. — Вы можете пересесть на другие места, если хотите, но этот человек останется здесь.

Теперь Эрику никто не мешал. Наблюдение за незнакомцем он решил поручить Фатиме. В случае чего она забьет тревогу.

Ни слова не говоря, Эрик встал на ноги, подошел к двери и нажал кнопку звонка. Реакции не последовало. Эрик нажал еще раз. А потом еще и еще…

Все было бесполезно. С пакетом в руках, Эрик стоял в проходе перед запертой дверью. Карим не хотел впускать его. Он решил выполнить свою миссию до конца и убить их всех.

52

Вашингтон, округ Колумбия, США, 14:15

Почему он не звонит? Прошло больше получаса с тех пор, как Пентагон проинструктировал своего сотрудника на борту «боинга». Брюс Джонсон нервно шагал по комнате. Этот человек должен был успеть проникнуть в рубку. Риск того, что ни одна из стюардесс не согласится ему помогать, оценивался как ничтожно малый. Что же произошло? Брюс направился в кабинет шефа.

— Нужно проинформировать шведов, — сказал он.

— Мы ждем, — отозвался шеф. — Глупо опережать события, когда собираешься выступить вестником победы.

— Они должны располагать всей нашей информацией.

— Зачем? Они, как и мы, не могут повлиять на ситуацию на борту. А то, что они запустили конкурирующую операцию, которая могла бы поставить под угрозу успешность нашей, честно говоря, маловероятно.

Брюс считал иначе.

— Они же говорили, что хотят проинструктировать своего штурмана, чтобы он взял управление самолетом в свои руки.

— Но если бы они успели сделать нечто подобное, уже доложили бы нам, не так ли?

«С какой стати, — подумал Брюс, — если Вашингтон не считает нужным оповещать Стокгольм о своих намерениях?»

Он не знал, что и сказать.

Но шеф угадал его мысли:

— Ладно, я сдаюсь. Свяжитесь со шведами.

Брюс облегченно вздохнул. Что-то подсказывало ему, что на этот раз именно коммуникационные проблемы угрожают успешности операции.

Оставалось обсудить последний вопрос.

— Я хотел поговорить о Кариме Сасси, — начал Брюс.

— Бесспорно, это загадка, — отозвался шеф.

— Что им все-таки движет? — продолжал Брюс. — Ведь он даже не мусульманин. Я знаю, что у Карима в квартире обнаружили фотографию, на которой он снят вместе с Захарией Келифи. Но подтверждений тому, что они дружат или хотя бы вращаются в одних и тех же кругах, так и не нашлось. И потом, «коттедж Теннисона». Как террористам пришло в голову упомянуть о нем в своем письме?

Шеф сделал знак, чтобы Брюс приблизился и закрыл за собой дверь.

— Здесь что-то не так, — почти шепотом заметил он. — Между «коттеджем», Захарией и Каримом должна существовать какая-то связь.

Брюс кивнул:

— Но почему нам о ней до сих пор не рассказали? — Брюс имел в виду сотрудников ЦРУ и Пентагона. — Ведь на кону жизни сотен человек.

— Полагаю, они надеялись обойтись без этого. С этим «коттеджем» все настолько серьезно, что они предпочитают играть жизнями сотен пассажиров, вместо того чтобы открыть нам правду.

— Но у людей возникнут вопросы. — Брюс шагнул навстречу шефу. — А газетчики уже показали, что им начхать на секретность. Будет расследование независимо от того, спасем мы самолет или нет. И тогда тайное станет явным, это неизбежно.

Босс потер подбородок:

— Разумеется, ЦРУ все понимает. Но я действительно не вижу в этом проблемы. После смерти бен Ладена «коттедж Теннисона» закрыли, его больше не существует. А то, что у США есть так называемые секретные тюрьмы, ни для кого не новость.

— Очевидно, существует нечто, что придает этому вопросу особую болезненность, — заметил Брюс.

— Или того хуже, — отозвался босс.

— Что вы имеете в виду?

— Из того, что никто до сих пор ни словом, ни жестом не намекнул на связь «коттеджа Теннисона» и Захарии Келифи, напрашивается один-единственный логичный вывод: об этом не знает никто, — пояснил шеф.

Брюс посмотрел на него с недоверием:

— Вы уверены?

— Не совсем, — вздохнул шеф. — Но это лучшее объяснение упорному молчанию ЦРУ. И как следствие, они понятия не имеют о том, кто их противник.

Брюс согласился с боссом. Бывает, когда правду скрывают, но много хуже, когда она не известна никому.

53

Стокгольм, 20:15

Быть министром нелегко. Но никому из предшественников Мухаммеда Хаддада не приходилось сталкиваться с такими трудностями. По крайней мере, он был в этом уверен.

Правительство собралось на экстренное совещание через час после прихода сообщения от Фредрики Бергман. Состав получился неполный, потому что успели не все. Тем не менее премьер настаивал на проведении встречи.

Речь шла о пересмотре решения относительно Захарии Келифи.

— Мы должны еще раз хорошенько все обсудить, — начал премьер. — Я вижу по крайней мере несколько моментов, сильно осложняющих ситуацию. Нужно не только устранять насущные проблемы, но и смотреть в будущее.

Слово взяла министр иностранных дел.

— Совершенно с вами согласна, — сказала она. — И я прошу вас подумать, как все это будет выглядеть со стороны. Дело Келифи с самого начала считалось у нас приоритетным. Никто из нас не удивился, когда им заинтересовалась пресса. Общественность взяла Келифи под защиту, наши действия оспаривали — все это выглядело естественно. Однако не думаю, что кто-нибудь из нас мог предположить, во что выльется это в дальнейшем. Я имею в виду захват самолета.

— И в чем вы видите возможные международные осложнения? — не понял премьер.

Он недолюбливал эту женщину, не всегда мог следовать ее мыслям и часто усматривал в ее рассуждениях ошибки. Как и в данном случае, похоже.

— К этому я перейду, если только мне дадут высказаться, — раздраженно отозвалась она. — Какой вывод могут сделать наблюдатели со стороны, если мы примем новое решение по делу Захарии Келифи и сделаем это именно сейчас? — Она оглядела коллег. — Возможны два варианта, и оба не в нашу пользу. Либо это чрезвычайная ситуация заставила нас внимательнее присмотреться к Келифи, либо, идя на уступки террористам, мы поступились справедливостью.

— Но мы получили новую информацию, — возмутился Мухаммед. — Нам скрывать нечего. Изменились обстоятельства, и в соответствии с демократическими принципами мы вынуждены пересмотреть решение.

Но министра иностранных дел это объяснение не устроило. Она беспокойно теребила шарф, обмотанный вокруг шеи, и играла висевшей в ухе длинной серьгой. Мухаммед удивлялся мужчинам — а таковых было немало, — которые считали ее привлекательной женщиной.