Факел в ночи - Саба Тахир

Но здесь негде было прятаться, кроме как за конторкой Гултара. Я нырнул под нее, свернувшись в клубок, и приготовил ножи. Сердце бешено колотилось.

Я надеялся, что это раб-книжник принес еду. Или пятикурсник доставил приказ. Тот, кого я могу заставить молчать. Дверь открылась, и я услышал легкие шаги по каменному полу. Со лба ручьем струился пот.

– Элиас. – Я оцепенел, услышав тонкий голос Надзирателя. Нет, черт возьми. Нет. – Выходи. Я ждал тебя.

31: Элен

Моя семья или Элиас. Моя семья или Элиас.

Авитас шел за мной следом от самой скалы Кардиум. Я отказывалась верить в угрозы Маркуса, чувствуя, как от одной лишь мысли цепенеет тело. Я не замечала, что Харпер идет за мной, пока не прошла половину пути, ведущего к северным воротам Антиума.

– Оставь меня, – отмахнулась я от него. – Ты мне не понадобишься.

– Мне поставлена задача…

Я развернулась к нему и приставила нож к его горлу. Он медленно поднял руки вверх, но без малейшего опасения, явно не веря, что я собираюсь его убить. И это разозлило меня еще больше.

– Плевать. Мне надо побыть одной. Так что держись от меня подальше, или останешься без головы.

– Со всем уважением, Сорокопут, прошу, скажите, куда вы идете и когда вернетесь. Если что-нибудь случится…

– То твоя хозяйка будет довольна, – отозвалась я, отходя от него. – Оставь меня, Харпер. Это приказ.

Спустя несколько минут я покинула Антиум, отметив, что на северных воротах не хватает охранников. Тут же поймала себя на мысли, что думаю об этом, отчаянно пытаясь отвлечься от слов Маркуса. Надо будет поговорить с капитаном городской охраны.

Когда я осмотрелась, то осознала, куда направляюсь. Ноги сами несли меня. Антиум построен в тени горы Виденс, той самой, где скрываются Пророки в своем логове. К их пещере вела хорошо проторенная тропа – каждый день до рассвета паломники карабкались по ней в Невенны, чтобы отдать дань уважение красноглазым провидцам. Раньше я думала, что понимаю их. Считала, что недоверчивое отношение Элиаса к Пророкам попахивает цинизмом. Даже богохульством.

«Лгуны, – говорил он. – Пещерные шарлатаны». Возможно, все это время он был прав.

Подстегиваемая гневом и странным чувством, определить которое мне было недосуг, я обогнала нескольких паломников. Это чувство родилось, когда я поклялась в верности Маркусу.

Элен, ты такая дура. Только сейчас я осознала – в глубине души я надеялась, что Элиас сбежит, и не важно, что потом случится с Империей. Такая слабость. Я ненавижу себя такой.

Сейчас у меня не осталось надежды. Моя семья – это моя кровь, мой род, мой клан. Но в то же время не с ними я проводила одиннадцать месяцев в году. Не с ними я убила свою первую жертву. Не с ними ходила по коридорам Блэклифа, населенным призраками и смертью.

Тропа поднималась вверх на две тысячи футов, затем выравнивалась, выходя в покрытое галькой углубление. В дальнем его конце, у неприметной пещеры толпились паломники. Многие подошли к пещере совсем близко, но некая неведомая сила остановила их в нескольких ярдах от входа.

«Только попробуйте остановить меня, – мысленно крикнула я Пророкам. – Увидите, что случится».

Мой гнев увлекал меня вперед, и, минуя горстку паломников, я прошла прямо ко входу. Пророчица ждала меня в темноте, сложив руки.

– Кровавый Сорокопут. – Из-под капюшона сияли красные глаза. Я напрягла слух, чтобы услышать ее. – Входи.

Я последовала за ней в коридор, освещенный синими огнями ламп. Их свечение окрашивало свисавшие над головой сверкающие сталактиты в ярко-синий цвет.

Из длинного коридора мы вошли в высокую пещеру идеальной квадратной формы. В самом центре находился огромный бассейн с неподвижной водой. Его освещали лучи, льющиеся сквозь трещину прямо над ним. У бассейна стояла одинокая фигура, вглядываясь в его глубины. Моя провожатая приостановилась.

– Он ждет тебя. – Она кивнула на силуэт. Каин.

– Умерь свой гнев, Кровавый Сорокопут. Мы чувствуем твою ярость в своей крови так же, как ты чувствуешь порез клинка на коже.

Я устремилась прямо к Каину, сжимая в руке меч. Я обрушу на тебя свой гнев. Я раздавлю тебя. Остановившись перед ним, я приготовилась осыпать его гнусными проклятьями, но наткнулась на его спокойный взгляд и вздрогнула. Силы оставили меня.

– Скажи мне, что с ним будет все хорошо. – Я знала, что мои слова звучат по-детски, но не могла остановить себя. – Как раньше. Скажи мне, что, если я сдержу свою клятву верности, он не умрет.

– Я не могу этого сделать, Кровавый Сорокопут.

– Ты говорил мне: если я буду верна своему сердцу, то и Империя будет надежно защищена. Ты сказал, что нужно иметь веру. Как мне, по-твоему, иметь веру, если он умрет? Я должна убить его, или пострадает моя семья. Я должна выбирать. Ты… можешь понять…

– Кровавый Сорокопут, – прервал Каин. – Как создают воина-маску?

Вопрос на вопрос. Отец так же поступал, когда мы спорили на философские темы. Это всегда раздражало меня.

– Маски – это результат тренировок и дисциплины.

– Нет, как создают маску? – Каин кружил возле меня, пряча руки в своем одеянии и наблюдая за мной из-под тяжелого черного капюшона.

– Благодаря добросовестному обучению в Блэклифе.

Каин покачал головой и шагнул ко мне. Скала подо мной завибрировала.

– Нет, Сорокопут. Как создают маску?

Во мне начал закипать гнев, но я подавила его, словно усмирила норовистую лошадь.

– Я не понимаю, чего ты хочешь, – ответила я. – Мы сотворены из боли. Страданий. Мучений. Крови и слез.

Каин вздохнул:

– Это хитрый вопрос, Аквилла. Маски не просто созданы, они воссозданы заново. Сначала маску уничтожили. Содрали кожу и мясо, обнажив испуганного ребенка, что живет в самой ее сердцевине. И не важно, какой сильной она себя считает. Блэклиф унизил и растоптал ее. Но если она выстоит, то возродится снова. Поднимется из мрака отчаяния, чтобы стать такой же устрашающей, как и то, что уничтожило ее. Чтобы она познала тьму и могла использовать ее, как и свой меч, во благо Империи. – Каин поднес руку к моему лицу, будто отец, ласкающий новорожденного сына, оставив на коже холодное прикосновение тонких пальцев. – Ты маска, да, – прошептал он. – Но работа над тобой еще не закончена. Ты мое творение, Элен Аквилла, но я только начал. Если ты выживешь, то станешь силой, с которой будут считаться в этом мире. Но сначала ты будешь уничтожена. Будешь сломлена.

– Значит, мне придется убить его? – Что еще он мог иметь в виду? Элиас – самый верный способ сломать меня. Так было всегда. – Испытания, клятва, которую я дала тебе. Это все было зря.

– В этой жизни есть вещи важнее любви, Элен Аквилла. Это долг. Империя. Семья. Клан. Люди, которых ты ведешь за собой. Обещания, которые ты дала. Твой отец знает это. И ты узнаешь прежде, чем придет конец.

Он приподнял мой подбородок. В бездонных глазах таилась печаль.

– Большинство людей, – промолвил Каин, – могут быть лишь проблеском в великой тьме времени. Но ты, Элен Аквилла, не искра, что быстро гаснет. Ты станешь факелом в ночи, если осмелишься гореть.

– Просто скажи мне…

– Ты ищешь заверений, – вздохнул Пророк. – Я не могу их тебе дать. Нарушишь ли ты клятву или сдержишь ее, все будет иметь свою цену. Только тебе решать, что выбрать.

– Что произойдет? – Я не знаю, почему спросила. Все равно это бесполезно. – Ты видишь будущее, Каин. Скажи мне. Лучше, если я буду знать.

– Думаешь, если знать, то будет легче, Кровавый Сорокопут, – сказал он. – Но от этого станет только хуже.

В нем проступила тысячелетняя печаль, такая всепоглощающая, что мне пришлось отвести взгляд. Шепот Каина стал еле слышен, и сам он постепенно таял в воздухе.

– Знание – это проклятье.

Я смотрела на него, пока он не исчез. В моем сердце словно разверзлась огромная пропасть, в которой поселился цепенящий ужас и отпечатались слова Каина: «Сначала ты будешь уничтожена».

Казнь Элиаса уничтожит меня. Я чувствовала правду нутром. Казнь Элиаса и есть то, что меня сломит.

32: Лайя

Афия не дала мне времени попрощаться, погоревать. Я сняла повязку с глаза Иззи, накинула плащ на ее лицо и побежала. По крайней мере, при мне остались сумка и меч Дарина. У всех остальных сохранились лишь одежда и товары, что лежали в седельных сумках лошадей.

Самих лошадей мы давно уже отпустили, позаботившись, чтобы на них не осталось никаких опознавательных знаков. Как только добрались до реки Таиус, так и отправили их на запад в галоп. Вместо прощания Афия только и посетовала на их высокую цену.

А скоро не станет и лодки, которую она украла на пирсе у рыбака. Через провисшую дверь затхлого сарая, в котором мы нашли убежище, я смотрела, как Кинан, стоя на берегу, топил лодку.

Гремел гром. Сквозь дыры в крыше сарая сыпал мокрый снег и садился мне на нос. До рассвета оставалось еще несколько часов. Я посмотрела на Афию, которая, подсвечивая себе лампой, рисовала на земляном полу карту и тихо разговаривала с Ваной.