Актеры нашего кино. Сухоруков, Хабенский и другие - Эльга Лындина

Впрочем, еще одно чувство иногда осторожно напоминает о себе: обреченность, мысль о том, что скорый конец неотступен. Во всем же остальном он абсолютно нивелирован как личность. Чего, вероятно, и добивался Балабанов.

Ставить решительные точки, совершать довольно резкие повороты в реальной жизни – это в характере Виктора Сухорукова. Коротко вернусь в те годы, когда он оказался в прямом смысле на обочине, – безработный, нищий, почти бомж. И нашел в себе силы покончить с этим, преодолеть, встать на ноги. Виктор Иванович говорит об этом со спокойным достоинством человека, навсегда порвавшего с подобным образом жизни, если это вообще можно назвать жизнью:

– Чтобы я бросил пить, нужно было критическое стечение обстоятельств. Когда в один пучок собирается масса негативного – одиночество, долги, утрата близкого человека, сразу все, – то такой список негатива либо топит тебя, либо выбрасывает наружу. В небо. Меня, возможно, ангел-хранитель спасал… Теперь, если накрывает чем-то темным, у меня уже есть опыт преодоления и мне легче выйти к свету. Я знаю, где лесенка стоит, чтобы выкарабкаться.

Сухоруков выкарабкался. Кино стало отчасти лесенкой, о которой он говорит. Его взлетной площадкой, его возвращением и восхождением. При этом театр по-прежнему оставался равнодушен к актеру. Словно существовало какое-то заклятье.

После Театра комедии он прослужил два сезона в Петербургском театре на Литейном, где не сыграл ни одной роли, кроме спектакля «Приезжайте к нам этак лет через десять» в постановке Юрия Мамина. Репетировал Аблеухова в инсценировке «Петербурга» Андрея Белого. Репетировал несколько ролей в «Короле Лире». Репетировал одну из ролей в спектакле по пьесе Гольдони «Ловкая служанка»… Но только репетировал. Фортуна упорно отворачивалась от усилий вернувшегося блудного сына. Он решился возвратиться в труппу Театра комедии. Наконец, были и другие петербургские сцены. Все тщетно.

Наверное, потому Ленинград-Санкт-Петербург не стал для Сухорукова ЕГО городом. Он вернулся домой. В Москву.

Актер вспоминает:

– 9 июня 2001 года я ушел из Театра комедии. Ушел в никуда, отправившись на родину, к себе в Орехово-Зуево, там предался созерцанию и размышлениям: как жить дальше?

И вдруг телефонный звонок: «Виктор! Это Олег Меньшиков. Я слышал, ты ушел из театра? Ну что же, давай работать!». У меня задрожали губы – мы ведь раньше были совершенно не знакомы. Я только и смог сказать: «Ох, Олег, ты даже не представляешь, как ты вовремя позвонил!» А положив трубку, от счастья криком закричал – все соседи сбежались, перепугавшись!

Через два дня я поехал к Меньшикову в Москву на переговоры, завершив которые мы вместе сфотографировались. Думаю, эта фотография пригодится когда-нибудь человечеству.

Потом полгода репетиций (Сухоруков говорит о работе над спектаклем «Игроки» по Гоголю в режиссуре Меньшикова) от падающих яблок до белых мух пронеслись, как миг. В результате в новом спектакле «Игроки» у меня по задумке Олега сразу две роли – Замухрышкина и Гдова-старшего. Не потому, что не хватало актеров или не было средств пригласить еще кого-то: в таком решении есть момент аферы, апогей игры, тонкость обыгрывания.

Первой и главной задачей для меня было поменяться до неузнаваемости. Так Олег захотел – и, говорят, получилось…

Верно, получилось. Для Меньшикова сила Гоголя не в патетике. Оттого в спектакле он более отрицает, чем утверждает. И человека познает в качестве судьи.

Меньшиков поставил «Игроков», помня о том, что Гоголь даже в самые драматические свои произведения всегда как бы бросает семена смешного. Хотя в результате нередко из этих семян прорастают всходы не только смешного, но и страшного. Нечто подобное происходит в спектакле Меньшикова.

Сухоруков, играя Замухрышкина и Гдова-старшего, двух аферистов, двух подставных лиц, обслуживающих компанию профессиональных шулеров, заставляет в финале тосковать. Персонажи уродливого маскарада, его и другие персонажи Гоголя, вынуждены существовать в кругу ряженых, уже никогда не выходя за его пределы. Уже никогда они не сбросят своих масок – только так они способны выжить: под масками навечно похоронены их лица. Однако Сухоруков все же на какие-то мгновения эти маски не то чтобы снимает, но как бы сдвигает, позволяя представить, какими бы могли стать его герои. Гдова-старшего он играет вообще меняя регистры. То есть он играет в Гдова, но вдруг в этой из корысти принятой на себя подлой роли прорывается острая тоска этого, в сущности, несчастного человека, тоскующего о семье, детях. Возможно, когда у него была и семья, и дети. А возможно, и не было… Но есть в нем живое страдание, только его надо скрывать, прятать. Иначе он лишится куска хлеба. Осознав возможность прокола, Гдов начинает как-то судорожно изображать богатенького глуповатого помещика, лоха, обобрать которого ловким шулерам ничего не стоит! Актер соединяет два противоположных момента, открывая странный и вместе с тем естественный синтез добра и зла в художественной кунсткамере Гоголя.

С годами Сухорукова все больше тянет, манит такой органичный сплав, органичное сочетание вроде бы не сочетаемого. Для него это заложено в самой природе человека. Отсюда взрывы героев актера, потаенная душевная борьба, порой нелепая и для самого человека. Но противостоять ей он не в силах.

Все это Сухоруков с огромной, откровенной болью расскажет в роли злосчастного российского императора, «бедного, бедного Павла», как, в согласии с легендой, назвал Павла его великий прадед Петр I.

До этой работы Сухоруков много, неостановимо снимался. Предложения шли косяком, особенно после триумфа картин «Брат» и «Брат-2». При всем том Виктор Иванович оставался избирательным, далеко не всегда соглашаясь сниматься. Но и простоев себе не позволял.

Среди ролей тех лет, пожалуй, выделяется его Амбал в фильме Егора Кончаловского «Антикиллер». Этой работой Сухоруков как бы исчерпал одну из тем, которая довольно долго и заметно присутствовала в его ролях, доведя все до крайности, до последней точки. «Мой Амбал – нелюдь…» – актер точно определяет суть своего персонажа. И далее: «Меня заинтересовала роль некоего отрицательного персонажа-символа, воплощающего концентрированное зло. Тем более, что для меня самого эта картина очень символична и важна. На роли Амбала я решил закончить свою «криминальную» жизнь в кино».

Справедливости ради надо заметить, что окончательно не завершил: была еще и уже упоминавшаяся роль в «Жмурках». Наверное, она-то и подвела черту.

Картина «Бедный, бедный Павел» была давно задумана известным петербургским режиссером Виталием Мельниковым, им же был написан сценарий. Мельников готовил заглавную роль для выдающегося российского артиста Олега Борисова. Борисов умер в 1994 году, незадолго до этого он сыграл Павла I в одноименной пьесе Мережковского на сцене Театра Российской армии, кстати, сценарий Мельникова во многом опирался на эту пьесу.