Затмение - Линн Пембертон

Люна не смогла бы играть эту роль, да и не хотела.

– Мне нужно прожить свою жизнь, отец, как сделал это ты. – И не в силах больше скрывать обуревавшее ее волнение, пояснила: – Мне предложили работу в лондонском отделении банка, и я ответила согласием. Меня повысили в должности и значительно увеличили жалованье. Я приступаю к работе в июне.

Ройоль переспросил, не веря своим ушам.

– Что ты сказала, Люна? – в голосе его слышалось изумление.

– Я еду работать в Лондон. Правда здорово?

На лице отца отразилось глубокое замешательство. Люне на миг даже показалось, что она заметила тень испуга.

– Когда тебе предложили это место?

– Только сегодня утром. Когда Клейтон Спенсер заговорил об этой работе, я была потрясена. Он дал мне сорок восемь часов на раздумья.

Люна не сказала отцу, что едет вместо заболевшего СПИДом молодого человека. – Мне же хватило и сорока восьми секунд, чтобы согласиться. Я всегда хотела повидать Лондон. Разве не замечательно, что меня так быстро заметили и повысили в должности – ведь я проработала у них только десять месяцев! Как только устроюсь на новом месте, папочка, жду тебя в гости – на сколько сможешь выбраться.

Ройоль мысленно вернулся в тот единственный день, который он провел в Лондоне, и страшно побледнел.

– Замечательные новости, Люна. Я действительно рад за тебя, – сделав над собой усилие, сказал он.

«Не очень-то радостный у тебя голос», – подумала Люна.

– Но ты уверена, дочка, что сейчас подходящее время для перемен? Ты сама говоришь, что осела в Нью-Йорке, у тебя появились друзья, тебе нравится твоя квартира. Не спешишь ли ты, Люна? В Лондоне ты никого не знаешь. Это чужой город в чужой стране, и тебе в нем может быть очень неуютно. Почему бы не подождать хотя бы год?

– Через год такая возможность может не представиться. Если я откажусь, то в будущем меня могут обойти при очередном повышении. Контракт – только на год, я могу сдать на это время квартиру. Мне кажется, что сейчас самое время внести некоторые перемены в мою жизнь. У меня нет семьи, я свободна. И просто в восторге от предложения! Жалованье мое составит семьдесят пять тысяч долларов в год плюс премиальные. Замечательно!

Она легонько подтолкнула отца локтем в бок, ее красивое лицо раскраснелось от волнения.

– Папочка, ну улыбнись. У тебя такое выражение лица, словно я еду в Камбоджу работать на красных кхмеров.

Отец молчал, и Люна решила, что его сдержанное отношение к переменам в жизни дочери связано с ее отказом работать у него в банке.

– Ты недоволен, что я не смогу теперь работать в твоем банке? У нас еще все впереди, папочка. Сначала мне хочется достичь чего-то самой. Мне не по душе семейственность или, как это называет Бред, непотизм. На Уолл-стрит полно разных сынков… и дочек, которым не под силу даже сложение и вычитание, а не то что руководство банком.

Люна взяла руку отца, прижала к груди и, слегка наклонив голову, спросила:

– Ты понимаешь меня?

– Конечно, Люна, и очень горжусь тобой.

Ройоль попытался выдавить из себя улыбку, но та получилась вымученной.

– Ты ведь меня знаешь, я всегда чересчур беспокоился о тебе. Когда в три года ты упала и порезала ногу, я совершенно потерял голову, требовал, чтобы тебя немедленно везли в больницу. Был убежден, что нужна срочная операция. Безумный отец, что и говорить, который обожает дочь и хочет для нее всего самого лучшего.

Люну захлестнула любовь к отцу.

– Дочь тоже обожает отца – да и себе вреда не желает. Верь мне, папа, – все будет хорошо.

Ройоль кивнул, как бы соглашаясь, но сомнения у него оставались. Его не столько разочаровал отказ дочери работать у него, сколько грызло беспокойство: не случится ли с ней чего в Лондоне, не встретит ли она случайно тех людей, которых ей ни при каких обстоятельствах нельзя встречать.

Ройоль успокаивал себя: Лондон – большой город, и шансов познакомиться с семьей Фрейзер-Уэст у Люны практически нет.

Поднимая бокал, он пытался, как мог, поднять себе настроение.

– За Люну Фергюссон, отправляющуюся на завоевание Лондона! Англичане еще не знают, что их ждет.

Но когда он произносил эти слова, ему вспомнилась любимая присказка его отца.

Запомни: то, чего боишься, обязательно случится.

И это прибавило ему беспокойства.

5

Июнь 1994 года

– Жилье полностью меблировано, туда можно хоть сейчас въезжать, – сообщил Чарльз Хэммонд, глотая гласные.

Люну смешило, что англичане называют квартиру жильем, лифт – подъемником, а тротуар – пешеходной дорожкой. Примеры можно было приводить до бесконечности. Клейтон Спенсер прав: здесь не говорят по-американски.

Спутанные белокурые волосы постоянно падали на глаза молодому человеку, агенту по недвижимости, который все утро с любопытством поглядывал на Люну.

Агент нажал кнопку звонка. За дверью не было слышно ни звука.

– Владелец сказал, что будет ждать нас дома.

Голос молодого человека звучал теперь менее уверенно.

Они немного подождали, а потом агент снова позвонил – на этот раз более настойчиво.

– Вы давно в Лондоне, мисс Фергюссон? – спросил любезно молодой человек, чтобы скоротать время.

– Десять дней.

– Ну и как вы нас находите?

Агент был искренне заинтересован. Он родился и вырос в Лондоне и считал его самым культурным городом в мире.

– Переживаю культурный шок. Скучаю по Нью-Йорку, – ответила Люна, и в этот момент из интеркома послышалось:

– Кто там?

– Чарльз Хэммонд из «Уинкуорда». Мы договорились о встрече в двенадцать тридцать по поводу осмотра жилья. Простите, мы немного опоздали.

– Я думал, вы уже не придете. Принимал душ. Подождите немного, я сейчас.

Чарльз Хэммонд облизнул губы.

– Квартиры в Бельведере очень ценятся, а из этой исключительно красивый вид на реку. Ее можно снять на шесть месяцев или на год.

– Надеюсь, она лучше предыдущей, – заметила Люна, вспомнив жалкую квартирку, где они только что побывали. В бюллетене же она фигурировала как «роскошное жилье в престижном районе Челси».

Довольно быстро дверь открылась. На пороге стоял мужчина.

Люна никогда не забудет, как выглядел Райен Скотт Тайлер в их первую встречу.

На нем был короткий белый банный халат, на нагрудном кармане – название отеля, которое Люна не сумела разобрать. Халат едва доходил до колен, открывая загорелые мускулистые ноги с густой порослью темных волос.

Но что мгновенно приковало ее взгляд, так это глаза мужчины – в их гипнотическом выражении было нечто греховное.

Люну обдало жаром. Смущенная своей неожиданной реакцией, она постаралась сосредоточиться на том, что говорил Чарльз Хэммонд.