Саламандра - Полевка

возражений пустил юркий язык Лекса внутрь своего рта, позволив исследовать недоступную ранее территорию… Это было так необычно, что теперь Лекс прихватил мужа за крепкую шею и держал, чтобы он не смог увернуться.

— Хм… хм… дети… дети… — Кирель попытался притормозить разворачивающую битву, но его почти проигнорировали.

— Лекс… — Сканд с трудом разорвал поцелуй и смущенно повел глазами, — я тут решил… если ты старший, как и я, то надо сделать наш брак действительно равным, как мы пообещали, когда давали супружескую клятву…

— О… Сканд… — Лекс мягко рассмеялся и взял лицо мужа в ладони, смущенный амбал — это было что-то новенькое, — я надеялся и ждал, когда ты, наконец, решишься, но только не сегодня, и даже, скорее всего, не завтра. Нам бы с колдунами разобраться, чтобы они не мелькали злобными тенями перед носом. Но спасибо за предложение, мы обязательно уравняем наш брак взаимным удовольствием. Это действительно удовольствие, когда отпускаешь себя и позволяешь вести другому. Я постараюсь, чтобы тебе понравилось, так же, как и мне это нравится. Поверь, это совершенно другое и непередаваемое удовольствие… но вначале прогоним колдунов, чтобы можно было расслабиться и не думать о плохом.

— Золотые слова! — Кирель хлопнул в ладоши, привлекая к себе внимания, — так, давайте по порядку. Вначале расскажите, что там с монетами, а то я заинтригован.

Сканд сразу подхватил рыжика на руки и уселся в ближайшее к кровати кресло, водрузив себе на колени крайне возбужденного мужа. Лексу пришлось прикусить себя за щеку, чтобы включить мозги. Кирель достал из недр праздничных складок одежды мешочек с двумя монетами и протянул их Лексу. Рыжик отбился от загребущих рук генерала, встал на ноги и, как самый заправский фокусник, вытряхнул монеты на руку.

Золотой был размером не больше привычной юбилейной монеты, а вот медный грош был крупнее и неказистее, но сути фокуса это не меняло. Для начала Лекс заставил золотой «исчезнуть», а потом вытащил его из-за уха Сканда. В ответ тот уставился на него со щенячьим обожанием. Лекс только хмыкнул. Сколько раз такой простейший фокус позволял начать заигрывание в баре со случайной нимфой. Кто бы ему сказал, что от такого простого фокуса будет зависеть что-то важнее случайного перепиха в гостинице?

Кирель с недоумением смотрел, как монета исчезает и появляется. Потом Лекс изобразил, как одна монета исчезает, а другая появляется. Первосвященник вначале растерянно хлопал глазами, потом встал с кровати и, подойдя вплотную к Лексу, разжал его кулаки и внимательно рассмотрел монеты, чтобы убедиться, что они настоящие, а потом Лекс перед его носом спрятал монету и вновь ее нашел. И следом показал, как перекидывать монету в пальцах и при этом отвлекать внимание на другую руку. Кирель, как ребенок, пришел в восторг от простоты фокуса и изящества исполнения. Он даже взял золотой и попытался повторить фокус, но ничего не получилось. Монета падала раз за разом, и Кирель начал недовольно хмуриться.

— Все дело в ловкости пальцев, — Лекс очередной раз поднял с пола монету, — надо тренироваться. Начнем с «дорожки», а потом перейдем на более сложное движение, — и показал, как монета перекатывается с пальца на палец по верхним фалангам. Все дело в практике. Я учился в пути, это помогало скоротать время и, кроме того, мне нравилось уметь и знать что-то больше, чем остальные. Это давало ощущение превосходства.

— Ну, ладно… — Кирель спрятал монету в одежде и настороженно посмотрел на Лекса, — про монеты я понял. А теперь поясни про Элли, летающих озян, и что это вообще значит?

— В прошлом мире была такая поучительная история для детей, — Лекс подошел к Сканду и сел рядом с ним, — там девочку Элли очень сильный ветер перенес в неизвестную страну, и чтобы вернуться домой, ей надо было найти волшебника Гудвина. — Лекс вздохнул, — я ее не запомнил толком. В то время мне не нравилось читать, я предпочитал бегать на улице и все взрывать и поджигать. Поэтому я не помню ту историю вот так, чтобы всю, от начала до конца, так… в общем, и без особых подробностей… — Лекс опять тяжело вздохнул и задумался. — Там Элли шла по дороге из желтых кирпичей в Изумрудный город, в нем жил этот самый волшебник… У Элли был спутник — маленький додо по имени Тотошка, и еще по дороге они встретили человека из железа и еще одного, из тряпок и сухой травы, и трусливого ящера. Они тоже хотели попасть к волшебнику, потому что он мог дать им то, о чем они мечтали. Железный человек мечтал иметь сердце, чтобы стать добрым, человек из тряпок хотел быть умным и получить мозги, а трусливый ящер — стать храбрым.

— Какая глупость… — Кирель недовольно поморщился и передернул плечами, — как это понимать? Как может быть человек из железа? А из тряпок? Разве тряпки могут быть живыми сами по себе? А ящеры не бывают трусливыми, они отважны с рождения!

— Кирель, не надо все воспринимать буквально, — заступился за сказку Лекс, — это же волшебная история для детей! И поэтому игрушки могут стать живыми и начать ходить и разговаривать. У этой компании были общие приключения, и тогда выяснилось, что железный человек добрый и без сердца, а человек из тряпок давал очень мудрые советы, и ящер на самом деле был отважен, просто им всем не хватало уверенности в себе.

Лекс замолчал, вспоминая сказку. Волшебник был на самом деле обманщиком и заставлял всех носить очки с изумрудными стеклами, а город был самый обычный. И он сам улетел на воздушном шаре, а Элли вернулась домой, щелкнув каблуками туфелек, в которых ходила с самого начала истории.

— …там весь смысл истории сводился к тому, что надо верить в собственные силы, а не в то, что о тебе говорят другие, и человека надо оценивать по поступкам, а не по словам. А еще, что самые важные ответы на вопросы порой лежат на самом виду, а ты просто не знаешь, как их использовать правильно.

— Ну, как скажешь, — поморщился Первосвященник, — если ты говоришь, что в этом есть смысл, то пусть так и будет. Но причем тут озяны?

— Обезьяны, — поправил Лекс, — ну, это такие главные злодеи в этой истории. Это такие летающие ящеры, только говорящие. Хотя, они на самом деле не злые, а просто служили злому богу, и поэтому делали всякие гадости, которые их заставлял делать их бог.

— То есть, получается, что сами чернорясные монахи совсем не злодеи, они просто делают то, что им говорит их бог? —