Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой

Позавтракавъ, сидя кругомъ котла съ кашей, каждый съ своей ложкой, люди помолились на востокъ, и разсѣлись, разлеглись по угламь на кафтанахъ, кто работая иглой, чиня портища, кто шиломъ за башмаками, кто повал[ясь] на брюхѣ на скрещенныя руки, кто сдвинувшись кучкой, разговаривая и поглядывая на берега, на деревню, мимо которой шли и гдѣ, видно, народъ шелъ къ обѣдни, кто въ отбивку отъ другихъ сидя и думая, какъ думается на водѣ. Алексѣй Щепотевъ200 легъ на своемъ мѣстечкѣ у самаго носа на брюхо и глядѣлъ, то внизъ на смоленый носъ, какъ онъ перъ по водѣ и какъ вода, струясь, разбѣгалась подъ нимъ, то впередъ, на лодку и правило передняго струга, какъ они шаговъ за 100 впереди струили воду.201 Кругомъ его шумѣлъ народъ, смѣялись, храпѣли, ругались, весело покрикивали гребцы, еще свѣжіе на работѣ и еще только разогрѣвшіе[ся] и развеселившіеся отъ работы. На берегу, близко, слышенъ былъ звонъ, и солдаты перекрикивались съ народомъ изъ села. Онъ не смотрѣлъ, не слушалъ и не думалъ, и не вспоминалъ, а молился Богу. И не объ чемъ нибудь, онъ молился Богу. Онъ и не зналъ, что онъ молится Богу, а онъ удивлялся202 на себя. Ему жутко было. Кто онъ такой? Зачѣмъ онъ, куда онъ плыветъ? Куда равномерное поталкива[ніе] веселъ съ этимъ звукомъ, куда несетъ его? И зачѣмъ и кто куда плывутъ? И что бы ему сдѣлать съ собой. Куда бы дѣвать эту силу, какую онъ чуетъ въ себѣ? Съ нимъ бывала эта тоска прежде и проходила только отъ водки. Онъ перевернулся.

— Мельниковъ! — крикнулъ онъ, — чтожъ помолить имянинника-то, — сказалъ онъ солдату Николаю Мельникову. <Мельниковъ какъ разъ несъ вино въ чашкѣ.>

— Вотъ дай пристанемъ, — отвѣчалъ Мельниковъ.

Алексѣй всталъ и сѣлъ на корточки, оглядываясь. Два нѣмца офицера сидѣли у входа въ каюту на лавкѣ203 и пили пиво, разговаривая и смѣясь. Кучка сидѣла около разскащика-солдата.

Алексѣй подошелъ къ нимъ, послушалъ. Одинъ разсказывалъ, какъ два Татарскіе князя, отецъ съ сыномъ, поссорились за жену. Алексѣй опять легъ.

— Быть бѣдѣ со мной, — подумалъ онъ, — это бѣсъ меня мучаетъ. —

Вдругъ позади, далеко, послышалась пальба. Бумъ, бумъ, — прогудѣли двѣ пушки. Остановили и бумъ, прогудѣла еще пушка, и еще три съ разу. Всѣ поднялись и столпились къ кормѣ. Но видѣть ничего нельзя было. Недавно только загнули колѣно, и въ 1/2 верстѣ плесо упиралось въ ту самую деревню, какую прошли, и загибалось на лѣво. Солдаты судили, кто палитъ: одни говорили — Князь какой празднуетъ, другіе смѣялись — Турки. Нѣмцы тоже подошли, говорили по своему. У старшаго нѣмца была трубка, онъ смотрѣлъ въ нее. —

— Одѣвайтесь! — крикнулъ Ульянъ Иванычъ. — Это Величество Царь!

Солдаты побѣжали одѣваться. Офицеры тоже. Когда Щепотевъ въ чулкахъ, башмакахъ, въ суконномъ зеленомъ камзолѣ вышелъ на палубу, сзади, ужъ пройдя деревню, видно было судно съ 3 парусами. На переднемъ стругѣ тоже засуетились. Нѣмцы съ передняго подошли къ кормѣ, съ задняго къ носу, и переговаривались. Солдаты одѣвали, чистили, подметали стругъ. Отъ Генерала пришло приказанье одѣть солдатъ и приготовить ружья къ пальбѣ холостыми зарядами. На водѣ, впереди, показалась лодка; въ ней сидѣли гребцы и гребли вверхъ. Въ лодкѣ сидѣлъ маленькій Генералъ въ шляпѣ нѣмѣцкой и камзолѣ и съ нимъ еще два офицера. Ихъ приняли на стругъ, это былъ Головинъ Автономъ Михайлычъ. Онъ пріѣхалъ встрѣчать Царя. Когда увидали, что корабли шли парусомъ, попробовали выставить свой, но вѣтерокъ былъ съ боку, и парусъ заплескивался. Солдаты встали [?] въ строй въ три шеренги, Ротный кома[ндиръ] сталъ сбоку, Генералъ съ стряпчимъ впереди. Гребцы налегали на весла и искашивались, смотрѣли изъ за спинъ на приближавшійся корабль. За кораблемъ первымъ видѣнъ былъ 2-й и 3-й. Корабль первый догналъ на выстрѣлъ, и весь былъ виднешенекъ на широкомъ плесѣ съ своими 3-мя парусами, съ рубленой горенкой на палубѣ и съ пестрымъ народомъ. Корабль былъ крутобокій, черный, высокій. Съ боковъ подъ палубой высовывались пушки. Корабль догонялъ скоро, но на новомъ поворотѣ, видно было, стали заполаскиваться паруса. Видно сало: зашевелился народъ, стали убирать паруса, упалъ передній малый парусъ, потомъ большой свалился на бокъ, и его стащили. Видно, высунулись длинныя весла, и опять корабль сталъ нагонять струги. Все виднѣе и виднѣе становилось. <Народъ можно было различать. Одинъ Генералъ уже показалъ на народъ на палубѣ и сказалъ: вонъ Царь.> Уже стругъ сталъ забирать влѣво, чтобъ дать дорогу кораблю справа, но корабль все шелъ прямо за нимъ; уже видны были веревки на мачтахъ, видна была фигура на кораблѣ: половина человѣчья, съ руками надъ головой, какъ будто держитъ загибъ носа, и204 съ рыбьимъ хвостомъ, прилипшимъ къ205 смоленой206 спайкѣ, ужъ видно было, какъ вода разбѣгалась подъ истопомъ[?]. Уже слышно стало, кромѣ своихъ ударовъ веселъ, какъ тамъ, на томъ кораблѣ, налегали, ломили въ разъ по 16 веселъ. Шагахъ въ 50 подъ кораблемъ забурчала вода, и носъ круто поворотилъ на право, и сталъ <ясно> виденъ народъ на палубѣ. Много стояло народа.

— Тотъ Царь, этотъ Царь?

Только стали признавать Царя со струга, какъ вдругъ опять выпалили изъ пушекъ, такъ что оглушило на стругѣ, и закачалась подъ нимъ вода,207 и дымомъ застлало видъ. —

— Пали, — закричалъ Генералъ, и со струга стали вверхъ палить солдаты; отозвались на другомъ, переднемъ, и далеко впереди пошла стрѣльба. Когда дымъ разошелся, корабль сравнялся до половины струга. На носу, высоко надъ стругомъ, стояли три человѣка, два высокихъ, одинъ низкой. Одинъ изъ высокихъ, въ желтомъ польскомъ кафтанѣ, въ чулкахъ и башмакахъ, стоялъ ближе всѣхъ къ борту, поставивъ одну ногу на откосъ и, упершись на нее лѣвой рукой, снялъ, правой208 шляпу съ черноволосой головы, замахалъ ею и закричалъ:

— Здорово, ребята.

Это былъ Царь. Кто и никогда не видалъ его, какъ Щепотевъ, всѣ сейчасъ узнали его. Солдаты закричали.

— Здорово.

Царь <подпрыгнулъ вдругъ,> бросилъ шляпу, и она упала въ воду. Онъ засмѣялся и вскочилъ, повернулся и что то сталъ говорить своимъ.

Щепотевъ не видалъ ничего больше, онъ бросилъ ружье на палубу и, быстро перекрестившись, шарахнулся головой внизъ въ воду въ то мѣсто, гдѣ упала шляпа, когда онъ вынырнулъ,209 на кораблѣ и на стругѣ перестали грести. Онъ отряхнулъ волоса, оглянулся, увидалъ шляпу и, взявъ въ зубы за самый край поля, въ размашку поплылъ къ кораблю. У веревочной лѣстницы внизу ужъ стоялъ <Александръ>, молодой красавецъ, Деныцикъ Царскій, чтобъ принять шляпу. Щепотевъ ухватилъ рукой за лѣстницу, другой перехватилъ шляпу и, какъ будто не видя Александра, махалъ шляпой по направленію къ Царю, который, перегнувшись черезъ бортъ, смѣялся, глядя на мокраго толсторожаго солдата. Вдругъ лицо Царя передернулось; онъ сощурилъ одинъ глазъ и потянулся всей головой и шеей въ одну сторону210 и совсѣмъ другимъ голосомъ закричалъ на деньщика:

— Куда полѣзъ! Алексашка! Пусти его.

Алексашка подхватилъ подъ руку Щепотева и, давая ему дорогу,211 какъ кошка живо влѣзъ на верхъ.

— И то посмотрѣть водолазную собаку, — сказалъ онъ Царю.

Лицо Царя все еще было сердито, онъ еще дергалъ шеей, видно, раздосадованный тѣмъ, что его заставили ждать; но лицо красавца-Алексашки не изменилось, онъ какъ будто не видѣлъ, что Царь сердится. Когда Щепотевъ вылѣзъ, Царь осмотрѣлъ его. ІІІирокія плечи, толстыя кости, красная шея и умная, смѣлая рожа Щепотева видно понравились Царю. Онъ потрепалъ его по головѣ.

— Молодецъ, дать ему рубль и водки.

Щепотевъ почувствовалъ сильный запахъ вина отъ Царя, и вдругъ на него нашла смѣлость. Онъ фыркнулъ, какъ собака, и сказалъ:

— А какже я отъ своего струга отстану.

Царь опять посмотрѣлъ на него.

— Ты изъ какихъ?

— Изъ дворянъ, Государь, только дворовъ то у меня только свой одинъ былъ, и тотъ развалился.

Въ это время на корабль лѣзъ Генералъ Головинъ, и Царь пошелъ къ нему, обнялъ его, показалъ на однаго изъ своихъ: — «Иванъ тутъ!» Братья поцѣловались. Царь ушелъ въ рубку, и корабль тронулся мимо струга. —

Щепотеву дали водки. Щепотевъ покричалъ своимъ и сѣлъ на палубѣ, выжимая платье. У Царя шло гулянье. Черезъ часъ Щепотева позвали въ рубку. Всѣ были пьяны. Головинъ лежалъ подъ столомъ. На ногахъ были Царь и З[отовъ].

— Ну разсказывай, — сказалъ Царь.

Щепотевъ началъ:212

** № 22.

II.

Когда Алексѣй ударился головой объ воду и зашумѣло у него въ ушахъ и засаднѣло въ носу, онъ не забывалъ, гдѣ корабль и гдѣ стругъ, чтобы не попасть ни подъ тотъ, ни другой; и подъ водой повернулся влѣво и, не доставъ до дна, опять услыхалъ, какъ забулькала [вода] у него въ ушахъ, и сталъ подниматься до тѣхъ поръ, пока свѣжо стало головѣ. Онъ поднялся и оглянулся. Вправо отъ него выгнутой смоляной стѣной съ шляпками гвоздей бѣжалъ задъ корабля, влѣво буровили воду струговыя весла, шляпа чуть пошевеливалась и черпала однимъ краемъ прозрачную воду. — Алексѣй отряхнулъ волоса, втянулъ и выплюнулъ воду и по собачьи подплылъ къ шляпѣ, чуть за край поля закусилъ ее бѣлыми сплошными зубами. Кто то что-то закричалъ съ корабля. Алексѣй набралъ воздуху въ свою толстую бычачью грудь, выпросталъ плечи изъ воды и, оскаливъ стиснутые на полѣ шляпы зубы, въ размашку, да еще пощелкивая ладонью по водѣ, поплылъ за кораблемъ. Промахавъ сажень 10, Алексѣй оглянулся и увидалъ, что онъ не отставалъ, но и ничего не наверстывалъ. Тѣже шляпки гвоздей были подлѣ него и веслы впереди. Тогда онъ вдругъ перевернулся впередъ плечемъ и наддалъ, такъ что сравнялся съ веслами. На кораблѣ закричали опять, подняли весла и скинули веревочную лѣстницу.