Полное собрание сочинений. Том 17 - Л Н. Толстой

— Что въ конницѣ, — закричалъ онъ, схвативъ своей жилистой съ синими узловатыми жилками маленькой вогнутой рукой за длинный [?] рукавъ дьякова кафтана. Онъ нахмурилъ свои черныя тонкія брови, и соколиный загнутый носъ еще круче загнулся надъ выставленной нижней челюстью. — Въ прахъ те расшибу; вотъ какой толкъ. Выводи на меня четырехъ съ ружьями, и всѣхъ собью и на арканѣ любаго увезу. Эхъ вы, горюны. —

Щепотевъ помоталъ своей широкой головой и посмѣялся. —

— Съ однимъ попробуй, Князь. —

— Съ однимъ? Выходи.

— Ладно. —

— Никитка, — крикнулъ Князь Иванъ Лукичъ сыну, — вели весть Аргамака, — нѣтъ, самъ веди. Сейчасъ стопчу.

Молодой Князь былъ похожъ на отца, только былъ много красивѣй его. Тѣже были огненные глаза, тотъ же носъ, но прямѣе, только съ малой горбинкой, и ротъ такой, что, когда онъ улыбался промежду усовъ и бороды, которая росла у него черная, не сплошная, а оставляя просвѣтъ подъ концами губъ, нельзя было не улыбаться и весело стало смотрѣть. Онъ былъ и выше ростомъ и статнѣе отца.

Онъ взглянулъ на Щепотева, похмурился — видно не нравилось ему, что Щепотевъ дразнилъ отца, взглянулъ на отца и вышелъ изъ палатки. —

Левашовы два брата сидѣли молча. Они были крупные, крупные, толстокостные ребята. Старшему было лѣтъ 40, и онъ былъ по толше; и руки, и носы, и зубы у нихъ длинные, угловатые и крѣпкіе.

Старшій обтеръ рукавомъ рѣдкіе усы и сказалъ, опустивъ зрачки:

— Попытать надо.

————

Когда привели лошадь, Кн. Иванъ Лукичъ ужъ забылъ про нее, онъ разсказывалъ, какъ подъ Чигириномъ онъ сбилъ двухъ лошадей. —

Дѣло стало за споромъ. Кн. Лука Иванычъ былъ выпивши.167—

* № 13.

<Осенью 1694 года кромѣ потѣшныхъ воиновъ, собранныхъ въ Семеновскомъ и Преображенскомъ, собраны были и стрѣльцы и пушкари Московскіе и рейтары и драгуны и еще собраны съ 22 городовъ дворяне помѣщики съ ратными людьми. Все войско, тысячъ 8 — раздѣлили на двѣ части, построили крѣпость у Москвы рѣки, и была примѣрная война: бились тупыми копьями, топтались лошадьми, палили изъ ружей холостыми зарядами и изъ пушекъ холостыми бомбами. Потѣшная война шла ужъ 3-ю недѣлю, и все городокъ держался и Русскіе не могли взять его. —

Въ первое воскресенье168 послѣ Покрова всему войску данъ былъ роздыхъ. —

Въ это воскресенье у Щетинина князь Луки Ивановича случилось несчастье. —

Лука Ивановичъ былъ стольникомъ въ молодыхъ годахъ при Царѣ Алексѣи Михаиловичѣ; но ужъ лѣтъ 30 жилъ въ своей Ефремовской вотчинѣ и выѣзжалъ только въ походы, когда высылали ратныхъ людей.

A выѣхалъ теперь въ Москву Кн. Лука Ивановичъ не одинъ, а самъ другъ съ сыномъ среднимъ, Никитой (у него было 3 сына: Петръ, Никита и Левъ) и не съ 10-ю, а 20-ю человѣками. —>

Въ это утро къ Князь Лукѣ Ивановичу пришелъ обозъ изъ вотчины, четыре подводы привезли овса, крупъ и три боченка меду стоялаго и поклонъ отъ Княгини старухи и отъ сыновей. Дворяне разставились въ 2-хъ верстахъ отъ Кожуховой деревни на полѣ у лѣса [?], <кто въ ша>лашахъ плетеныхъ, кто въ шатрахъ полотняныхъ, кто промежду повозокъ <подъ подвязанными оглоблями>. Князь Иванъ Лукичъ ночевалъ съ сыномъ на кошмахъ промежъ двухъ повозокъ. Оглобли были подвязаны кверху и накрыты кожами, а сзади завѣшены по шестамъ рогожами для затишья. —

Ивану Лукичу было далеко за 60 лѣтъ, въ курчавой русой бородкѣ его бѣлѣла сѣдинка на скулахъ, русые волоса его были рѣдки на вискахъ, но вились все еще мелкими кудряшками. Маковка у него была выстрижена, да ужъ и мало заростала, но онъ былъ румянъ, голубоглазъ и быстръ въ движеніяхъ.

Но старый Князь не бросалъ своей ухватки, какъ онъ самъ про себя говаривалъ. Огневый былъ человѣкъ. Маленькой, сухой, поворотливой, смѣлый, за что онъ ни брался, всякое дѣло кипѣло у него въ рукахъ. А ужъ разсказать, похвастать, обласкать, повеселить гостей, не было противъ него человѣка. Поглядѣть на него, подумалъ бы, что только у него169 и было заботы, что повеселиться да погулять, a вмѣсто того, хотя не видать было, когда онъ успѣвалъ дѣла дѣлать, и на воеводствѣ (лѣтъ 30 назадъ онъ былъ воеводой въ Каширѣ), и у себя въ вотчинахъ, и на службѣ на походахъ у Князя Ивана Лукича всякое дѣло спорилось, и подвластные и любили, и боялись его.

На зорькѣ Иванъ Лукичъ вскочилъ съ войлоку, надѣлъ старые стоптанные желтые сапоги на босу ногу, накинулъ шубу лисью на рубашку, на красную шитую золотомъ тафью надѣлъ шапочку лисью, кликнулъ Ѳедотку, старика170 холопа, и пошелъ мыться къ кухнѣ. Тамъ онъ скинулъ шубу, засучилъ рукава на сухихъ съ буграми черныхъ мясовъ рукахъ и зачалъ полоскаться, мыться, фыркать. Всю голову себѣ облилъ и раскурчавилъ волоса и бороду; накинулъ шубу, перекрестился и пошелъ къ обозу. Тамъ онъ сѣлъ на телѣгу, одной ногой упершись въ ступицу, другой заплетя за грядку и сталъ выспрашивать крестьянъ, привезшихъ обозъ. Спрашивалъ онъ и про послѣднюю рожь — копны, свезли ли, и про прудокъ въ огородѣ, — начали ли копать, и про Княгиню, — ѣздила ли къ обѣдни, и про корма для скотины и про Семку Дранаго бѣглаго, есть ли слухи. Мужики <безъ шапокъ> стояли передъ нимъ, разсказывали, что знали.

Поговоривъ съ мужиками, Лука Ивановичъ обошелъ лошадей, стоявшихъ у хрептуговъ, ощупалъ овесъ, пожалъ въ горсти, сыръ ли, понюхалъ, на зубъ пощелкалъ зернушки и <пошелъ опять покалякать съ мужиками>. Потомъ осмотрѣлъ, куда постав[или] медъ въ яму, отвѣдалъ ковшемъ, отпустилъ на водопой лошадей, погладилъ Аргамака. Встрѣтилъ171 чужаго холопа. Это былъ холопъ сосѣда по табору Кн. Хованскаго, онъ подозвалъ къ себѣ.

— Скажи куму Князю Ивану Ивановичу, чтобъ172 шелъ пить ко мнѣ, медъ привезли. —

Когда онъ вернулся къ повозкамъ, сынъ Аникита Ивановичъ тоже всталъ и шелъ къ повозкамъ, узнавъ, что пріѣхали люди изъ двора. —

— Что Никишъ! —такъ звалъ отецъ сокращенно Никишка. — Княгиня твоя, сказываютъ <съ попомъ ушла>, велѣла не пріѣзжать, — безъ тебя, молъ, веселѣй, — пошутилъ отецъ.

— Чтожъ пущай. Я и здѣсь поживу. — Сынъ былъ похожъ на отца и лицомъ, и сложеньемъ, — только онъ былъ черный и больше отца. На сколько онъ былъ больше, на столько онъ былъ тише. Какъ будто огня было ровно столько же на большое тѣло и на малое. Тѣже были глаза, мягкіе, сладкіе, только у отца голубые, у сына кари, тажъ улыбка веселая, тѣже движенья складныя, достойныя. Тѣжъ волоса, только черные и покрупнѣе кудри у сына. Только отецъ не могъ быть и съ молоду такъ хорошъ, какъ сынъ. Сынъ былъ красавецъ и по росту и по лицу.

* № 14.

Отъ лѣса и до Кожухова и за Кожухово и на право къ самой рѣкѣ сплошь стояли войска. Съ вечера былъ туманъ, поутру туманъ сѣлъ на землю, и, откуда ни взялись, паутины понеслись по воздуху, садились, ложились, заплетались на жневье, на кусты, на полынь, на шапки, кафтаны, носы людей, на спины лошадей, на козлы ружей. Золотыя маковки на Симоновомъ монастырѣ, на соборахъ въ Кремлѣ горѣли огнемъ, рѣка на загибѣ у Кожухова точно серебромъ политая стояла, не шелохнулась. Голоса пѣсни слышны были издалека со всѣхъ сторонъ, а въ Кожуховѣ самомъ гремѣли пушки. Палили разъ за разомъ изъ толстыхъ пушекъ и раскатами пускали дробь, изъ ружей. Разсыпятъ дробь и, разъ, разъ, хлопнетъ какой отсталый солдатъ. И закричатъ много голосовъ и дымъ синій клубится, стелется надъ дерев[ней] и перевертывается, не зная, куда убраться и собраться.

Въ Кожуховѣ слышно было, гулялъ любимецъ Царскій Лeфортъ Францъ Ивановичъ и угощалъ на имянинахъ Царя и всѣхъ придворныхъ; — и по всему войску на этотъ день не было службы.

II.

Обозъ Московскаго полку стоялъ на полубугрѣ у лѣсочка и въ лѣсочкѣ, верстахъ въ двухъ отъ Кожухова.

У края лѣса на чистомъ [мѣстѣ] рядкомъ стояли шатры боярскіе, у кого изъ хвороста плетеные, натрушенные сѣномъ, у кого полотняные, у кого войлочныя кибитки. Побочь шатра у каждаго была кухня въ землѣ и шалашики для дворни, спереди на лужку <стояли варки съ конями или ходили спутанныя лошади>. Позади въ лѣсочкѣ стояли телѣги, воза съ повозками крытами и крытые коврами, кожами, циновками; другія телѣги — съ креслами и хребтугами. У этихъ телѣгъ стояли кони. Другія лошади спутанныя или по волѣ ходили по лѣсу. Тутъ же были вырыты173 ямы, и въ ямахъ стояли бочки, боченки съ квасомъ, пивомъ, медами. —

Князь Иванъ Лукичъ Щетининъ стоялъ на лучшемъ мѣстѣ, противъ колодца. Шатеръ у него былъ войлочный, онъ самъ привезъ его себѣ изъ похода. Кухня была плетеная и повозокъ за нимъ стояло шестеро.

Дворовъ было немного за Княземъ Иваномъ Лукичемъ, а и въ деревнѣ у него и на Москвѣ онъ живалъ, какъ отъ 300 дворовъ. Всего было много и гостямъ онъ всегда радъ былъ, и голодныхъ и трезвыхъ не отпускалъ отъ себя.174 —

Въ походахъ встрѣчались знакомые друзья, тѣ, которые въ вѣкъ не увидались бы.

Къ Василію Лукичу собрались въ этотъ [день] сосѣдъ Хованскій Князь, Левашовы двое и сватъ Курбатовъ — дьякъ съ сыномъ, Преображенскимъ солдатомъ. —