Безродыш. Предземье - Андрей Олегович Рымин

* * *

Вот и час от заката прошёл. Пора идти к сеновалу. Там, между ним и дровяником, у частокола, назначена у нас встреча с Саносом. Вея передала, что перед ней я уже извинился — хитрость, объясняющая отсутствие девчонки в миг моего позора — так что будем один на один говорить. Предупредил так же через сестру, что при всей шайке их извиняться не буду. Впрочем, лишнее это. Санос же продолжает играть в ухажора, так что он Вейку сразу заверил, что товарищам про конфуз в тех кустах не рассказывал. Личное дело же — такое огласки не терпит.

Ну-ну. Поглядим, поглядим. Уверен, погоготали уже надо мной и над дурой, что слюни развесила. Йок с вами. Сегодня с этим балаганом закончим. Посмотрим, кто будет смеяться последним. Уже представляю глаза этих швыстов бесхвостых, когда в день замера про мои доли троероста услышат.

— Что так долго?

В проходе между сеновалом и дровяником темно — хоть глаз выколи. Но Санос, похоже, один. И это плохо. Раз решил соблюсти уговор, значит какую-то другую мне пакость готовит. Так-то извинения эти ему нужны исключительно для того, чтобы поржать надо мной всей толпой, в безродыша пальцем потыкать. Не нравится мне это. Думал, вся шайка здесь будет. Но назад не переиграешь уже.

— Да в срок вроде как, — буркнул я. — Принёс нож?

— Вот твоя зубочистка, — махнул он в сумраке чем-то, напоминающим мои ножны. — Ладно, давай извиняйся и дёргай отсюда. Время позднее — малышам спать пора.

К оскорблениям я заранее подготовился духом — сегодня он меня уже не выведет из себя — потому "малышню" мимо ушей пропустил и спокойным голосом выдал:

— Извини. Был неправ.

— Э не, малый, — ожидаемо протянул Санос. — Кто же так извиняется? На колени — и громко, с раскаянием: прости дурака, дядя Санос. Больше косо на тебя не взгляну, буду по первому свисту к тебе прибегать, в ножки кланяться. Вот так давай.

Ой, какой молодец! Упростил мне задачу. Сходу свою истинную сущность показывает. Дальше, значит, проще пойдёт.

— Ого! Целых пять медяков.

— Чего? — не понял урод.

— Говорю, целых пять медяков заплатил, чтобы меня на коленях увидеть.

— А… Это ты про кольцо, — хохотнул Санос. — Это для тебя, голытьбы, пять грошей — деньги, а для меня мелочь такая, что не заметил даже. Тем более, что за пятак этот двоих сразу на колени поставлю. Тебя сейчас здесь, а беззубую позже за кустиком где-нибудь. Задок-то у неё ничего — можно вдуть.

И я снова спокоен. За тем и пришёл, чтобы подобные речи услышать. Достаточно так-то сказал уже, но раз тихо вокруг до сих пор, не скулит в голосину никто, значит можно немного добавить для ясности.

— Всё Вее про тебя расскажу! — изображая нахлынувший гнев, прошипел я дрожащим злым голосом.

— Ой! Не надо! Не надо! — делано испугался Санос, но тут же сам и заржал. — Да ты уже и так сто пудов рассказал. Убеждал небось долго, дерьмом меня по-всякому мазал. Вот только послала тебя девка с советами, иначе бы не пришла сюда звать. Там же в коровьих глазах всё написано. Ещё упрашивать, чтобы вдул, будет.

Ну вот всё и сказано. Жалко Вейку и нож, подарок Такеров, жалко, но пора этот балаган завершать. Чего хотел, всего добился уже. Так-то отобранное можно попробовать по-другому вернуть. Нажаловаться кому-то из старших. В посёлке у нас закон строг — силой взятое к воровству приравнивается. Только не Хвану и не Лодмуру. И даже не Глуму — в глазах ватажника себя ябедой выставлять не хочу. Сабархан тот же, лекарь наш, помочь мог бы, наверное. Вот только потом Санос точно мне жизни не даст. Придумаю ещё, как забрать свой нож хитростью. Сегодня ведь я этого старшака обманул. Обману и ещё раз.

— Знаешь что? — пробурчал я сквозь сжатые зубы. — Передумал я. Много чести тебе в ножки кланяться. Оставляй себе нож. Я пошёл.

Отвернулся и собрался было шагнуть прочь, но тяжёлая рука тут же легла на плечо, останавливая.

— Э! Я не понял. Куда ты собрался? Я что, зря сюда пёрся? Извиняйся давай.

— По-людски я уже извинился. Хочешь по-поросячьи с подвизгиванием — это тебе к Патару.

Стряхнул руку и рванул дальше по узкому проходу. Йока с два он меня поймает по темноте. Сзади тут же прилетел свист. Йок! Засада! Впереди чуть более светлое, чем висящая вокруг тьма, пятно выхода загораживает массивная фигура ещё одного старшака.

— Не спеши, безродыш. Недоговорили ещё.

За спиной Саноса уже несколько новых теней. Остальные подростки поспешно спускаются с крыш сеновала с дровяником, повисая на руках и прыгая вниз. Всё-таки я не ошибся — зрители, или скорее в силу темноты слушатели, на этом представлении были. Небось, собирались разом все объявиться в миг моего позора. Ну, что же. Про такое я тоже думал, когда шёл на встречу с ублюдком.

— Побьёшь, Вея по синякам всё поймёт, — предупредил я Саноса.

— Отбрешусь, — заржал тот. — Скажу, снова напал на меня. Пришлось остудить.

— Ну так бей. Или боишься не справиться сам? Всей толпой отмутузите?

Битым быть мне уже так и так. Не впервой, не помру. Зато есть возможность свои новые силы в драке проверить. Пару раз уж я ему точно влуплю. Жаль, что тесно здесь. Хотя, темнота мне на пользу пойдёт.

— Аааа! — неожиданно разнёсся по засыпающему посёлку женский истошный визг.

— Чего?! Где?! Кто орёт?! — завертел башкой Санос. — Кто-нибудь, заткните её!

Спустившиеся с крыши подростки сыпанули в разные стороны. Меня, походя, отпихнули с дороги. В тесном проходе началась суета. В бок ударилось твёрдое. Я, не глядя, саданул кулаком в силуэт. Пинок в спину отправил на землю, но я тут же вскочил с кувырка.

— Что случилось?!

Над нами по мосткам частокола загремели шаги.

— Шухер! Валим!

Подростки ломанулись прочь из прохода. На прижавшегося к стенке меня уже не обращают внимание. Или просто не видят. Не сдержался и с ноги вмазал последнему по мягкому месту. Бегите, бегите, уроды! А женский голос тем временем всё тянул и тянул свою однотонную песню.

— На сеновале! Давай ко входу! Я крышей!

Один из ночных стражников перепрыгнул с помоста на дровяник и затопал по доскам. Я задрал голову. На миг свет вверху закрыла широкая тень — и вот уже крыша сеновала стонет под тяжестью мужика. Земля вздрогнула. Прямо ко мне в проход сиганул сверху второй охранник. Свет факела, зажатого в лапе у дядьки резанул по