У нас в саду жулики (сборник) - Анатолий Михайлов

Заведующая еще раз морщится и тяжело вздыхает. Ей что-то надо со мной делать. Кажется, придумала.

– Ну, хорошо, – говорит заведующая, и тон ее снова делается доверительным, – сходите к Тихомирову. В шестой кабинет. Я думаю, он пойдет вам навстречу. Сходите-сходите. Пока он еще не ушел.

Я смотрю на часы. Уже без пятнадцати шесть. Спустившись на первый этаж, я нахожу шестой кабинет. Под номером кабинета табличка. «Зам. главного врача по лечебной части». На первом этаже тишина. Никого народу. Рядом бухгалтерия. Плановый отдел. Туалет. Где-то стучит машинистка. Я нажимаю на дверь и, слегка потарабанив, просовываю голову:

– Можно?

За столом в позе мыслителя сидит зам. главного врача. Почти мой ровесник. Ну, может, чуть постарше. Если бы я не знал, что этот человек врач, то я бы его принял за руководителя спортивной делегации.

– Подождите, я занят. – Зам. главного врача окидывает меня беглым взглядом и, уперевшись кулаками о стекло, опускает глаза.

Я говорю:

– Извините. – И, повернувшись, возвращаюсь в коридор. Облокачиваюсь на подоконник и жду.

На стене висит плакат. На плакате нарисована змея. Горло змеи сжимают здоровенные пальцы. Я думал, что «зеленый змий», но, оказывается, венерические заболевания. А карающая рука – профилактика и гигиена. А внизу две картинки. И надпись: 90 процентов венерических заболеваний – результат случайных знакомств. На одной картинке наросована пляшущая женщина. И вместе с ней ее ухажер. И тоже пляшет. На столе бутылка и закусон. Через несколько дней кто-то из них пойдет в диспансер. А на картинке рядом радостные муж и жена. Держат за руку мальчишку. Те, что плясали, маятся теперь в диспансере. А эти поедут на прогулку за город.

Дверь в шестой кабинет открывается, и товарищ Тихомиров приглашает меня зайти. Снова садится за стол и скрещивает перед собой ладони. И только после этого поворачивает голову:

– Я вас слушаю.

Я говорю:

– Понимаете, месяц тому назад я ел рыбу и повредил горло. Но в травмпункте у меня ничего не нашли. А все равно болит. В институте ухогорлоноса меня направили в больницу Кировского завода. И там смотрел ларинголог. И сказал, что мне нужно к хирургу. А хирург опять послал к ларингологу. А ларинголог уже не принимает. Там у них по неделям. Неделя больница Кировского завода, а на следующей – больница Мечникова…

Товарищ Тихомиров меня перебивает:

– А что вы хотите от меня?

– Мне нужно сделать рентген, – улыбаюсь я товарищу Тихомирову, – но у них рентген на ремонте. Значит, в районной поликлинике. А участковый заболел. Не могли бы вы мне дать талон? Или как-то без талона. Все-таки уже целый месяц. Опасно.

Товарищ Тихомиров разжимает ладони и складывает их стоймя, кверху пальцами:

– Хорошо. Идите в рентгеновский кабинет и скажите, что я разрешил вас принять без талона.

Товарищ Тихомиров доволен. Другой бы на его месте даже не отреагировал, а он не такой. Раз человеку надо, значит, надо. Но я все еще стою.

– Так как же, ведь они…

– Идите-идите. Рентгеновский кабинет в подвале.

Все. Разговор окончен. Товарищ Тихомиров опять опускает глаза и задумывается. О чем-то своем. Я выхожу из шестого кабинета и снова оказываюсь на лестнице. Возле ступенек указатель. Стрелка показывает, что на рентген надо идти вниз. Возле рентгеновского кабинета горит красная лампочка. И никого нет. А я думал, толпа. Странно. Почему же тогда нет талонов? Я сажусь на скамейку и жду.

Но никто не выходит. Все так же горит красная лампочка. Можно, конечно, войти, но вдруг снимают. И все засветится.

По ступенькам кто-то спускается. В белом халате. Наверно, сестра. И, не обращая внимания на красную лампочку, открывает дверь и входит. Чего ж я тогда сижу? Я вхожу вслед за ней и натыкаюсь на женщину. Тоже, наверно, сестра. А та, что вошла, уже сидит на стуле. Наверно, пришла в гости. Наверху ходят друг к другу заведующие. А в подвале – сестры.

– Вам чего? – не совсем вежливо обращается ко мне сестра, та, что хозяйка. И та, что в гостях, тоже поворачивается. Обе примерно одного возраста. Лет по двадцать пять. (А где же врач?)

Я говорю:

– Мне нужно сделать рентген. Понимаете? Месяц тому назад…

– Давайте талон, – говорит та, что сидит на стуле. Оказывается, хозяйка она.

Я говорю:

– У меня талона нет. Но я только что был в шестом кабинете. У Тихомирова. И он велел принять без талона. У меня повреждение…

– Ничего не знаю… – Та, что сидит на стуле, поднимается и, подойдя к столу, выдвигает ящик. Роется и что-то достает. Показывает той, что сидит. Обе рассматривают. Я все не ухожу.

Теперь ко мне поворачивается уже другая:

– Вам же сказали, неужели не понятно?

– Но Тихомиров сказал… – Я все еще не ухожу.

– Вот и идите к своему Тихомирову! Пусть он вам и делает…

Я возвращаюсь к шестому кабинету и снова стучусь.

– Можно?

Товарищ Тихомиров сидит все в той же позе. Никого нет. Увидев меня, товарищ Тихомиров устало прикрывает глаза:

– Ну, что там?

– Они без талона не принимают.

– Не принимают… – Товарищ Тихомиров делает вид, что озадачен. – То есть как не принимают? Так. Вы вот что, сходите в тридцать четвертый кабинет и скажите…

– Я уже там был, – перебиваю я товарища Тихомирова, – у нее тоже талона нет.

– Я не об этом… – Оказывается, я товарища Тихомирова совсем не понял. Он мне хочет помочь, а я какой-то бестолковый.

– Пойдите и скажите, что я прошу ее позвонить. В рентгеновский кабинет. И пусть вас примут без талона. Скажите, что я разрешил. Идите.

В это время дверь открывается, и в кабинет входит какой-то деятель с портфелем. Товарищ Тихомиров широко улыбается и порывисто поднимается ему навстречу. Тот, что вошел, останавливается и, кивнув в мою сторону, как бы передо мной извиняется. Дескать, помешал. Но товарищ Тихомиров делает небрежное движение, показывая, что на мое присутствие можно не обращать внимания. Я все еще стою. Товарищ Тихомиров уже не совсем доволен. Мое присутствие начинает товарища Тихомирова раздражать. Тот, что вошел, понимающе ухмыляется. Он с товарищем Тихомировым солидарен. Да. С народом работать трудно. Тот, что вошел, располагается в кресле, а я поворачиваюсь и выхожу.

Заведующая, увидев меня снова, уже не морщится, а передергивается. Но берет себя в руки и, стараясь сдержаться, тихо произносит:

– Вы долго еще будете тут ходить? – Но, встретившись с моим взглядом, вдруг вспоминает, что посылала меня в шестой кабинет. – Ну, и что вам сказал Тихомиров?

– Он сказал, чтобы вы в рентгеновский кабинет позвонили. От его имени.

– Ну, уж это слишком! – Лицо заведующей делается каким-то плаксивым и одновременно злым.

Я предлагаю:

– А вы позвоните ему сами. И он вам подтвердит.

– Еще чего?! – окрысивается заведующая. – Ему надо, пусть и звонит! Пожалуйста, выйдите из кабинета.

Я бросаюсь к двери и, столкнувшись со старухой, выскакиваю. Публика, видя меня в таком состоянии, уважительно затихает. Чувствует, что дело серьезное. Даже уступает дорогу.

На первом этаже я чуть не сшибаю с ног деятеля с портфелем. Деятель с портфелем от меня шарахается. Распахнув рывком дверь, я иду прямо к столу. Товарищ Тихомиров сидит все в той же самой позе. Поднимает на меня глаза и двигает желваками скул:

– Вы мешаете мне работать!

Я смотрю на товарища Тихомирова и перевожу взгляд на чернильницу. Чернильница на подставке. Килограмма полтора. Снова поворачиваюсь к товарищу Тихомирову. Товарищ Тихомиров опускает глаза и снимает телефонную трубку:

– Ну, хорошо, идите в тридцать четвертый кабинет.

…С талоном в руке я спускаюсь в подвал. Возле рентгеновского кабинета красная лампочка уже не горит. В зале полумрак. Из соседней двери слышно, как елозит по полу тряпка. Я хватаюсь за ручку и несколько раз тупо дергаю. Все. Закрыто. Рабочий день окончен.

Выход

Вот мое окно: откроешь – и сразу полная комната копоти, закроешь – и нечем дышать.

Можно включить вентилятор, но это не поможет. Вентилятор вроде нашумевшего менестреля: погоняет туда-сюда микробы, а дышится все так же.

Я поворачиваю ключ и выхожу в коридор. Когда-то здесь стоял запах псины, но потом его перешиб дядя Вася. А на первом этаже так до сих пор и не изменился – я дышу им уже восьмой год. И все та же возле батареи лужа.

Весь день с утра палило, а сейчас собираются тучи; как будто снег, но только вместо хлопьев – пух. Приземлившись на асфальт, он тут же превращается в мусор.

С какой-то тупой равномерностью (наверно, заело) терзающая автомат компания подвыпивших подростков. А бывает, что и польется бесплатно. Если как следует врезать. Но можно пойти и дальше: выбить монету.

Напоследок один размахнулся и залепил что есть силы башмаком. И как поставил точку – сразу успокоился. Вытаскивает из кармана коробок и, чиркнув спичкой, бросает ее на тротуар.

Пушинки вспыхивают, и, обгоняя компанию, как будто передает эстафету, стелется беглый огонь.