Девушка, которая взрывала воздушные замки - Стиг Ларссон

— Сожалею, но пациенты с синдромом Аспергера обычно не поджигают своих родителей. Поверьте, я никогда прежде не встречал столь ярко выраженного социопата.

— Мне она кажется замкнутой, но не параноидальным социопатом.

— Она исключительно манипулятивна, — сказал Петер Телеборьян. — Она демонстрирует то, что, как ей кажется, вам хочется увидеть.

Андерс Юнассон слегка нахмурил брови. Совершенно неожиданно слова Петера Телеборьяна вступили в противоречие с собственной комплексной оценкой Лисбет Саландер. Какой он ее уж точно не посчитал бы, так это манипулятивной. Напротив — она была человеком, твердо державшим дистанцию от окружающих, и не демонстрировала абсолютно никаких эмоций. Он попытался подстроить нарисованную Телеборьяном картину к собственному представлению о Лисбет Саландер.

— Вы ведь наблюдали ее в течение короткого времени, в период вынужденной пассивности, вызванной ранениями. А я видел ее вспышки ярости и безрассудную ненависть. Я много лет потратил на попытки помочь Лисбет Саландер. И поэтому я здесь. Я предлагаю сотрудничество между Сальгренской больницей и клиникой Святого Стефана.

— О какого рода сотрудничестве вы говорите?

— Вы будете заниматься ее физическими проблемами, и я убежден, что лучшего ухода никто ей предоставить не сможет. Но меня очень беспокоит ее психическое состояние, и мне бы хотелось подключиться на ранней стадии. Со своей стороны я готов предоставить любую помощь.

— Понимаю.

— Мне нужно посетить ее для того, чтобы, в первую очередь, оценить ее состояние.

— Я понимаю. Но, к сожалению, не смогу вам помочь.

— Простите?

— Как я уже сказал, она находится под арестом. Если вы хотите начать ее психиатрическое лечение, вам придется обратиться к прокурору Йервас, которая принимает решения по таким вопросам, и это должно происходить при участии адвоката Анники Джаннини. Если речь идет о судебно-психиатрической экспертизе, то вам это должен поручить суд.

— Именно всех этих бюрократических проволочек я и хотел избежать.

— Да, но я несу за Лисбет Саландер ответственность, и если ей вскоре предстоит предстать перед судом, то нам необходимо иметь четкие документальные обоснования всех принятых нами мер. Значит, мы вынуждены следовать всем бюрократическим правилам.

— Я понимаю. Могу даже открыть, что я уже получил запрос от стокгольмского прокурора Рихарда Экстрёма по поводу судебно-психиатрической экспертизы. Она понадобится в связи с судебным процессом.

— Ну и прекрасно. Тогда вы получите разрешение на посещение Лисбет Саландер безо всяких нарушений инструкций с нашей стороны.

— Но есть риск, что пока мы станем заниматься бюрократической волокитой, ее состояние будет постоянно ухудшаться. Меня волнует только ее здоровье.

— Меня тоже, — сказал Андерс Юнассон. — И, между нами говоря, я не вижу никаких признаков того, что она психически больна. У нее серьезные ранения и очень сложная жизненная ситуация. Но я абсолютно не ощущаю, чтобы она была шизофреничкой или страдала от параноидальных навязчивых идей.

Доктор Петер Телеборьян потратил еще довольно много времени, пытаясь заставить Андерса Юнассона изменить свое решение. Поняв наконец, что все бесполезно, он резко встал и попрощался.

После этого Андерс Юнассон долго сидел, задумчиво глядя на кресло, которое покинул Телеборьян. Конечно, и раньше бывало, что другие врачи связывались с ним, высказывали свои взгляды или давали советы по поводу лечения. Но почти всегда это делали специалисты, перед тем уже работавшие с данными пациентами и отвечавшие за ту или иную форму проводимого лечения. Но прежде никогда не случалось, чтобы перед ним, словно летающая тарелка, возникал психиатр и чуть ли не требовал допустить его, в обход нормальных бюрократических процедур, к пациенту, которого не видел на протяжении многих лет.

Через некоторое время Андерс Юнассон покосился на часы и отметил, что уже почти семь. Он поднял трубку и позвонил Мартине Карлгрен, психологу Сальгренской больницы, при необходимости приглашавшемуся в травматологическое отделение.

— Привет. Рабочий день у тебя, вероятно, уже закончился. Я тебя от чего-нибудь отрываю?

— Ничего страшного. Я дома и ничем особенным не занята.

— Я тут сижу в раздумьях. Ты ведь разговаривала с нашей пациенткой Лисбет Саландер. Не могла бы ты рассказать мне о своих впечатлениях?

— Ну, я посещала ее трижды и предлагала ей поговорить. Она вежливо, но решительно отказалась.

— Какое она произвела на тебя впечатление?

— Что ты имеешь в виду?

— Мартина, я знаю, что ты не психиатр, но ты разумный и понятливый человек. Какое у тебя создалось о ней впечатление?

Мартина Карлгрен немного поколебалась.

— Не знаю, как лучше ответить на твой вопрос. Я дважды встречалась с ней, когда она относительно недавно поступила и чувствовала себя настолько плохо, что мне толком не удалось установить с ней контакт. Потом я посетила ее примерно неделю назад по просьбе Хелены Эндрин.

— Почему Хелена просила тебя к ней зайти?

— Лисбет Саландер физически идет на поправку, но в основном лежит и смотрит в потолок. Доктор Эндрин хотела, чтобы я за ней понаблюдала.

— И что из этого получилось?

— Я представилась, мы пару минут поговорили. Я спросила, как она себя чувствует и нет ли у нее потребности в собеседнике. Она ответила, что нет. Я спросила, не могу ли я ей чем-нибудь помочь. Она попросила меня потихоньку принести ей пачку сигарет.

— Она проявляла раздражение или враждебность?

Мартина Карлгрен немного подумала.

— Нет, этого утверждать я бы не стала. Она была спокойна, но держала большую дистанцию. Я восприняла ее мольбу о сигаретах скорее как шутку, чем как серьезную просьбу. Я спросила, не хочется ли ей что-нибудь почитать и не принести ли ей книг. Она поначалу отказалась, но потом спросила, нет ли у меня каких-нибудь научных журналов, где бы говорилось о генетике и исследованиях мозга.

— О чем?

— О генетике.

— О генетике?

— Да. Я ответила, что в нашей библиотеке имеются кое-какие научно-популярные книги по этой тематике. Это ее заинтересовало. Она сказала, что уже читала книги по данной теме, и назвала несколько базовых работ, о которых я никогда не слышала. То есть ее больше интересовали исследовательские статьи.

— Вот как? — с изумлением произнес Андерс Юнассон.

— Я сказала, что в библиотеке для пациентов таких специальных изданий, вероятно, нет — у нас ведь там больше «Филипа Марлоу»,[23] чем научной литературы, — но обещала посмотреть, что мне удастся найти.

— И ты что-нибудь нашла?

— Я сходила в библиотеку и взяла несколько номеров журналов «Нью Ингленд джорнал оф медсин» и «Нейчур». Она осталась довольна и поблагодарила меня за приложенные усилия.

— Но это же сложные журналы, в них в основном сугубо научные статьи.

— Она читает их с большим интересом.

Андерс Юнассон ненадолго утратил дар речи.

— Как ты оцениваешь ее психическое состояние?

— Замкнутая. Она не стала обсуждать со мной ничего личного.

— Кажется ли она тебе психически больной, маниакально-депрессивной или страдающей паранойей?

— Отнюдь нет. Иначе бы я подняла тревогу. Она, безусловно, своеобразна, имеет большие проблемы и пребывает в состоянии стресса. Но она спокойна, разумна и, похоже, справляется со своей ситуацией.

— О'кей.

— Но почему ты спрашиваешь? Что-нибудь случилось?

— Нет, ничего не случилось. Я просто не могу в ней разобраться.

Глава

10

Микаэль Блумквист отложил в сторону папку с материалами исследования, проведенного гётеборгским журналистом Даниэлем Улофссоном, и задумчиво взглянул в окно, на людской поток на Гётгатан. Этот вид он считал чуть ли не самым большим плюсом своего кабинета. На Гётгатан круглосуточно кипела жизнь, и, сидя у окна, он никогда не чувствовал себя отрезанным от общества или одиноким.

Микаэль ощущал себя не в своей тарелке, хотя никаких неотложных дел у него не было. Он упорно продолжал работать над статьями, которыми намеревался заполнить летний номер «Миллениума», однако постепенно убедился, что материал получается слишком обширным и не поместится даже в тематический номер. В ситуации с делом Веннерстрёма было то же самое, и он решил снова опубликовать материал отдельной книгой. У него уже набралось порядка 150 страниц, и он рассчитывал, что вся книга получится примерно страниц в 300–350.

Простая часть была уже готова. Микаэль описал убийство Дага Свенссона и Миа Бергман и рассказал о том, как получилось, что их тела обнаружил именно он, объяснил, почему под подозрение попала Лисбет Саландер. Целую главу, объемом в тридцать семь страниц, он посвятил критике, во-первых, газетной писанины о Лисбет, а во-вторых, прокурора Рихарда Экстрёма и, косвенно, всего полицейского расследования. По трезвом размышлении он смягчил критику в адрес Бублански и его коллег — после того, как изучил видеозапись пресс-конференции Экстрёма, со всей очевидностью показывавшую, что Бублански чувствовал себя там крайне неловко и явно был недоволен поспешными выводами прокурора.