Вкус яда - Тессония Одетт

– Тогда почему мы едем в Весеннее королевство? – спрашивает она, глядя куда угодно, только не на меня. – Разве нам не следует направиться прямиком в штаб-квартиру Совета Альфы? Или она расположена в Весеннем королевстве?

Штаб-квартира Совета Альфы действительно находится в Весеннем королевстве, в самом центре острова, к северу от границы Ветреного королевства. Но я не собираюсь говорить об этом Астрид.

– Передавать твое дело в Совет Альфы еще рано. Мэрибет призналась, что раскрыла свое истинное имя женщине из Весеннего королевства, но не уточнила, кому именно.

Астрид хмурится. Позабыв о прежнем смущении, она смотрит мне прямо в лицо.

– Она точно говорила о моей мачехе. В этом нет никаких сомнений.

– Нет же, сомнений как раз очень много. Нам нужны вещественные доказательства.

– Какие еще доказательства ты хочешь найти? Горничная, девушка, которую наняла моя мачеха, убила моего…

Ее аромат меняется, лимоны становятся горькими, утренняя роса превращается во что-то мутное, похожее на бездонное болото. Дыхание Астрид становится прерывистым, когда она засовывает руку в карман юбки. Она не выглядит удивленной, обнаружив, что карман пуст, а значит – она помнит, что флакон с настойкой разбился. Это не мешает ей проверить другой карман. На глаза Астрид внезапно наворачиваются слезы.

– Черт возьми!

Я наклоняюсь вперед и упираюсь локтями в колени.

– Астрид, – говорю я твердым голосом, – с тобой все будет в порядке.

– Ты ничего не понимаешь, – огрызается она в ответ голосом, в котором слышатся истерические нотки.

Снова и снова ее аромат изгибается, вспыхивает, а затем сужается. Думаю, она никак не контролирует эту дикую и хаотичную смесь. Прошлой ночью, находясь в наркотическом опьянении, она пахла точно так же. Тогда она точно не могла себя контролировать.

Пусть я и почувствовал ее ложь о том, что она ничего не помнит, я все же сомневаюсь, что она помнит прошлую ночь полностью. Судя по смущению Астрид после инцидента с одеждой, не удивлюсь, если, узнав обо всех событиях прошлой ночи, она выбросится из окна движущегося поезда прямо на дюны.

Я же помню все.

– Ты даже не можешь меня видеть, – сказала она, когда я попытался выйти из комнаты, чтобы дать ей переодеться. – Из-за моей магии. Я могу гарцевать вокруг тебя голышом, а ты так и будешь видеть только свое отражение.

Тогда мне потребовалась вся моя выдержка, чтобы промолчать. По правде говоря, я видел ее так же ясно, как божий день. Сколько бы настойки она ни приняла, этого оказалось достаточно, чтобы ослабить ее защиту. Или магию, в зависимости от того, как именно все это работает. В любом случае, когда она сняла блузку, я увидел все. Не просто дымку. Не просто легкое впечатление наготы.

Все. Каждый изгиб, впадинку и холмик. Каждый оттенок плоти, от гладкой кожи до коралловых губ и розовых вершин грудей.

Когда я попытался уйти, она, пошатываясь, загородила мне путь к отступлению. Я не сводил глаз с верхней части дверного косяка, но это, казалось, только расстроило ее.

– Даже будь ты в состоянии меня увидеть, тебе было бы все равно, – сказала она слегка дрогнувшим голосом. – Ты бы вряд ли нашел меня привлекательной, разве нет? Потому что я тебе совсем не нравлюсь. Я раздражаю тебя и… и ты меня ненавидишь.

Вот тогда-то Астрид и разразилась рыданиями.

– Я не ненавижу тебя, – неохотно сказал я, но она не переставала плакать, пока я не приобнял ее. Я похлопал Астрид по спине, стараясь не слишком сильно прижимать ее обнаженную плоть к себе. Не то чтобы мне этого не хотелось. Но в ее нынешнем состоянии это было бы… неуважительно. И в высшей степени нелогично.

– Я не хочу носить одежду, – захныкала Астрид, когда ей наконец удалось справиться со слезами. Ее лицо неожиданно просветлело. – Охотник! Мы должны заняться любовью!

После этого я не очень-то любезно заставил ее одеться, помогая во всем, начиная со шнуровки корсета и заканчивая застегиванием ее чертовой блузки. К тому времени, как я застегнул последнюю пуговицу, Астрид уже спала стоя. Хотя это случилось не раньше, чем она попыталась стянуть с меня рубашку.

От этого воспоминания к моим щекам приливает жар, а в груди возникает странное жужжание.

Астрид хмуро смотрит на меня со своего места, будто ход моих мыслей ясно написан на моем лице. В момент, когда она проснулась, ее магия снова активизировалась, так что я остался лишь со смутным пониманием выражения ее лица. По крайней мере, ее аромат немного смягчился, подсказывая, что ее хмурый взгляд не имеет ничего общего с тем фактом, что я видел ее обнаженной.

– Если нам еще предстоит найти так много доказательств, – говорит Астрид, – тогда зачем мы едем в Весеннее королевство? И… – Она охает. – Моя работа! Как ты мог вот так просто утащить меня из отеля? У меня клиенты…

– И это мы тоже уже обсуждали, – замечаю я. Этот разговор состоялся до инцидента с одеждой, так что я не знаю, почему Астрид его не помнит. – Я поговорил с мадам Дезире, сказал, чтобы сняла с моего счета плату за неудобства, связанные с временной потерей работника. Она совсем не расстроилась.

Астрид хмурится.

– А следовало бы. Я довольно хороша в своем деле.

– Поверю тебе на слово.

Она бросает на меня оценивающий взгляд.

– Ты мог бы воспользоваться моими услугами.

Я начинаю злиться.

– Что, черт возьми, это значит?

– Просто ты производишь на меня впечатление человека, которому не помешало бы немного страсти в жизни.

Я открываю рот, собираясь отпустить какую-нибудь колкость, но замолкаю, вспоминая довольно провокационное предложение, которое она сделала прошлой ночью. Особенно меня беспокоит то, что мысль об этом совсем не вызывает у меня отвращения. Разве так было бы не логичнее? Меня послали выследить эту девушку. Я попытался вырвать ее сердце из груди. Конечно, теперь-то я знаю, что она не убийца, и все же…

Я несколько раз моргаю, глядя на Астрид. Почему мне вообще пришла в голову такая мысль? Непохоже, что она имела в виду сказанное прошлой ночью. Она была не в себе. Нет ни единого шанса, что она могла увлечься человеком, который пытался ее убить. Не говоря уже о том, что романтика не входит в мои планы. Ее нет в моей жизни уже долгие годы. Я узнал, насколько пагубной может быть любовь. Она воздействует на мои чувства, делает меня склонным к обману, менее восприимчивым ко лжи, более невежественным к истине, лежащей прямо перед носом. Худшее, что я