Вкус яда - Тессония Одетт

Мэрибет швыряет в него мой флакон и поспешно отступает в другой конец комнаты. Я подскакиваю к емкости, у меня сердце уходит в пятки. В очередной раз вспыхивает ослепительный свет. Звук бьющегося стекла достигает моих ушей как раз в тот момент, когда в меня врезается что-то твердое.

Когда свет гаснет, я не вижу ничего, кроме Торбена. Должно быть, именно в него я и врезалась. В спешке пытаясь отодвинуться от него, я спотыкаюсь, но охотник за головами помогает мне удержаться на ногах.

– Она ушла, – произносит Торбен сквозь сжатые зубы.

Я оглядываюсь по сторонам, но не в поисках Мэрибет.

Я замечаю осколки стекла и рубиновую жидкость, растекающуюся по полу под ними.

Моя настойка…

Она… О, нет! Что же мне теперь делать?

Словно в ответ, мое горе возвращается, поглощая меня целиком.

* * *

Следующее, что я помню: я моргаю, стараясь привыкнуть к бледному утреннему свету. Странный грохочущий импульс проходит по моему телу. Мой лоб прижат к холодному стеклу, по другую сторону которого проносится размытое пятно бесконечных песчаных дюн, освещенных сиянием восходящего солнца. Резко выпрямляясь, я отталкиваюсь от стекла.

– Где это я? – Как только я произношу это, мой взгляд падает на Охотника.

– В поезде, – отвечает он. Мужчина расположился на мягкой скамейке напротив меня, закинув одну ногу на колено. Он сосредоточен на одной из страниц газеты, которую читает.

Я снова осматриваюсь, отмечая маленькую закрытую комнату, в которой мы находимся, тонкую раздвижную дверь напротив окна и ритмичный шум колес. Переводя взгляд обратно на Торбена, я спрашиваю:

– А почему мы в поезде? Куда мы направляемся?

С усталым вздохом он складывает газету и бросает на меня раздраженный взгляд.

– Мы направляемся в Весеннее королевство.

– Ты отведешь меня к королеве? – Я уже приподнимаюсь со своего места, но понимаю, что мне некуда бежать. Более того, от столь резкого движения у меня начинает кружиться голова. Боль пульсирует в моих висках и под веками. Я опускаюсь на место и закрываю глаза, борясь с приступом головокружения.

Голос Торбена прорывается сквозь хаос паники и боли.

– Не поведу я тебя к мачехе.

Я открываю глаза.

– Тогда зачем мы едем в Весеннее королевство?

Он потирает переносицу.

– Я объяснял тебе это около полудюжины раз.

Я хмурюсь. О чем это он? Ничего он мне не объяснял. Последнее, что я помню…

Поединок между Торбеном и Хелоди воспроизводится в моем сознании с предельной ясностью, но последующие образы окутаны облаком ужаса.

Я заставляю воспоминания о моей стычке с Мэрибет пронестись мимо, не давая себе возможности зацикливаться на них. После чего нахожу последнее ясное воспоминание.

Я помню, как стояла на коленях, рыдая над осколками флакона с настойкой, над рубиновой жидкостью, быстро растекающейся по полу из обсидианового мрамора.

Почему после этого я ничего не помню?

Еще один укол боли пульсирует в моем виске, и я снова закрываю глаза. Именно тогда я вижу мимолетный образ того, как отчаянно пытаюсь зачерпнуть испорченную настойку в сложенные чашечкой ладони и влить ее в рот. Когда это не сработало, я…

Я слизнула яд с кончиков пальцев.

Ад цветущий. Не очень-то красиво получилось.

При чем я не останавливалась, пока Торбен не оттащил меня от разбитого флакона. Я помню, как сопротивлялась и кричала, как вырывалась из его рук. Когда я снова чуть не погрузила руки в настойку, он взвалил меня на плечо, как непослушного ребенка, и унес из гостиной мадам Фьюри. Посетители ямы в это время поднимались по лестнице. К счастью, думаю, никто из них не заметил меня и Торбена. Достаточно того, что ему пришлось увидеть меня в таком состоянии.

От подобных воспоминаний я вздрагиваю. Должно быть, потом я заснула, потому что это последнее, что я помню. Неудивительно. Должно быть, я успела слизать с пальцев больше, чем обычные две или три капли.

От стыда мои щеки вспыхивают, когда я отваживаюсь взглянуть на Охотника. Он наблюдает за мной с бесстрастным выражением на лице. После того, что этому мужчине пришлось увидеть, я не стала бы винить его за желание отвезти меня обратно к мачехе. Но, если это не входит в его планы, тогда что же мы делаем?

Я слегка выпрямляюсь, зарабатывая еще один острый укол боли, пронзающий мой череп. Одеяло, которое я даже не заметила, соскальзывает с моих плеч. Взглянув вниз, я обнаруживаю, что на мне свежая блузка и юбка.

Но… прошлой ночью я была одета не так.

Я снова смотрю на Торбена. На этот раз мои щеки краснеют по другой причине.

– Охотник, ты что, раздел меня, пока я спала?

Он напрягается, на его лице явно читается возмущение.

– Конечно, нет. Ты прекрасно справилась с этим сама.

Я откидываю голову назад.

– Я не помню…

Еще одна вспышка проносится в моем сознании, более туманная, чем остальные.

Наша спальня в Отделе Похоти.

Я, едва стоящая на ногах.

Торбен протягивает мне стопку свежей одежды.

Я хихикаю и роняю одежду на пол.

Он отводит взгляд как раз в тот момент, когда я через голову стягиваю блузку.

Подожди, пока я не выйду из этой чертовой комнаты, Астрид!

Я прикрываю ладонью рот. Я бы все отдала, чтобы провалиться сквозь землю прямо сейчас. Блузка, которую я надела на дуэль, не предполагала корсета. Она была плотной, облегающей и прекрасно поддерживала мою грудь. Но я… я сняла ее прямо… перед Торбеном.

Я отодвигаюсь в сторону, чтобы оказаться как можно дальше от Охотника, и притворяюсь, что нахожу цветочный узор моего сиденья очень занимательным. Инстинктивно я протягиваю руку к груди, и, отыскав под хлопчатобумажной блузкой, упругие застежки корсета, вздыхаю с облегчением. По крайней мере, я как-то умудрилась одеться, ничего не забыв.

Я прочищаю горло и стараюсь, чтобы мой голос звучал небрежно.

– Я совсем не помню прошлую ночь. – Вранье. Я помню ее слишком хорошо. – Поэтому, пожалуйста, расскажи мне, зачем мы едем в Весеннее королевство.

Торбен слегка подается вперед на своем сиденье, но я отказываюсь встречаться с ним взглядом.

– Чтобы доказать твою невиновность.

Глава XX

ТОРБЕН

Астрид поворачивается ко мне лицом.

– Ты серьезно? Ты наконец-то поверил в мою невиновность?

Я неохотно киваю.

– Я слышал, что Мэрибет сказала там, в яме. Возможно, она не призналась прямо, но дала ясно понять, что добавила в пирог яд, находясь под воздействием незаконного принуждения.

На лице Астрид расцветает улыбка, но она отводит взгляд, будто бы вспоминая, что сейчас ей должно быть стыдно. Очевидно, она помнит о прошлой