Полководцы гражданской войны - Сергей Голубов

Что же касается первого вопроса профессора Свечина — о двадцатикратном численном превосходстве противника, то на этот счет Котовский имел свое мнение. На протяжении всего периода продвижения Григория Ивановича на Тирасполь вышестоящему начальству лишь один раз удалось связаться с кавбригадой: начальник группы войск Одесского направления Осадчий поймал Котовского по проводу. Он увещевал его, уговаривал дождаться пехоты, предостерегая против конницы полковника Мамонтова. Но комбриг отделался общими фразами и неуклонно продолжал приводить в исполнение свой первоначальный замысел.

Дело в том, что Григорий Иванович знал то, чего не знали ни Якир, ни Осадчий, ни командарм. Он непосредственно соприкасался с противником, беседовал с пленными и перебежчиками. Мало того, он видел, как ведет себя неприятель в бою. Воспользовавшись тем, что Осадчий оказался на проводе, Котовский доложил начальнику группы войск, что один из белогвардейских полков, обороняющих Вознесенск, тайно от офицеров выслал перебежчика, который предупредил красных, что солдаты стрелять будут в воздух, и просил не накрывать их огнем и не рубить: они будут сдаваться! Но Осадчий недооценил этого сообщения.

— Частный случай! — ответил он.

Кроме того, что Григорий Иванович наблюдал на поле боя и что узнал от перебежчиков, он чутьем полководца-самородка понял: противник уже не отступает, а бежит и что он в такой же степени находится во власти инерции бегства, в какой кавбригада да и пехотные полки находятся во власти инерции наступления. Никакая сила, ни увещевания, ни угрозы уже не в состоянии были остановить ни Самсонова, ни Котовского…

Деникинцы давали кавбригаде ожесточенные арьергардные бои: но это действовали лишь более или менее мощные заслоны, в задачу которых входило не остановить Котовского, не уничтожить его, а лишь задержать, чтобы дать возможность основным силам белогвардейцев «спокойно» бежать.

Собственно говоря, в тыл деникинцам кавбригада зашла только после Одессы. В районе Маяки — Тирасполь скопилось и застряло все, что оставалось от одесской группы Деникина.

Стояли сильные морозы, сопровождаемые жестокими метелями. Котовский выполнил свой план, мы стояли у Днестра! Белогвардейская «пробка», припертая к реке, засела в плавнях, мерзла, но на первых порах упорно сопротивлялась.

Помню, мы остановилась и заночевали, чтобы хоть перевести дыхание в какой-то немецкой колонии, которых много в этом районе. На дворе было уже совершенно темно, свистела метель. Мы стояли на одной квартире: Котовский, политком бригады Христофоров да я. Никто не созывал никакого совещания, но командиры-бессарабцы один за другим приходили будто «на огонек»; собралось их человек шесть: видимо, они сговорились предварительно.

— Батя, — волнуясь, начал первым один из взводных командиров, — вот тебе крест: дай мне человек двух с собой, я подниму весь Хотинский уезд за три дня, я человек пятьсот партизан организую!

Позже заговорили другие, речь шла все о том же: пусть Котовский только кликнет клич — бессарабцы-командиры переберутся через Днестр и зажгут в Бессарабии такой пожар. партизанской войны, что войска румынских бояр сами уберутся восвояси. О белогвардейцах и говорить нечего!

На столе стояли две кварты красного вина, но никто к ним не прикасался. Григорий Иванович молча слушал, подперев голову в глубоком раздумье. Накануне пришла шифровка от Якира: Днестра ни в коем случае не переходить! Когда последний из гостей сказал свое слово, комиссар Христофоров обратился к комбригу:

— Ну, а ты, Гриша, что думаешь по этому поводу?

Не открывая лица, спрятанного в ладонях, Котовский ответил:

— Нет, сперва ты, а я последним…

— Что же, — охотно отозвался комиссар, — я могу… Видите ли, братва, я вам всем верю! Больше того: Шинкаренко только что сказал, что через десять дней будет установлена советская власть в Бессарабии. Почему через десять дней? Я лично думаю, что через пять! Но…

Комбриг открыл лицо и, выпрямившись, откинувшись на спинку стула, впился глазами в Христофорова.

— Но, — продолжал комиссар, — не забудьте, что, законно это или незаконно, Бессарабия является сегодня провинцией румынского королевства, то есть Европой! Вы хотите вторгнуться в Европу? А вы не задумались над тем, какие последствия это может иметь? Не забудьте, что Румыния — Антанта! Вы хотите напроситься на новую интервенцию?

Он кончил и сел, искоса поглядывая на Григория Ивановича. Все напряженно молчали. Потом Котовский поднялся со стула и несколько секунд стоял неподвижно, обдумывая свои слова. Мы тоже все встали, обступив стол. Наконец комбриг заговорил, медленно, внятно, стараясь не заикаться:

— Властью, врученной мне партией и командованием, я запрещаю переходить Днестр. Кто ослушается и попадется — расстреляем как изменника!

Он глянул на часы и продолжал:

— Через три часа подъем. Надо хоть немного отдохнуть… Спокойной ночи, товарищи командиры!

Мы легли спать. Котовский ворочался и вздыхал: дорого обошелся ему этот отказ от Бессарабии!

Никто из нас не спал. Христофоров сладко зевнул и сказал:

— Вина выпить, что ли?

Я засветил лампу. Пили молча. Это были поминки по Бессарабии. Комбриг как будто за последний час осунулся. Тишину нарушил комиссар бригады:

— Гриша, — спросил он, — ты почему это в партию не вступаешь?

Котовский беспомощно улыбнулся:

— Знаешь, неловко как-то. Спросят: «А почему раньше не вступал? Колебался? Ждал, кто победит?» Это неправда! Но что я смогу ответить?

— Чушь! Завтра же я займусь этим делом!

Однако выполнить своего обещания Христофоров не смог: назавтра в жестоком бою с белогвардейцами, последнем бою в деникинскую кампанию, он был убит. Стоя молча с обнаженной головой у его трупа, Григорий Иванович пробормотал:

— Второй…

Это означало: «Второй политический комиссар, которого я любил, уважал и даже… слушался. Я, Котовский!»

После короткой передышки началась война с белополяками. Для нашей кавбригады, да, собственно, и для всей дивизии, эта кампания делилась на четыре периода: «сидение» на позициях в Проскуровском направлении, отступление за Днепр, прорыв Конной армии и наступление до Львова, отход из Галиции (Западной Украины) и мир с белополяками.

Первый период я назвал «сидением» по аналогии с вапнярским нашим времяпрепровождением. Мы совершенно так же топтались на месте, но на этот раз несли страшные потери. Весна никак не хотела войти в свои права, было холодно, непрерывно лил дождь. Раздетые и разутые пехотинцы без толку месили жидкую грязь. Потери от болезней превышали, потери убитыми и ранеными.