Испытание зверя - Сэйити Моримура

— Откуда ты его знаешь? — воскликнула Митико.

— Знаю. Адзисава-сан разыскал тех гадов.

— Не может быть!

— Может. Это Наруаки Ооба, бешеный сынок нашего мэра. Точно?

— Как ему это удалось?! — задыхаясь от волнения, вымолвила Митико. Новость поразила ее в самое сердце.

— Ага! Значит, правда!

— Зачем он приходил к тебе?

— Он хочет, чтобы мы заявили в суд. Говорит, иначе они не оставят тебя в покое.

— Нори, уж не думаешь ли ты, что я и в самом деле пойду в суд? Да я скорее умру, чем соглашусь на такой позор!

— Тебе же нечего стыдиться.

— Нори, я тебя прошу, перестань!

— Значит, тебе все равно, если они и меня изнасилуют?

Митико испуганно воскликнула:

— Они не посмеют!

— А Адзисава-сан сказал, что они вполне могут и до меня добраться.

— Он лжет!

— Ты уверена? Эти типы, чтоб тебе было известно, мне уже звонили!

— Ты правду говоришь?

— Правду! Адзисава-сан говорит, что ты не одна такая, вас много. Если все будут сидеть и помалкивать, насильники совсем распояшутся.

— Но почему именно я? Ты пойми, меня же после этого никто замуж не возьмет! Все станут показывать на меня пальцем! И папу, наверно, с работы выгонят.

— Вот уж не думала, Митико, что ты такая несовременная, — фыркнула младшая сестра.

— Почему несовременная?

— А потому. Чего тебе стыдиться-то, ты ведь ничего плохого не сделала! Это все равно, как если бы тебя бешеная собака покусала. Ну кто станет на тебя пальцем показывать? И папу никто не тронет, он ведь ни в чем не виноват. А если тронут, люди заступятся. Я сама в газету напишу!

— Эх, Нори, дитя ты еще малое. Хуже этого для девушки ничего не бывает. И кто за нас заступится? Это в Хасиро-то? Здесь все решают Ооба, с ними не посудишься. Если ты хочешь мне помочь, так лучше держи язык за зубами. Если ты мне сестра, ты выполнишь мою просьбу.

Сколько ни убеждала Норико старшую сестру, ее пылкие речи разбивались о страх Митико. Постепенно школьнице начало казаться, что теперь она лучше понимает доводы Адзисавы. Дело даже не в том, что Митико испугалась угроз своих обидчиков. Просто она думает только о собственном покое, до других ей дела нет, она даже к надругавшимся над ней подонкам ненависти не испытывает. Ей нужно, чтобы ее не трогали, а весь остальной мир пускай хоть развалится на куски. Пережитая трагедия не только осквернила тело девушки, она изуродовала ей душу.

Норико чувствовала, что сестра, какой она стала теперь, еще отвратительнее ей, чем сами преступники. «Ну и бог с ней, — решила девочка, — все равно я буду помогать Адзисаве-сан».

Как раз в это время и посетил ее бывший редактор отдела местных новостей. Момент для визита был выбран как нельзя более удачно. Или наоборот?

После ухода сестренки Митико встала с кровати и пошла звонить по телефону. Ей строго-настрого велели лежать, но позвонить надо было во что бы то ни стало. К счастью, тот, кто был ей нужен, оказался дома. Услышав голос Митико, он поначалу удивился, но тут же небрежно хмыкнул:

— А ты, оказывается, ловкачка.

Девушка уже пожалела, что стала звонить, но отступать было поздно.

— Ради бога, — умоляюще произнесла она, — не трогайте мою сестру.

— Ладно, не хнычь, — хохотнули на том конце провода и бросили трубку. До Митико только теперь дошло, какую непоправимую ошибку она совершила.

Разговор с сестрой так напугал ее, что она, не подумав, бросилась звонить Наруаки. «Совсем от страха голову потеряла! — ругала она себя теперь. — Нашла к кому обращаться!»

Но что сделано, то сделано. Она невольно выдала сестру Наруаки, он догадается, что Норико хочет выступить против него, и непременно расправится с ней. Скорее всего, тем же самым способом. Он давно уже делает круги вокруг Норико!

«Я этого не допущу! — лихорадочно думала старшая сестра. — Но как ее спасти, как?» И тут у нее перед глазами встало лицо Адзисавы. Только этот человек может обуздать Наруаки. Он один решился вступить в борьбу с семейством Ооба. У нее где-то была его визитная карточка!

Митико быстро набрала номер телефона, указанный на карточке. Ей ответили, что Адзисава вышел и когда вернется — не известно. Она попросила передать ему, что звонила Митико Ямада.

Кэйко Нарусава, медицинская сестра хирургического отделения муниципальной больницы, отправилась на обычный утренний обход. До конца тяжелой ночной смены оставалось всего два часа, в восемь придут сменщицы. Ночью дежурили три медсестры, восемьдесят пациентов хирургического отделения находились на их попечении с полуночи до восьми утра. Работы хватало — ни на минуту не приляжешь. Едва закончится один обход, уже пора начинать следующий: вдруг кому-то из больных хуже стало.

А мало ли было случаев, когда сразу двоим, а то и нескольким пациентам требовалась срочная помощь? И еще бесконечная писанина! Молоденькой медсестре в ночную смену приходилось тяжко. «Отработай десять таких ночей в месяц, ни на какую личную жизнь времени не будет, так и останешься в девках», — думала Кэйко. В последнее время она все чаще задумывалась, стоило ли идти в медсестры. Пошла бы секретаршей в какой-нибудь офис — знаний особых не нужно, отсидела рабочее время и свободна. Но тогда не было бы этого чувства, что ты нужна людям, которое играло не последнюю роль в жизни Кэйко. Только это сознание удерживало ее на трудной, неблагодарной работе.

Утренние обходы она любила — долгая ночь позади, палаты наполнены свежестью и светом, пациенты уже не спят. Утром все чувствуют себя лучше, в том числе и самые тяжелые.

Кэйко переходила из палаты в палату, больные приветливо здоровались с ней. У нее было ощущение, что они с нетерпением ждут ее утреннего появления, даже те, кто от слабости не может ей и кивнуть.

Всем надоело лежать, всех утомила бесконечная ночь. Кэйко ставила пациентам градусники и на ходу обменивалась с ними парой слов. Эти мимолетные беседы были для многих единственным контактом с миром здоровых людей, медсестра для них стала окошком в бескрайнюю вселенную, отгороженную больничными стенами.

Так, переходя из палаты в палату, Кэйко оказалась у двери триста двадцатой. Едва она вошла, как сердце сжалось от нехорошего предчувствия — Кэйко сама бы не смогла объяснить почему.

— Доброе утро, Кадзами-сан! — весело произнесла она, усилием воли отогнав неясную тревогу. Ответа не было. — Какой вы сегодня соня, — сказала она, подходя к кровати.

Этот молодой парень попал в больницу с травмой головы и переломом ключицы, однако с головой, кажется, все было в порядке, да и кость заживала быстро. Вынужденная неподвижность томила юношу, и, если бы не гипс, Кадзами наверняка сбежал бы домой. Вечно он пытался втянуть Кэйко в разговор.

— Что-то вы заспались, Кадзами-сан. Чем это, интересно, вы ночью занимались? Ну-ка, просыпайтесь, будем температуру мерить.

Кэйко взглянула на больного, и веселые слова застряли у нее в горле: лицо Кадзами было пепельно-серым.

— Кадзами-сан, что с вами?! — воскликнула она, машинально пытаясь нащупать пульс. Пульса не было. Кэйко поняла, что все кончено.

«Какой ужас!» Она не верила своим глазам. Во время предыдущего обхода, в два часа, Кадзами мирно посапывал во сне. Что-то с тех пор стряслось — только непонятно что.

Кэйко бросилась в сестринскую сообщить о случившемся и по дороге наткнулась на старшую сестру отделения Ясуко Сасаки.

Та доложила дежурному врачу Коити Маэде, который сразу кинулся в палату 320. Поверхностный осмотр не выявил причину смерти. Оставалось предположить, что не замеченная врачами мозговая травма привела к внезапному летальному исходу. От сильного удара могло произойти кровоизлияние в мозг. Мелкие кровоизлияния постепенно рассасываются, но при излиянии большого количества крови возможно образование гематомы с последующим сдавливанием ствола головного мозга и нарушением функции жизненно важных центров, что приводит к смерти больного.

Процесс происходит незаметно, иной раз он продолжается более трех недель, причем все это время человек находится в полном сознании и чувствует себя нормально.

Однако Кадзами только вчера делали энцефалограмму, измеряли артериальное давление, и никаких нарушений не было. Врач Маэда осмотрел голову умершего — нет ли новой травмы, но ничего не обнаружил. Лишь более тщательный осмотр выявил на деснах и в полости рта покойного едва заметные язвочки и кровоподтеки. Между плотно стиснутых зубов юноши был зажат маленький кусочек полиэтилена.

Маэда недоуменно повертел его в руках и вдруг замер, потрясенный страшной догадкой.

— Кто-нибудь входил в палату Кадзами ночью? — обернулся он к Кэйко и старшей сестре. По его напряженному голосу они поняли: здесь что-то неладно.

— Только я, — ответила Кэйко.