Сталинград - Энтони Бивор

Снайперы имелись не только в пехоте, но и в других родах войск. Хорошо известен был бронебойщик Маленков из 95-й стрелковой дивизии. Во время боев у завода «Баррикадный» из противотанкового ружья он уничтожил 6 танков противника, за что был представлен к званию Героя Советского Союза. Лейтенант Виноградов из 149-й артиллерийской дивизии считался лучшим артиллеристом. Он во главе батареи из 26 бойцов был отрезан от своих и три дня вел упорный бой с противником. Когда бойцы прорвались в расположение русских, первое, о чем они попросили, была не еда, а снаряды. Даже когда Виноградов потерял слух после контузии, его продолжали считать лучшим артиллеристом. Однажды он сумел выследить и убить немецкого офицера, а также забрать его документы.

Немецкие дивизии продолжали натиск, двигаясь от тракторного завода в южном направлении, к заводу «Баррикадный». Ночью 17 октября Чуйков вновь сменил место расположения штаба. Теперь штаб 62-й армии находился на самом берегу Волги. На следующий день крупные силы немцев прорвались к реке, но в результате контратаки были отброшены назад.

Утешительные известия пришли от полковника Камынина. Он был послан в части, расположенные севернее тракторного завода, и сообщал оттуда, что в районе Рынка и Спартановки красноармейцы продолжают оказывать сопротивление и храбро сражаются. В целом ситуация там стабилизировалась.

Большие трудности были у ополченцев. Выяснилось, что ночью 25 октября целое подразделение из 124-й ополченческой бригады, состоявшее в основном из бывших рабочих Сталинградского тракторного завода, перешло на сторону немцев. Один-единственный боец был против, но и он, испугавшись угроз, присоединился к перебежчикам. На нейтральной полосе он сделал вид, будто что-то случилось с его обувью, отстал и бегом вернулся на прежние позиции. Дезертиры стреляли в него, но безуспешно. Когда солдат добрался до своего полка, его арестовали и судили за то, что он «не принял решительных мер, не предупредил командиров о готовящемся побеге и не предотвратил дезертирство других».

Упорные бои, сопровождавшиеся атаками и контратаками, продолжались в районе завода «Красный Октябрь» и завода «Баррикадный». Командный пункт одного из батальонов 305-й пехотной дивизии немцев находился так близко к противнику, что были слышны телефонные переговоры русских офицеров, которые они вели из своего блиндажа. В результате упорного боя немцы окружили блиндаж, и тогда оставшийся в живых командир вызвал по рации удар «катюш» на себя.

Немецкие солдаты вынуждены были признать: «Эти собаки дерутся, как львы». Потери немцев стремительно росли. Между взрывами и автоматными очередями то и дело раздавались крики: «Санитары, на помощь!» Территория, обороняемая 62-й армией, сократилась до небольшого плацдарма на западном берегу Волги, шириной не более нескольких сотен метров. Немцы занимали квартал за кварталом, тесня русских все ближе к реке. Завод «Баррикадный» был почти полностью занят немцами. Последняя переправа находилась под прямым обстрелом германских орудий, и все пополнение бросали на то, чтобы ее удержать. Советские дивизии, входящие в 62-ю армию, насчитывали по нескольку сотен человек, но все же продолжали сражаться. Их действия особенно активизировались ночью. Чуйков писал: «В темноте наши солдаты чувствуют себя как рыбы в воде».

Немецкий капрал писал домой: «Отец, ты часто говорил мне: будь верен своим идеалам и ты победишь. Я не забыл твои слова, но сейчас скажу: пришло время, когда каждый думающий немец должен наконец понять, что эта война – полное сумасшествие. Невозможно описать, что здесь творится! В Сталинграде каждый, у кого еще целы руки и ноги, непрерывно сражается, причем как мужчины, так и женщины». Другой немецкий солдат, очевидно, в состоянии стресса писал: «Не беспокойтесь, не волнуйтесь, скоро я лягу в землю, и мои страдания кончатся. Мы часто говорим себе, что русские вот-вот сдадутся, но эти грубые невежественные люди никак не хотят понять, что их положение безнадежно». Третий сообщал домой: «В этом городе исполнилось древнее пророчество: не останется камня на камне. Я вижу это вокруг себя...»

13. Последний натиск Паулюса

В немецких дивизиях, расположенных в степях под сражающимся Сталинградом, жизнь шла заведенным порядком. Немногочисленные пробные атаки русских спокойствия в общем-то не нарушали. Чем дальше от линии фронта, тем вольготнее была обстановка. Например, 25 октября, в воскресенье, офицеры одного из полков 376-й Баварской пехотной дивизии во главе со своим командиром генералом фон Даниэльсом устроили традиционную для баварцев «октябрьскую охоту».

Основным занятием солдат в это время была подготовка зимних квартир. «Местность здесь неприглядная, – писал домой боец 113-й пехотной дивизии. – До самого горизонта ни деревни, ни рощи, ни растений, ни кустов и ни капли воды». Русские военнопленные строили блиндажи и копали бункеры. Вот что писал жене один немецкий офицер: «Мы должны как можно эффективнее использовать этих людей. Остро не хватает рабочих рук». Строительного материала практически не было, и немцы снаряжали грузовики и рабочие команды в Сталинград. Там солдаты собирали камни и обломки разрушенных зданий для строительства блиндажей. Южнее города солдаты 297-й пехотной дивизии в склонах глубоких балок выкапывали пещеры. Они служили и казармами, и складами, и даже полевыми госпиталями. Все необходимое для полевых дивизий доставлялось по железной дороге из Германии.

«Бабье лето» выпало на первую половину октября. Пользуясь хорошей погодой, немцы спешили закончить подготовку зимних квартир. Все понимали, как это важно: здесь предстояло пробыть до весны.

Гитлер разработал свои собственные инструкции на зимний период. Он ожидал от вермахта «активной обороны и неуклонной веры в победу». Предполагалось, что танки будут укрыты от морозов и бомбежек в специально построенных бетонных бункерах, но необходимые материалы не были доставлены, и техника стояла под открытым небом. Штаб 6-й армии также разработал детальный план на этот период. Предусматривалось даже строительство финских саун в полевых условиях, но оно, как и многое другое, так и не было осуществлено. Гросскурт писал домой: «Фюрер приказал нам защищать позиции до последнего человека, но для нас это само собой разумеется. Ведь потеря позиций крайне ухудшит наше положение. Мы знаем, каково остаться в степи без крыши над головой».

В штабе фюрера решили, что большую часть тягловой силы 6-й армии (то есть лошадей) необходимо эвакуировать не менее чем за 100 километров от линии фронта. Сделать это можно было на составах, которые подвозили на фронт фураж. Всего в расположении немецких войск между Доном и Волгой насчитывалось 150 тысяч лошадей, огромное количество быков и даже верблюды. Транспортные и ремонтные части также отодвигались от линии фронта. На первый взгляд, все эти меры вполне разумны, но впоследствии они сыграли роковую роль. Дело в том, что в 6-й армии большая часть артиллерии и медицинских частей передвигались с помощью лошадей.

Боевой дух и настроение в немецких частях, как писал один ефрейтор из 371-й пехотной дивизии, во многом зависели от того, насколько задерживается почта. Все скучали по дому. «Мы здесь стали совсем другими людьми. Кажется, что мы даже живем в ином мире. А это нелегко. Когда приходит почта, все солдаты выскакивают из своих убежищ, и ничем их не остановишь. Я просто отхожу в сторонку и смотрю на них со снисходительной улыбкой», – писал командир 60-й моторизованной пехотной дивизии.

Люди начинали подумывать о приближающемся Рождестве – самом радостном празднике в году. Солдаты рассуждали о том, что подарят им жены. 3 ноября одна из дивизий запросила командование о поставке музыкальных инструментов, елочных игрушек и свечей.

Больше всего солдат беспокоило расписание увольнений на праздничные дни. Сколько надежд и переживаний было с этим связано. Паулюс считал, что преимущество должны получить солдаты, находящиеся на Восточном фронте без перерыва с июня 1941 года. Для счастливчиков, получивших увольнение и готовящихся к приятному путешествию домой, время тянулось невероятно долго. Далекий дом казался чем-то нереальным, похожим на мечту. Встретившись с семьей, солдаты с удивлением обнаружили, что не могут говорить о тяготах военной жизни. Многие были поражены тем, как плохо в тылу представляют, что происходит на фронте. Рассказ об истинном положении дел был бы просто бессмысленной жестокостью по отношению к родным. С другой стороны, именно дома солдат понимал, что кошмар, из которого он вырвался на несколько дней, абсолютно реален, а возврат в него неизбежен. Само собой, сразу появлялась мысль о дезертирстве, отделаться от которой было очень трудно. В итоге оставалось только сказать родному дому «прощай». Для многих это свидание с близкими стало последним. Солдаты знали, что возвращаются в ад. На главной дороге в Сталинград какой-то шутник соорудил предупреждение: «Вход в город запрещен. Нарушители подвергают свою жизнь и жизнь своих товарищей огромной опасности!»