Восемь религий, которые правят миром. Все об их соперничестве, сходстве и различиях - Стивен Протеро

Вторая Благородная Истина звучит не так безнадежно: у страдания есть причина. Все в этом мире взаимосвязано, соединено цепью причин и следствий, значит, страдание должно откуда-то браться. Буддисты различают 12 звеньев в этой цепи «зависимого происхождения» (пратитья-самутпада), а ключевыми из них считают неведение, жажду и привязанность. Мы страдаем потому, что закрываем глаза на то, как действительно устроен мир. Мы притворяемся независимыми, тогда как на самом деле мы взаимозависимы. Мы делаем вид, будто бы изменяющееся в действительности остается неизменным. И отчаянно жаждем, чтобы мир и люди, которые его населяют, были такими, какими они нам представляются. Поэтому мы страдаем, когда у наших супругов появляются новые увлечения, когда наше любимое (вдобавок идеальное в своем прежнем виде) старомодное кафе-мороженое обзаводится нелепым сайтом в интернете и дурацким новым логотипом, когда в новехонький «форд-тандерберд», на котором вы с гордостью едете домой от дилера, попадает камнем шестилетний мальчишка, в будущем – автор этой книги (случай подлинный). Мы страдаем потому, что в отчаянии цепляемся за людей, места, вещи, словно они могут избавить нас от мучений. Мы страдаем потому, что упрямо храним верность убеждениям и суждениям, не в последнюю очередь вере в богов и мнению о том, что конкретный друг или враг нравственно несостоятелен. Сегодня слова «ты так изменился» служат объяснением, которое один человек из пары дает другому, покидая его. В буддизме «ты изменился» – описание событий, происходящих ежеминутно и ежедневно.

Третья Благородная Истина указывает, что поскольку у страдания есть причина, ее можно устранить. Если мы поймем, как на самом деле устроен мир со всеми его течениями, и перестанем цепляться за то, чему природа предписывает утекать сквозь наши пальцы, тогда мы сумеем достичь нирваны. Но что это за «угасание»? Нирвану часто описывают в негативном ключе, как искоренение жажды, привязанности, страдания, алчности, ненависти, иллюзий и перерождений. В более позитивных разъяснениях ее называют блаженством, хотя это блаженство не поддается описанию, и покоем, хотя этот покой непостижим для нас. Но нирвана – это не конкретное место, куда попадаешь после смерти. Ее можно достичь при жизни.

Буддизм – традиция, руководствующаяся принципом «иди и смотри». Его приверженцы не столько верующие, сколько практикующие

Согласно Четвертой Благородной Истине, существует путь, цель которого – нирвана. Подобно конфуцианскому учению о Середине, этот срединный путь проходит между такими крайностями, как сибаритство и умерщвление плоти. Также известный как Восьмеричный путь, он состоит из «правильного воззрения, правильного намерения, правильной речи, правильного поведения, правильного образа жизни, правильного усилия, правильного памятования, правильного сосредоточения»16. Поскольку у этого пути есть этический, эмпирический и доктринальный аспекты, по традиции его делят на три части: нравственность (правильная речь, правильное поведение, правильный образ жизни), духовная дисциплина (правильное усилие, правильное памятование, правильное сосредоточение) и мудрость (правильное воззрение и правильное намерение). Словом, будь добрым, будь мудрым, будь внимательным.

Хотя все Четыре Благородные Истины изложены как учения, в соответствии с традицией правильнее было бы называть их высказываниями, так как догмой ни одно из них не является. Буддизм – традиция, руководствующаяся принципом «иди и смотри». Его приверженцы не столько верующие, сколько практикующие. Дхарма – не божественное откровение. От нас вовсе не требуется принимать ее на веру. Нас побуждают экспериментировать с ее учениями, лично убедиться, что высказывания Будды в точности описывают этот мир, и, что еще важнее, выяснить, действительно ли практика буддизма уменьшает наши страдания.

Ни души, ни личности

Из всех высказываний Будды одно звучит особенно обидно: у нас нет души. Мормоны говорят, что наши души существовали еще до нашего рождения, почти все религии обещают нам сохранение души после смерти. А по мнению буддистов, индуисты заблуждаются, помещая сущность человека в Атман, так как Атмана не существует. Это основополагающее буддийское учение называется анатта (на буддийском языке пали) или анатман (на санскрите), что в обоих случаях означает «нет души». Но самое обидное еще впереди: по мнению буддистов, личности у нас тоже нет. То, что мы привыкли именовать «я» или «ты», как некую неизменную сущность, на самом деле не более чем условное имя, присвоенное постоянно меняющейся комбинации отдельных фрагментов, названных пятью скандхами. Вместе взятые, эти пять «показателей» – форма, ощущения, восприятие, мышление и сознание – образуют иллюзию «я» или «меня». Но кроме этой иллюзии, никакого «я» нет.

По мнению буддистов, у нас нет ни души, ни личности

Один из основных текстов, имеющих отношение к этому трудному учению, – диалог между буддийским мудрецом Нагасеной и царем Милиндой (Менандром). Подобно всем нам, царь не видел причин сомневаться в столь очевидной вещи, как его собственное существование, но Нагасену видимость не обманывала. В своих доводах в пользу анатта он упомянул царскую колесницу, в существовании которой царь тоже нисколько не сомневался. Тогда Нагасена спросил: «Эта ось и есть колесница?» – «Нет». – «А эти колеса?» – «Нет». —

«А эта рама?» – «Нет». Значит, колесница, указал Нагасена, – совокупность, состоящая из различных предметов, точно так же, как современный автомобиль – совокупность его рамы, колес и осей. Слова «колесница» и «автомобиль» – условные обозначения, общепринятые названия для совокупностей различных деталей. Так и «я» – условное обозначение для того, что состоит из волос, головы, рук, мыслей и чувств. А за пределами этих условностей никакого «я» не найти. Это «я» – обман, его память – фикция.

Возможно, эти слова прозвучали излишне философски, и, пожалуй, абсурдно, словно мы вдруг очутились на семинаре по метафизике, в окружении взбудораженных аспирантов, перепивших кофе. Какое нам дело до этой белиберды? Разве дхарме не полагается быть полезной? Приносит ли практическую пользу отрицание того, что неоспоримо, как мое «я»? Да, говорят буддисты. Ложная вера в то, что «я» – это некая вечная, неизменная и независимая сущность, порождает всевозможные неизъяснимые страдания. Она пробуждает эго, затем передает ему бразды правления, и мы влачим каждодневное существование под бременем мыслей о своем «я», о «себе», лишь бы утолить чудовищные аппетиты своего эго.

Несколько лет назад один научный журнал посвятил моей книге целый номер. Я был польщен, но когда получил этот номер, понял, что у меня нет ни малейшего желания читать его. О своем равнодушии я сообщил одной подруге по электронной почте, и ее реакция удивила меня. «Ничего странного! – ответила она. – Твое эго твердит только одно – «ты гений» и «ты ничтожество», и так раз за разом, наматывая взаимосвязанные и бесконечные петли… Критика в любом виде – вариант слов «ты ничтожество», похвала в любом виде – еще один вариант того же сообщения, так как слова «ты гений» подразумевают, что ты был бы ничтожеством, если бы не твоя гениальность». Однако эго не просто втолковывает бейсболистам, что они мазилы, а профессорам – что они тупицы. Оно непрестанно возвещает о своем существовании – деятельности, для которой в случае действительного существования не потребовалось бы таких затрат энергии.

Конфуцианство дает отпор всем этим «я, мне, мое», отрицая независимость личности. Мы не обособленные частицы, заявляют конфуцианцы; мы – паутина взаимозависимых социальных отношений. Буддизм заходит еще дальше в отрицании наличия хоть сколько-нибудь реального «я». Положите конец невежеству, привязанностям и страданиям, изобличив ложное «я», призывает он. Или, как выразился поэт,

В поступкахне опирайсяна эго.Этот липкиймышиный капканчикначинаетсяс колеса,которое катает наспо кругу.Сойди17.

Тхеравада и махаяна

Есть некоторое сомнение в том, можно ли считать буддизм религией, но как и в случае с конфуцианством, это скорее вопрос наших представлений о религии, чем особенностей буддизма. Те, кто усматривает в конфуцианстве недостатки «на божественном фронте», пытаются вместо религии свести его к этике. Когда речь идет о буддизме, возникает соблазн свести его к психологии или к психотерапии.

В ранних формах буддизма не говорится о Боге и не делается акцент на сверхъестественное. Будда считается человеком. Так что если считать религией «веру в духовные сущности», как гласит классическое определение британского антрополога Э.Б.Тайлора, буддизм не относится к семейству религий18. С точки зрения буддиста буддизм не был бы таковым, если бы оставался одним и тем же. Он и не остается. Детище Индии, буддизм унаследовал свойственную индуизму абсорбирующую способность. В Индии он впитал большинство типичных атрибутов родственной ему религии, не в последнюю очередь замысловато устроенный пантеон будд и других духовных сущностей со всеми сверхъестественными силами Кали и Шивы. В Тибете позаимствовал некоторые шаманские обряды местной религии бон, в Китае – естественность, спонтанность и простоту даосизма.