Первые слова. О предисловиях Ф. М. Достоевского - Льюис Бэгби

чем приступить к анализу явления двухголосия (или его варианта), сначала освежим наши знания о самом предисловии. Достоевский публиковал свой роман в журнале с января 1879 года по ноябрь 1880-го. Важно отметить то, что на момент первой журнальной публикации была написана лишь небольшая часть романа – только главы 1-й и 2-й части 1-го тома[133]. Писатели редко пишут предисловие к роману до того, как он в значительной степени оброс плотью или даже был завершен, поскольку в этом случае предисловие потребовало бы от авторов большой дальновидности или готовности рисковать. Если смелые авторы должны быть дальновидными, читателям таких рискованных предисловий требуется хорошая память. Когда, наконец, будет опубликован эпилог романа (у «Братьев Карамазовых» это произошло в конце 1880 года), кто из его первых читателей вспомнит о напечатанном два года назад предисловии? Легко предсказуемый провал в памяти любого реального читателя ничуть не поколебал решимости Достоевского, включившего в первую журнальную публикацию предисловие, где намечался весь сюжет не только «Братьев Карамазовых», но и их продолжения. Вот основные компоненты предисловия, которые чаще всего комментируют в критической литературе:

От автора

Начиная жизнеописание героя моего, Алексея Федоровича Карамазова, нахожусь в некотором недоумении. А именно: хотя я и называю Алексея Федоровича моим героем, но, однако, сам знаю, что человек он отнюдь не великий, а посему и предвижу неизбежные вопросы вроде таковых: чем же замечателен ваш Алексей Федорович, что вы выбрали его своим героем? Что сделал он такого? Кому и чем известен? Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни? <…> <…> беда в том, что жизнеописание-то у меня одно, а романов два. Главный роман второй – это деятельность моего героя уже в наше время, именно в наш теперешний текущий момент. Первый же роман произошел еще тринадцать лет назад, и есть почти даже и не роман, а лишь один момент из первой юности моего героя… [Достоевский 1976: 5–6].

Эта цитата по объему занимает менее четверти всего предисловия. Однако здесь разъясняются ключевые временные элементы с точки зрения общего замысла романа. Предисловие содержит информацию, имеющую важнейшее значение для истолкования нарратива, и один из главных ее элементов – время действия «жизнеописания» Алеши с исторической точки зрения. Предисловие вышло в свет в 1879 году – это «наш теперешний текущий момент» (скорее всего, этот момент совпадает с датой журнальной публикации первых глав романа); следовательно, «тринадцать лет назад», когда происходит действие романа, – это 1866 год. Таким образом, мы узнаем, что время действия «Братьев Карамазовых» – то десятилетие, когда были изданы «Преступление и наказание» и «Записки из подполья». Их время действия почти перекрывает друг друга. Жерар Женетт пишет: «…бесспорный факт: знание исторического контекста той эпохи, в которую было написано произведение, редко не имеет значения при прочтении этого произведения» [Genette 1997: 7]. Таким образом, если бы не предисловие, мы, возможно, не сумели бы сразу более или менее точно определить временную рамку романа, которая имеет такое важное значение для его истолкования как части наследия Достоевского.

Кроме того, если бы не заявление «автора» о том, что героем двухтомной биографии, в рамках которой «Братья Карамазовы» не более чем «один момент» его жизни, является Алеша, мы, возможно, были бы склонны, подобно многим, сделать вывод, что на самом деле главными действующими лицами этого первого тома являются Иван и Дмитрий. Заранее зная предполагаемую конфигурацию сюжета романа (если не в подробностях, то хотя бы в общих чертах)[134], «автор» утверждает Алешу в центре его композиции, но считает, что читатели, знакомясь с публикующимся в журнале романом, не согласятся с этим тезисом. Таким образом, предисловие указывает нам направление движения, которое мы, читатели, могли бы в другом случае и не заметить. Это странно, поскольку сказанное «автором» об Алеше противоречит драматической сосредоточенности его собственного нарратива на других братьях. Кроме того, если «автор», от лица которого написано предисловие, является не имплицитным автором «Достоевским», не самим историческим Достоевским, а рассказчиком-хроникером, и тогда дело приобретает еще более запутанный характер[135].

Большая часть предисловия имеет другую интонацию. «Авторские» примечания в других местах предисловия звучат фальшиво, если сравнить их с цитированными выше декларативными фразами и риторическими вопросами. Это говорит о том, что их источник также меняется. Однако переход от прямого обращения к чему-то более образному происходит не внезапно. Вопросы, которые «автор» вкладывает в уста читателя в первом абзаце предисловия, указывают на изменение тона («чем же замечателен ваш Алексей Федорович?.. Что сделал он такого?» и т. д.) по той простой причине, что эти вопросы не являются необходимыми – их может задать практически любой читатель в отношении почти любого повествования, – эти вопросы являются сигналом: нас призывают к бдительности. В обычных условиях мы, читатели, исходим из презумпции невиновности имплицитного автора, создатель которого знает, что во благовремении на эти вопросы будут даны надлежащие ответы. В рамках условностей, связанных с неписаным или предполагаемым соглашением между автором и читателем, Достоевскому в принципе вообще не требовалось задавать такие вопросы. Так почему же Достоевский столь неловко обошелся со своей авторской персоной? Ни разу в годы после ссылки он не считал себя обязанным так поступить. Почему именно сейчас?

Как объясняет Доррит Кон, прямая и косвенная речь персонажа, представленная как дискурс рассказчика, т. е. без пунктуационных знаков или слов автора (глаголов типа «он сказал», используемых при прямой речи), требует подсказок для того, чтобы читатели ее опознали [Cohn 1978: 106]. Такие подсказки подталкивают читателей к поиску особой формы речи, которая в литературе о той или иной языковой группе и / или языке того или иного автора получала разнообразные названия: особенно свободный косвенный стиль, style indirect libre, erlebte Rede, квазикосвенный дискурс, двухголосие или, по терминологии Кон, пересказанный монолог[136]. Риторические вопросы в первом абзаце предисловия создают впечатление, что в самом начале прямого обращения «автора» в него вторгается еще один голос. Подготовленные этими вопросами к изменению в интонации, мы более внимательно читаем странные высказывания, которые следуют сразу же за ними:

Последний вопрос (т. е. «Почему я, читатель, должен тратить время на изучение фактов его жизни?». – Л. Б.) самый роковой, ибо на него могу лишь ответить: «Может быть, увидите сами из романа». Ну а коль прочтут роман и не увидят, не согласятся с примечательностью моего Алексея Федоровича?

Говорю так, потому что с прискорбием это предвижу. Для меня он примечателен, решительно сомневаюсь, успею ли это доказать читателю. Дело в том, что это, пожалуй, и