Рожденная революцией - Алексей Нагорный

– Сейчас все лозунги в моде, – тараторил Феденька. – Я вот тоже лозунг сочинил – теснота сближает! Эй, мироед! – толкнул он могучего мужика на нижней скамейке. – Отзынь на три лаптя! Дай сесть! Садись, Вася, – Феденька освободил место для своего попутчика – бритого, лет пятидесяти, с невыразительным стертым лицом.

«Странный Вася, – продолжал размышлять Коля. Ему становилось все тревожнее и тревожнее. – Не к добру эта встреча. А собственно, почему? А черт его знает – почему. Или нет – ин-ту-и-ци-я! Вон оно, это трудное слово! Именно она! Феденька еще тогда, в Грели, вызывал неясную тревогу своей странностью, необъяснимыми поступками, жестокостью. У соседки собаку убил колом…»

– Вот и сидим рядом, – удовлетворенно сказал Феденька, – я, то есть сельский пролетарий, и Вася, то есть сельский интеллигент, и враг нашему делу – ты! – он зло ткнул мужика в плечо.

– Окстись! – испуганно отодвинулся тот. – Какой я тебе враг!

– Мне – не знаю, а вот РСФСР – это точно! – весело сказал Феденька. – Сколь у тебя земли, лошадей, а?

– Не твоя печаль! – побелел мужик. – Отстань!

– Угадал я, – удовлетворенно кивнул Феденька. – Вася, скажи ты.

– Ликвидировать любую зажиточную сволочь, – сказал Вася. – Вот очередная и главная задача Советской власти! Мы – республика бедных слоев населения. Нам богатых не надо. Не царский режим.

«А ведь они контры… – подумал Коля. – Провокаторы. Этот дуралей приедет к себе в деревню – такой бузы наведет. Ведь как будет? Он станет доказывать: „Говорят, мол! Сам слыхал“. Ах, как оно страшно, это „сам слыхал“». – Коля свесил голову вниз. Феденька заметил Колю:

– А я лично, гражданин, хочу мира. С другой стороны взять: режем друг друга, расстреливаем, а зачем? Мы – русские, мы друг с дружкой в мире жить должны! Правда, Вася?

– Россия – одна, – подтвердил бритый. – Она не для инородцев всяких. Она для русских!

– Русские тоже разные бывают, – не выдержал Коля.

– А разных – туда, – тихо сказал Вася. – К стенке заразу всякую.

– Вот! – кивнул Феденька. – Устами этого человека говорит народ! А ты, дядя, из каких будешь?

– Питерский, – сказал Коля. – Ладно, давай спать.

Маша спала как убитая. Она ничего не слышала.

Коля закрыл глаза. Сон навалился мгновенно, будто голову вдруг сунули в темный, душный мешок и наглухо завязали. «Нельзя спать. Нельзя… – вяло сопротивлялся Коля. – Мало ли что…»

Кто-то дернул его за ногу, повторил тихо:

– Спичек не найдется?

«Феденька», – догадался Коля.

– Спит, – услышал он удовлетворенный голос Феденьки. – Все в порядке.

– А может, не спит? – спросил Вася. – Проверь как следует.

Феденька стал на нижнюю полку и привычным отработанным движением указательного и большого пальца зажал Коле ноздри. Стало нечем дышать, но Коля решил вести игру до конца. Словно спросонья, он со всхлипыванием и криком хватнул ртом воздух, повернулся на бок и сладко захрапел.

Феденька спрыгнул на пол, ухмыльнулся:

– Как убитый…

Коля приоткрыл глаза. Феденька и Вася стояли в проходе. Слабо мерцал огарок свечи. Кто-то начинал бормотать – наверное, мучили в духоте кошмары. Потом снова воцарялось спокойствие.

– Кондратьев это, – с ненавистью сказал Феденька. – Я так понимаю: он теперь либо в ГПУ, либо в милиции. Сапоги его погляди. Он нам, не дай бог, всю обедню нарушит.

«Дурак я! – мысленно выругался Коля. – Надо же. А с другой стороны? Я же не в разведку еду! Я к себе домой. В отпуск!» Коля медленно сунул руку под пиджак, сжал рукоять кольта.

– Я его кончу, – тихо сказал Феденька, – а ты – его бабу.

Вася кивнул. Феденька вынул из кармана складной нож, нажал предохранитель. Выскочило длинное, обоюдоострое лезвие.

– А может, он эти сапоги на толкучке купил? – вдруг громко спросил Вася.

– Тише! – зашипел Феденька. – Все может быть. А в нашем деле – береженого и бог бережет. Давай, – он приблизился к Коле и долго всматривался. Коля уже из последних сил разыгрывал спящего – казалось, еще мгновение, и не выдержать. Феденька снова встал на полку, взмахнул рукой, и в ту же секунду Коля ударил его головой в лицо – это был старый, испытанный прием, который употребляли в драках преступники. У Коли не было другого выхода.

Феденька выронил нож, схватился за разбитое лицо и рухнул на пол.

– Бросай финку! – приказал Коля сообщнику Феденьки. – Не на того напоролись. Не по сапогам судить надо, фраера. – Коля на всякий случай решил разыграть маститого блатного. – Бросай, бросай, кусошник.

Вася увидел черное отверстие ствола и с воем рванулся к открытому окну. Вскочила Маша, заголосили пассажиры. Коля догнал Васю и в тот момент, когда тот, свесив ноги наружу, готов был спрыгнуть с поезда, ударил его рукояткой кольта по голове. Вася обмяк, Коля втащил его в вагон. Тут он и получил от Феденьки удар по почкам. Удар был сильный, профессиональный. Коля сразу же потерял сознание. Второго удара, уже ножом, он не почувствовал. На его счастье, вагон сильно качнуло, и клинок только скользнул вдоль ребер.

…Коля очнулся минут через десять. Над ним склонились насмерть перепуганная Маша, проводник и пассажиры. Все молчали. Коля открыл глаза, спросил:

– Где… Этот где?

– Убежал, – сказала Маша. – Спрыгнул на ходу и убежал. А второй здесь.

– Убил ты его, – вступил в разговор проводник.

– Толку что? – Коля попытался приподняться и застонал. – А Феденька научился бить, однако. Откуда кровь?

– Твоя, – заметил проводник. – Благодари бога, счастливый он у тебя, еще на палец бы правее…

– Я, дед, везучий, – пошутил Коля. – Как считаешь, жена?

– Начало многообещающее, – Маша попыталась настроиться в тон Коле, но у нее это не получилось. – Я лучше помолчу. – Она отвернулась, плечи ее вздрогнули.

– Успокойся, – Коля сел. – Через день все заживет, как на собаке. Не плачь. Время такое, Маша. Жестокое время, я так скажу.

– До каких же пор? – она с тоской заглянула ему в глаза. – Должен же быть конец всему этому, Коля?

– Должен, – согласился он. – Только не слишком обнадеживайся. Не скоро будет этот конец. Совсем не скоро, Маша.

Поезд подошел к станции. Маша вышла первая, протянула Коле руку.

– Я сам, – он передал ей вещи, легко спрыгнул с площадки на перрон и застонал от боли – рана в боку давала себя знать.

Проводник и пассажиры вынесли из вагона и положили на траву Васю. Лицо накрыли картузом. Проводник тронул Колю за плечо:

– Спасибо вам, товарищ… Время какое! Не то мы их, не то они нас.

– Мы их, папаша, – сказал Коля. – Мы их, только так и никак иначе!

Поезд тронулся, проводник вскочил на подножку. Коля поднял руку, прощаясь.

– Покарауль этого. – Коля кивнул в сторону трупа. – Я сейчас.

– Он никуда не уйдет, – заявила Маша. – К тому же мне одной страшно. Я с тобой.

– Ты останешься здесь и будешь делать то, что я тебе сказал, – отчеканил Коля и, увидев, как наполнились слезами глаза Маши, добавил мягче: – Так положено, Маша, а ты сейчас все равно что мой помощник. – Коля ушел к станции.

Маша села неподалеку от мертвеца. Его лицо было накрыто картузом. Это не давало покоя Маше – хотелось увидеть: какое оно, это лицо. Маша встала, прошла мимо трупа. Остановилась, не решаясь приподнять картуз, потом отбросила его в сторону. Белые, словно напудренные щеки, остекляневшие глаза. Зрелище было не из приятных. Маша отвернулась.

– Тифозный или как? – Около Маши остановилась пожилая женщина в крестьянской одежде.

– Помер, – вздохнула Маша. – В дороге помер. – Она вдруг встретила настороженный, колючий взгляд бабки и добавила: – Убили его, бабушка.

– Кто же это? – с любопытством спросила старуха.

Маша задумалась: что ответить? А вдруг эта бабка появилась не случайно, неспроста?

– Уж не власть ли его кокнула? – подсказала бабка.

– Да блатной он вроде, – сказала Маша. – Ну, с другим блатным повздорил, тот его и пришил. А ты, бабка, канай отсюда, поняла?

– Ухожу, милая, – старуха скользнула по Маше взглядом, словно бритвой полоснула. – Ты из города? Правду бають, что в городе голод, из покойников варят? Котлетов и этих, как их! Хрикаделек?

– У меня жратвы от пуза, – улыбнулась Маша.

– А-а… – с уважением протянула старуха. – Ну, покедова, касатка. – Бабка ушла.

Маша подождала несколько секунд и помчалась на станцию. Коля сидел в оперпункте линейной охраны и разговаривал с длинным, нескладным мужиком в потертой милицейской форме.

– Моя жена, Маша, – сказал Коля. – А это, представь себе, – Анисим Оглобля, мой напарник по дракам!

– Не может быть! – искренне удивилась Маша. – Анисим – в милиции?!

– Лихо же ты меня аттестовал, – неторопливо сказал Анисим и протянул Маше руку. – Басаргин моя фамилия. А он, знаете, даже и понятия не имел… Здорово, говорит, Оглобля! – Анисим засмеялся. – Долгая это история, Маша, почему я в милиции. На досуге расскажу.