Безумные короли. Личная травма и судьба народов - Вивиан Грин

Лишившись законного наследника мужского пола, овдовевший испанский король, в некоторых отношениях преждевременно состарившийся, решил, что долг повелевает ему поискать новую жену в надежде стать отцом будущего короля. Его выбор пал на племянницу, принцессу Мариану, ту самую — невесту его сына. Когда он на ней женился в 1649 г., ей было пятнадцать лет, на тридцать лет меньше, чем мужу, но она оказалась плодовитой. В том же году она родила Маргариту Марию, которая позже стала императрицей Австрии, но Филиппу нужен был сын, а не дочь. Поэтому весть о рождении принца, Фелипе Просперо, в 1656 г. вызвала в Испании всеобщую радость. К сожалению, искра от этого фейерверка горела недолго, так как Фелипе Просперо оказался болезненным эпилептиком и умер в ноябре 1661 г. Оставался последний шанс. К несказанной радости Филиппа, который в последние годы часто впадал в уныние при мысли о крушении своей империи, чьи несчастья казались ему в какой-то степени последствием его собственной неправильно прожитой жизни, у него родился ещё один сын, будущий Карл II, 6 ноября 1661 г.

Итак, когда через четыре года, в 1665 г., Карл стал королём, ничто не предвещало счастливого будущего ни стране в целом, ни ему лично. Филипп IV умер 17 сентября 1665 г., двумя днями раньше простившись со своей женой Марианой и приказав наградить его четырёхлетнего наследника орденом Золотого Руна. «Да пожалует тебе Господь в своей милости больше счастья, чем мне», — с чувством произнёс он. Однако когда его незаконный сын дон Хуан попросил встречи с королём, который раньше публично признал своё отцовство, его поставили на место. «Никто не просит его являться, — пробормотал король. — Мне осталось только умереть».

Кому-то казалось, что умирал не только король, но и сама Испанская империя истекала кровью. Хотя как будто бы в царствование Карла II появлялись внешние знаки экономического оживления в виде роста сельскохозяйственной продукции и расширения торговли вдоль Кантабрийского и Средиземноморского побережий, испанская экономика, особенно в Кастилии, была истощена непрерывными войнами; в денежном обращении царил хаос; промышленность почти не развивалась; большая часть заморской торговли находилась под контролем иностранных купцов. Международный престиж Испании падал, так как она вынуждена была признать независимость Нидерландов, потеряла Португалию, и её затмила мощная Франция Людовика XIV. Все иностранные комментаторы мрачно соглашались, что Испания обеднела. «Если, — замечал французский посол в 1689 г., — посмотреть на правление этого монарха… можно заметить состояние крайнего беспорядка». Нужен был искусный рулевой, который мог бы спасти трещавший по швам корабль от затопления. Хотя не стоит преувеличивать значение личного внимания короля к делам управления, долгое царствование физически больного и умственно отсталого монарха можно рассматривать как важный фактор в упадке Испании.

Так как Карл был только маленьким мальчиком четырёх лет от роду, в своём завещании Филипп IV попытался обеспечить будущее управление страной, учредив комитет или хунту советников для королевы-матери Марианы, которая назначалась регентом и главным исполнителем. Мариана была благочестивой недалёкой женщиной, обычно одетой в мрачное вдовье или даже монашеское платье. У неё не было ни опыта, ни способностей к эффективному правлению, и хотя она была предана своему сыну, она совершенно не понимала глубоких и трудных проблем, стоящих перед этой страной. Она доверилась своему духовнику, хитрому австрийскому иезуиту, отцу Эверардо Нитхарду. Так как Филипп в своём завещании запретил иностранцам заседать в Государственном совете, она ухитрилась добиться его испанского гражданства и назначения главным инквизитором.

Но с самого начала регентства путь Марианы был далеко не гладким, так как ей пришлось столкнуться с единокровным братом короля, незаконным сыном Филиппа, честолюбивым, способным и привлекательным доном Хуаном. Дон Хуан устранил основного министра королевы-матери, отца-иезуита Нитхарда, но так как не проявил достаточной настойчивости, он позволил королеве наделить властью ещё одного её любимца, Фернандо Валенсуэлу. Именно в этой душной атмосфере, при нетерпимом дворе, где царил строгий этикет, но раздираемом интригами, недоверием и обманом, воспитывался юный король.

С самого начала Карл был болезненным ребёнком с замедленным развитием. Его воспитание не помогло решить те психические и физические проблемы, которые он унаследовал, и вероятно, учитывая их серьёзную природу, этого и нельзя было ожидать. Почти до четырёх лет его пришлось кормить грудью целой команде из четырнадцати кормилиц. Он был рахитичным и не мог научиться ходить, потому что ноги его не держали. В девять лет он всё ещё не мог ни читать, ни писать, и его общее образование оставалось очень бедным на протяжении всей жизни. Ему было восемь с половиной лет, когда он в первый раз отправился на пешую охоту, и он в первый раз сел на коня в 1671 г., хотя в дальнейшей жизни охота была одним их самых его любимых развлечений; ему нравилась строго спланированная облава, и он любил музыку — она временно успокаивала раны, которых было так много в его жизни. Когда он заболел желудочной лихорадкой в мае 1671 г., ежедневно ожидали его смерти. Он постоянно болел. Его наследственная габсбургская челюсть была такой удлинённой, что ему трудно было жевать пищу.

Через несколько лет, в 1686 г., папский нунций писал о Карле II:

«Он скорее маленького роста, чем высокий; хрупкий, неплохого сложения; лицо его в целом некрасиво; у него длинная шея, широкое лицо и подбородок с типично габсбургской нижней губой, не очень большие бирюзово-голубые глаза и прекрасный нежный цвет лица. Выглядит он меланхоличным и слегка удивлённым. Волосы у него длинные и светлые и зачёсаны назад, открывая уши. Он не может держаться прямо при ходьбе, если не держится за стену, за стол или за кого-нибудь. Он так же слаб телом, как и разумом. Время от времени он проявляет признаки ума, памяти и определённой живости, но не сейчас; обычно он медлителен и безразличен, апатичен и вял, и кажется тупым. С ним можно делать всё, что угодно, потому что своей воли у него нет».

«Из пяти Габсбургских королей, — позже язвительно писал Мараньон, — Карл V{4} вызывает энтузиазм, Филипп II — уважение, Филипп III — безразличие, Филипп IV — сочувствие, а Карл II — жалость».

И всё же когда 6 ноября 1675 г. Карл достиг совершеннолетия, он проявил вспышку энергии, даже свою собственную волю, что может означать, что при лучшем обучении он проявил бы сообразительность. Очевидно, противясь подавляющей воле своей матери, он тайно написал письмо своему единокровному брату дону Хуану (которого его мать и Совет решили теперь отправить вице-королём в Сицилию) с просьбой вернуться в Мадрид и помочь ему править. «Шестого (ноября), — писал король, — я вступаю в правление своими королевствами. Я нуждаюсь в вашей персоне около себя, чтобы помочь мне и избавить меня от королевы моей матери. В среду 6-го в 10.45 будьте в моей приёмной». Когда, за два дня до этого, 4 ноября, королю подали декрет, который продлевал бы полномочия королевы-матери и правящей хунты, он в самом деле отказался подписать этот документ. Когда дон Хуан прибыл во дворец, толпа приветствовала его, и он сопровождал короля к мессе и благодарственной службе. Означал ли этот дворцовый переворот, что юный монарх действительно станет королём?

Отнюдь, это был самый короткий в истории день для простаков. После церковной службы Карл отправился с визитом к своей матери и оставался у неё два часа. Он вышел в глубоком отчаянии, по щекам у него текли слёзы, раз и навсегда мятеж Карла окончился. «Дон Фернандо Валенсуэла, — докладывал сэр Уильям Годолфин, — шепнул мне на ухо, что весь этот шум закончился ничем». Попытка короля вылезти у матери из-под юбки не удалась, и он снова попал к ней в полную зависимость. Он не мог сопротивляться давлению, которая она на него оказывала. Отныне король стал отрицательным фактором в своём собственном правительстве, он редко посещал заседания Совета или отдавал приказы по собственной инициативе. На самом деле фундамент правительства королевы-матери не был прочен, как скала, даже при том, что дон Валенсуэла снова был в седле, назначенный главнокомандующим Гренады и явным «премьер-министром». Если сам король смирился, то многие гранды осуждали милости, которые сыпались на Валенсуэлу, и жаловались на некомпетентность его правительства. Тогда как могло показаться, что все карты на руках у Валенсуэлы, на самом деле джокером в колоде оставался единокровный брат короля дон Хуан. Группа грандов потребовала его возвращения (собственная подпись дона Хуана была одиннадцатой в петиции) и устранения Валенсуэлы. На Рождество 1676 г. непопулярный министр бежал в королевские покои в Эскориал, но позже был арестован и изгнан.