Адепты стужи - Александр Маркьянов

— Если подать машины без тентов?

— Догадаются. Потребуют повесить.

— Какие будут использоваться светошумовые гранаты.

— Лучше всего — отстреливаемые из подствольных гранатометов. У нас и так немного бойцов, выводить кого-то из строя и давать ему отдельную задачу считаю нецелесообразным. В штурме должны принимать участие все.

— Эвакуация заложников?

— Сюда. Лежачих они явно оставят в больнице. Здесь рукой подать до армейского полевого госпиталя. Там нас уже ждут, они предупреждены.

— Снайперы?

— Слишком мала дистанция. Тут камнем докинешь. Лучше оставить на своих местах.

— Ты готов, Джабраил?

— Да, брат…

— Исправность цепи проверил?

— Исправность механизма инициации. Цепь сделана так, что если какой-то провод и порвется — на все остальные участки цепи это не повлияет. К тому же три провода ведут к каждой закладке из трех — соответственно достигается тройное резервирование. Сработает.

— Аллах с нами, брат.

— Да, Аллах с нами.

— Всем «Стрелам» — приготовиться! Началась эвакуация заложников! Огонь только по команде! Не стрелять без команды!

Свернув пластиковую обертку от шоколадной плитки, я швырнул ее в угол. В очередной раз проделал упражнения статической гимнастики — поочередно напрягая и расслабляя мышцы. Если ее не делать, эту гимнастику — тогда от лежания на позиции пролежни появятся…

Совсем недавно подогнали грузовики — целую колонну. До этого, несколько групп безоружных солдат как смогли, очистили стоянку перед больницей от остовов сожженных и расстрелянных машин — просто цепляли за тросы и оттаскивали на свои позиции десантными транспортерами. Потом пригнали эти АМО — машин тридцать, не меньше, самые разные, трех и четырехосные. Все выкрашены в пятнисто-зеленый камуфляж и, как я успел заметить — кузова не бронированные. У нас иногда ставят бронелисты под тент, почти незаметно — но тут этого не было. Машины становились рядами перед больницей, из них выскакивали водители и бежали на наши позиции.

Потом вышли несколько террористов — и почти полчаса осматривали машины — одну заведут, в другой в кузове что-то шарятся, ищут. Стрелять по ним никто и не думал. Безликие они — черная маска отнимает лицо, все становятся одинаковыми, уравненными кровью.

А потом пошли они…

Террористы выходили по одному — террорист-заложник, снова террорист и снова заложник. Они не торопились, не пытались закончить это все как можно быстрее. Некоторые террористы садились в кузова с заложниками, некоторые — занимали позиции для отражения нападения около машин, некоторые садились за руль.

Путь на Голгофу…

Вот женщина — лет пятидесяти в длинном, грязном больничном халате, спотыкаясь идет к машине. В спину ее подталкивает террорист — невысокий, в маске. Кажется, что он улыбается — хотя через маску это и не увидишь — а все равно так кажется.

Вот еще одна женщина — совсем молодая, лет двадцати, держит на руках крошечный сверок, оберегая его от всего мира — господи, даже из родильного не постеснялись брать. И снова за спиной — черная тень, человек в маске и с оружием…

— Всем внимание…

Я так и не понял — когда, с чего это началось. Посадка террористов в машины уже была почти закончена, координатор операции вышел на связь — не знаю, что он хотел сказать. Может, просто предупредить о начале движения. Может — все-таки кто-то что-то понял — и спешил предупредить. Но как бы то ни было — все. Было уже поздно. Я на мгновение отвлекся от происходящего на стоянке, прислушался к рации — и тут словно кулак великана со всех сил шибанул по зданию. Громыхнуло — так что аж потемнело в глазах, раздался странный, нечеловеческий стон, потом снова грохот. Здание рушилось, как карточный домик, все падало. Я схватился за спинку кровати, отпустив винтовку — и тут что-то рухнуло сверху, придавив всепоглощающим весом.

Потом была тьма…

Террористам удалось нас провести. Судя по всему сам план захвата госпиталя — именно этого госпиталя — был заранее хорошо продуман и отработан — это не было скороспелой импровизацией. Они заранее просчитали, где будут находиться штурмовые группы и силы оцепления и, используя подземные коммуникации, заложили туда взрывчатку — несколько зарядов. Проверять как следует развалины саперами было некогда. А потом, когда большая часть террористов вперемешку с заложниками, уже сидела в машинах, кто-то нажал на кнопку детонатора…

Спасла меня та самая кровать, двухъярусная, старинная, металлическая — еще то, что я находился на верхнем этаже. Когда подорвался заряд — дом как и все окружающие начал рушиться — и основной удар потолочной плиты приняла на себя эта самая кровать. Говорил же я — Полярная звезда надо мной горит.

При взрыве кто-то из террористов погиб, оставшиеся — они явно не знали о том, что произойдет — расстреляв заложников пошли на прорыв. Шли они, по сути, в никуда — чтобы вырваться из кольца им нужно было пройти весь город. Надеюсь что никто не прошел. Хотя быть уверенным в этом — нельзя.

Генерала Волгаря, стоявшего в момент взрыва на открытом месте похоронили с почестями. Как и многих других.

Так что не спрашивай, Тим — за что… Вам никогда не искупить то, что вы сделали. Каждый выгребает — по делам своим и все в этом мире — справедливо. В том числе — и это.

Безумие… Только так можно назвать то, что произошло в Лондоне. По мирному городу был открыт огонь, центр города лежит в руинах, количество жертв исчисляется тысячами. Это не просто террористический акт. Это варварское покушение на нашу страну, на наш образ жизни, на каждого из нас. Такое не должно оставаться безнаказанным.

Не вызывает сомнения, что произошедшее — дело рук ИРА, Ирландской Республиканской Армии. Должны ли мы задать вопрос правительству, как такое могло произойти, почему террористы, способные на такой варварский акт разгуливают на свободе? Да, должны! Но мы должны задать еще один вопрос — а кто помогает этим террористам? По мнению наших экспертов, в нападении на Лондон была использована мощная артиллерийская система. Кто дал ее в руки убийц? И что в их руках окажется в следующий раз? Атомная бомба?

Осознавая произошедшее, мы должны задать себе два вопроса и дать на них ясные и правдивые ответы. Первый вопрос — можем ли мы и дальше бороться с терроризмом поодиночке. Является ли проблема терроризма в одной стране проблемой только этой страны — или это проблема всего мирового сообщества. И второй вопрос — как наказывать те страны, которые тайно поддерживают террористические группы, дают им оружие, спонсируют их, вдохновляют на варварские акции, подобные той, что имела место в Лондоне.

23 июля 1996 года. Балйское море. Яхта ЕИВ «Ливадия»

Небольшой катерок — это по местным меркам небольшой, восемнадцать метров — ходко шел по волнам, разрезая своим острым форштевнем густую пелену тумана. Слева тускло, с промежутком пару секунд мигали огни — ракетный фрегат «Нева» охранял покой императорской яхты. Сигналами они уже обменялись — иначе бы досюда катер просто не допустили бы. Условный сигал подтвердил — что к императорской яхте приближается не что-нибудь, а спущенный ночью на воду катер с той же яхты — его послали в Санкт Петербург за одним единственным пассажиром.

Государь ждал в кают-компании, одетый на сей раз в форму ВМФ, точнее — гвардейского экипажа. Лицо у него было серым от усталости. К вошедшему в кают-компанию человеку он даже не обернулся.

— Я весьма недоволен вами, господин Цакая — раздраженно сказал государь, комкая в руке какую-то бумагу — как изволите объяснить то, что произошло в Лондоне.

— Никак, Ваше величество…

— То есть? — повысил голос Государь — извольте объясниться.

— То есть, у меня нет никаких объяснений произошедшего. Потому что ни я ни мои люди, к произошедшему непричастны, а источников развединформации, которые могли бы сообщить о том, почему это произошло, у меня нет.

Государь еще какое то время смотрел на сплошную пелену тумана, окутывающую огромную яхту. Многие считали, что он в чем-то наивен, не стеснялись говорить об этом — но это было не так. Государь был прост, честен и прям, этим он отличался и от своего хитрого, надо сказать отца, который воспитывался еще в той, другой России, в которой надо было хитрить. Этим он отличался и от своего сына, наследника престола, достойного представителя нового поколения, где ценится «крутость». Он задал простой и прямой вопрос и получил на него ответ. Человек, с которого он спросил, был человеком одного с ним народа и одной веры, он работал с ним долгие годы, Цакая занимал ответственные должности еще тогда, когда был жив отец. И поэтому он не стал ничего переспрашивать, уточнять или подвергать сомнению. Нет — значит, нет. И все.