Рыцари Дикого поля - Богдан Сушинский

– Так что им здесь понадобилось, этим крымчакам?

Полковник понимал, что молодой казарлюга, куда больше отличавшийся своей непомерной шириной плеч, нежели шириной военных познаний, не способен ответить ни на один вопрос, который может возникнуть сейчас. Но ведь и задавал их Хмельницкий больше себе, нежели Савуру или поднимающимся к нему на вершину трем сотникам, одним из которых был его сын Тимош.

– Наверняка запах кулеша учуяли?! – разорвал зимнюю оттепель своей могучей гортанью командир разъезда. – Может, пригласим их, атаман?

Хмельницкий промолчал. Он увидел на сером гребне возвышенности несколько неясных фигур и понял, что это уже даже не татарская разведка, поскольку крымские лазутчики вряд ли стали бы мозолить ему глаза, стоя на крутом косогоре. Просто таким образом командир татарского чамбула [20] приглашает его на переговоры.

– Может, поехать нужно мне? – азартно спросил Тимош. Рослый, смуглолицый парнишка этот настолько был похож на своего отца, что иногда казаки умудрялись путать его со все еще сохранившим молодость полковником.

– Скоро поедем, сотник. Вынуждены будем. Но не к этому гонцу, – кивнул полковник в сторону косогора.

Тимош вопросительно взглянул на отца.

– На Перекоп? К самому Тугай-бею? – взволнованно спросил он.

– К Тугай-бею тоже заглянем, – о татарах полковник словно бы забыл.

– С войском?

– Войско здесь не поможет. Наоборот, нам так или иначе придется просить помощи у перекопского правителя. Но если вступить с ним в переговоры без благословения хана – Бахчисарай такого неуважения к себе не простит.

Сотники удивленно переглянулись. Они чувствовали себя так, словно полковник спокойно в их присутствии бредит.

– Разве теперь татары уже не враги нам? – густым дрожащим басом спросил Ордань. – Старый рубака, который был проводником отряда Хмельницкого на Сечь, так и не пожелал покидать свиту полковника. Единственное, с чем ему пришлось расстаться, так это со своими вилами с железным черенком, к которым так привык, что ни к какому иному оружию душа его попросту не лежала. – У нас могут быть вечные друзья. Вечных врагов у нас быть не должно. Если только действительно хотим выжить на этой земле, в этих диких степях. Эй, Савур, пригласи гостей! – крикнул командиру разъезда. – Они уже достаточно потерлись у ворот, чтобы оценить наше гостеприимство.

– Но все же я еще немного попридержу их, – пригрозил Савур. – Чтобы не думали, что здесь их слишком заждались. Что-то подозрительно зачастили.

– Может, опять Карадаг-бей? Решил поторопить.

Неподкованные татарские лошадки едва удерживались на скользком, оголяемом ветрами льду Днепра, и двум всадникам пришлось спешиться. Только старший среди них – рослый, по-европейски одетый крымчак, восседавший на тонконогом арабском скакуне, сумел-таки добраться до острова, не сходя с седла, оставлять которое не желал уже хотя бы из соображений престижа.

– Рад видеть вас, полковник! – молвил он по-польски, несколько высокомерно осматривая стоявшего перед ним скромно одетого казака, единственной гордостью которого могла показаться подаренная польским королем сабля с богато украшенной рукоятью.

– Это опять вы, Карадаг-бей?! – сурово прищурил глаза генеральный писарь реестрового казачества. – Что заставило пробиваться на остров в столь ненастную погоду? И это вас – посла и советника хана, командира таврийского тумена аскеров.

– Узнал, что сменили остров. Дай, думаю, навещу друга. Посмотрю, как он здесь обустроился, – проговорил посол, только сейчас сходя с коня. – Заодно напомню о своей просьбе.

– Напоминать излишне. Кое-что я уже предпринял. Теперь все зависит от вас: позаботьтесь о появлении в наших краях мурзы Тугай-бея. Только без орды.

Пока они шли к большому, наспех сооруженному шалашу Хмельницкого, посреди которого уже горел костер, полковник решил в этот раз внимательнее присмотреться к нежданному гостю: громадного роста, курчавые волосы, арабский тип резко очерченного волевого лица, расстегнутый тулуп, под которым серел мундир прусского офицера… Пребывая в нем, Карадаг-бей и вести себя старался вовсе не так, как обычно ведут себя татары.

И еще Хмельницкий обратил внимание: упоминая о хане, командир таврийского тумена не добавлял при этом никаких словесных сладостей, вроде «да продлит Аллах дни его», «мудрейший из мудрейших»…

– И все же мне кажется довольно странным, что вы продолжаете служить в Крыму, под покровительством хана, – не удержался полковник, как только они уселись на пни, служившие здесь креслами. – Слишком уж вы не похожи не только на крымчака, но и вообще на мусульманина. Ни обликом своим, ни…

– В Крыму мне никогда не позволяют забывать об этом, – с ироничной улыбкой согласился Карадаг-бей. – Особенно стараются мои враги. Не у каждого из них мать могла оказаться кроткой красавицей-татаркой, а отец – могучим неукротимым абиссинцем.

– И наверняка кто-то из дедов представал европейцем.

– Несомненно. Однако дело не в предках, а в духе.

– Многое уже прояснилось, – одобрительно кивнул Хмельницкий. – Извините, что все еще встречаю вас в таком вот… – обвел руками свое обиталище, – скромном…

– Походном, – уточняюще извинил его Карадаг-бей. – Узнав в свое время о том, что вы отправились на Сечь, я был немало удивлен. Казачья жизнь требует особой закалки. И молодости. Впрочем… В прошлый раз мы больше говорили обо мне. Теперь хотелось бы поговорить о вас.

– Что удивительного в том, что старого казака потянуло на казачьи вольности? – не стал Хмельницкий выяснять, кто информировал Карадаг-бея о его персоне.

– Генерального писаря реестрового казачества, – напомнил посол. – Я слишком хорошо знаком с устройством польской армии и порядками в Речи Посполитой, чтобы удовлетвориться вашим ответом. Тем более что совершенно недавно вы вели переговоры с принцем де Конде. Мы, в Крыму, были уверены, что вы уже стали французским генералом. Во всяком случае, правительственная «Газетт де Франс» так и представила вас.

– Не ожидал, что в Бахчисарае столь внимательно следят за моим продвижением по службе, – неожиданно перешел полковник на татарский. И брови Карадаг-бея удивленно поползли к зарослям курчавых волос.

– Мы должны знать, что происходит у наших единственных соседей. Кроме того, не так уж много среди украинских дворян военачальников, столь свободно владеющих турецким и, как оказалось, татарским.

«Хоть чем-то удивил его, – ухмыльнулся полковник. – А то ведь мог подумать, что он знает обо мне больше, чем я сам о себе. Это было бы непростительно обидно».

Появился джура [21] Хмельницкого, молодой казак Седлаш. Настоящая фамилия этого украинского шляхтича была Речицкий, но поскольку на Сечь, куда его привела романтика, он добрался уже без коня, неся на себе седло, то пришлось ему вместе со способом жизни менять и имя. Он поставил на средний пень, который служил полковнику столом, графинчик водки, положил две мисочки с поджаренными кусками конины и вопросительно взглянул на атамана.

– Мы только начинаем обживаться здесь, – объяснил Хмельницкий, движением руки отсылая джуру из шалаша. – Все наше хозяйство пока что находится на повозках.

– Меня интересует, надолго ли вы прибыли сюда. Собираетесь ли строить здесь укрепления. Вдруг решили создать еще одну Сечь?

– Хан уже претендует на этот остров?

– Правитель Крыма претендует на все пространство, вплоть до Каменца, Бара и Черкасс. Но мы с вами не станем оспаривать священное право любого повелителя – возжелать земли ближних своих, – не без иронии изложил свое понимание ситуации Карадаг-бей. – Сейчас меня больше интересует, на что претендуете вы, полковник. На титул основателя новой Сечи?

– А что, неплохой титул.

– Для того, кто стал основателем первой Сечи. Теперь же все выглядит по-другому. Островов на Днепре много, поэтому возникает вопрос: что дальше? Сколько островов – столько сечей и столько же атаманов? Или гетманов? В зависимости от вожделения.

«По-моему, этот абиссинец начал наглеть, – сказал себе Хмельницкий. – С чего бы вдруг?»

Хмельницкий наполнил небольшие походные кружки и проследил, как Карадаг-бей лишь едва заметно прикоснулся губами к ободку отведенной ему посудины, да и то исключительно из уважения к хозяину этого пристанища. Пока что он оставался для Хмельницкого полной загадкой.

Единственное, что ему было совершенно ясно, что перед ним не обычный ханский сераскир [22] , безропотно выполняющий любое повеление своего «солнцеликого». И еще полковнику подумалось, что встреча их – не случайная. Судя по всему, провидение свело его с Карадаг-беем с каким-то своим, тайным умыслом. Но каким?

– Если вас интересует, укрепляю ли остров для того, чтобы отсюда нападать на Крым, то должен сказать, что возможности такой не исключаю. Мы – воины, и вряд ли хоть один ваш татарский старейшина сумеет припомнить хотя бы два года, которые обошлись бы в этих краях без войны, походов, стычек.