Странник. Зима Мира - Пол Андерсон

Впервые с того момента, как он официально приветствовал Советника, Юруссан принял участие в разговоре. Под мягкостью скрывалась резкость:

— Ваша мудрость, полагаю, сейчас вы углубитесь в детали. Я боюсь, что у нас сегодня нет времени для этого. Нас еще ждет встреча с другими людьми. И в любом случае такие сообщения лучше всего представить в написанном виде, где перечислялись бы факты и цифры, которые можно проанализировать и изучить. Если вы это сделаете, Ваша мудрость, то, когда позволят обстоятельства, мы примем вас здесь для дальнейшего обсуждения.

Ненависть блеснула во взгляде Эрсера. Он опустил веки, коснулся рукой лба и сказал:

— Я понимаю, что Главнокомандующий и его коллега заняты. Я подготовлю доклад, как того требует Наместник, так быстро, как только секретарь сможет записать его под мою диктовку. Возможно, моя следующая встреча произойдет только с Главнокомандующим. Нет причин беспокоить августейшего Наместника, которого, по правде сказать, я и не рассчитывал найти здесь. Видит Бог, я говорю правду.

Последовала церемония прощания. Наконец инкрустированная перламутром дверь захлопнулась, и властители Арваннета остались одни в Лунном Зале.

Сидир больше не мог сидеть. Он выпрямился и принялся ходить взад-вперед перед мраморным камином, потом пересек зал и встал у окна, заложив большие пальцы за пояс. Этот зал располагался на пятом этаже Голинского дворца, и окно это было большим. Поэтому он увидел широкую панораму завоеванного дворца.

Сидир бросил короткий взгляд налево, на сады Элизии, окружавшие озеро Нарму, к которому сходились все каналы Арваннета. Справа он начал выискивать знакомые арки моста Патриция (который был для придворных лишь сооружением со втоптанной за пять тысяч лет пылью), повисшего над Новым и Королевским каналами и, казалось, над всей рутиной и обыденной суетой метрополиса — мост соединял это здание с Гранд Ареной. Впереди он видел площадь, окруженную мраморными фасадами еще сохранивших свою величественность зданий, хотя время не пощадило колонны, разрушив резные карнизы. А также, в этом влажном климате, с течением времени, стекло, через которое он смотрел на город, стало радужно-фиолетовым, поэтому виденная им картина мира приобрела странные оттенки.

И все-таки этот город был полон обычной городской суеты. Несколько главных улиц выходило на площадь. Дальше, за окружающими площадь общественными зданиями, виднелись плоские крыши строений магазинов и жилых домов, в основном построенные из коричневого кирпича. Перед ними теснились палатки, где люди в потрепанной одежде торговали всякой всячиной. Между ними сновали люди, визжали поросята, пролетали воробьи, время от времени пробегала тощая собака или проезжала тяжело груженная повозка.

Не было видно ни одного солдата, кроме одного случайного местного полицейского, чей полосатый кильт под зеленой туникой указывал на характер его профессии. Сидир тщательно следил за тем, чтобы его армия как можно меньше выделялась среди местного населения. Мужчины носили туники подлиннее — до самых колен. Большинство из них с окончанием зимы скинули штаны, ботинки и зимние плащи с капюшонами и ходили в сандалиях и вязаных шапках. Одежда длинноволосых женщин была точно такой же, но покороче. Материю предпочитали здесь более яркую, украшенную блестящими драгоценными камнями. Исключение составляли старики, кутавшиеся в серые одежды, и монахи и монахини четырех орденов Мудрости: Красного, Белого, Серого и Черного.

Эти арваннетианцы были невысокого роста, но изящного телосложения, темноволосыми, темноглазыми, с кожей янтарного цвета, тонкими чертами лица. Обычно движения их были быстрыми и грациозными, жесты — приятными. Мертвый груз тысячелетий их цивилизации не лег тяжким бременем на неорганизованные, большей частью безграмотные низы. Сидир слышал шум, доносившийся с рынка, шарканье ног, стук лошадиных копыт, разговоры, смех, мелодию бамбуковой дудочки, под которую какая-нибудь танцовщица показывала свое искусство, скрип тележных колес. Он мог представить себе запахи курева, дыма, навоза, жаренных на вертеле бычьих ушей, человеческого пота и духов, смешанных с вонью каналов и болот. Но все это перекрывалось раскатами грома и завываниями ветра, и люди казались еще более маленькими и незначительными в вспышках сверкающих молний. Землю уже успели окропить несколько капель дождя, предвещающих бурю.

Он знал, что Юруссан присоединится к нему, и повернулся.

— Ну, — произнес он, — что вы думаете о нашем посетителе?

И тут же понял, что хотя задал этот вопрос на рахидианском языке, в нем сквозила бароммианская грубость.

«Этот дьявол принимает меня за дурака! — подумал он. — Я не хочу оскорбить его еще больше сегодня. Мы с ним и так имеем достаточно проблем, которые нам вместе нужно разрешить».

— Более, чем когда-либо, мне кажется, мы совершаем ошибку, пытаясь прийти к соглашению с этими так называемыми Мудрецами, — невыразительным голосом ответил Юруссан. Как бы ровно не звучал его голос, его с виду сдержанная фраза равносильна была опасному удару рапиры.

— И что же вы собираетесь предложить? — с вызовом поинтересовался Сидир.

— Это риторический вопрос, Главнокомандующий. Вы знаете это. Распустить Совет, уволить чиновников, управлять Арваннетом напрямую. Отстранить глав церквей. Следить за низшими чиновниками и наказывать за малейшее неповиновение, причем сразу же и беспощадно. Подготовить указ о постепенной конфискации имущества церквей. Оно ведь огромно и прекрасно пополнит казну Императора.

— Ха, я так и чувствовал, что вы вынашиваете подобные идеи. Нам понадобится целое море администраторов, которые приедут не просто управлять этой страной, а найдут здесь совершенный бедлам. Не говоря еще о десяти — двадцати полках, призванных сдерживать недовольство. Это задержит завоевательный поход на север на несколько лет.

Эрсер во многом был прав. С завоеванием придется подождать. Это может подождать.

— Нет, не может! — Сидир пытался говорить мягко. — Юруссан, ты не похож на последователей толанской философии. Находясь в стороне от практической политики, ты должен был быть в первых рядах защитников освященного веками общественного уклада.

— Который больше не свят, — последовал гневный ответ. — Общество мертво. Остались лишь одни высохшие мощи. Ему следует устроить приличные похороны и поскорее забыть.

— А-а-а! — выдохнул Сидир. — Теперь я понимаю ваши побуждения.

Они стояли друг напротив друга.

Юруссан Сот-Зора был выше полководца, хотя возраст уже начал сутулить его, на голове волосы его поредели, руки и ноги ссохлись, густо пронизанная сединой борода закрывала грудь, бледная кожа стала похожа на пергамент, покрытый коричневыми пятнами. Но возраст не мог стереть черты истинного рахидианца, и за очками с золотистой оправой его глаза были столь же яркими, как и ляпис-лазурь. На нем была плоская черная шапочка выпускника философской школы с серебряной эмблемой Завета. Зеленая мантия с пуговицами из слоновой кости, красная лента и красные туфли, сумка для документов. Его трость с набалдашником в виде головы змеи больше подчеркивала почтенный возраст, чем служила опорой для немощного тела.