Кладбище домашних животных - Стивен Кинг

– Луис, это же была Еврейская Пасха!..

– Меня не волнует причина, – ответил Луис с неожиданно нахлынувшей сильной яростью, которая заставила Речел аж отшатнуться от мужа. Он вспомнил студентов, подрабатывающих сиделками, тех двух практиканток, которых злая удача привела в первый день семестра на работу, именно тогда, когда умер Пасков. Одна из них, упрямая дамочка по имени Клара Шаверс, вышла на работу на следующий день и работала так хорошо, что даже на миссис Чарлтон произвела впечатление. Другую они больше никогда не видели. Луис не был удивлен и не порицал ее.

"Откуда брались сиделки? Они были из службы дипломированных Медсестер.., они ушли, оставив восьмилетнего ребенка с умирающей сестренкой, возможно, совершенно ненормальной. Почему? Потому что была Еврейская Пасха. И потому, что элегантная Дора Голдмен не могла вынести вонь в это особое для евреев утро, вынуждена была уехать из дому. Речел одна осталась на дежурстве. Хорошие родственнички! Дежурила Речел. Восемь лет, косички, кофточка армейского покроя. Речел дежурила, вдыхала вонь. Может, они не отправили ее в лагерь «Закат в Вермонте» на шесть недель только для того, чтобы она дежурила у постели своей умирающей, безумной сестры?.. Десять новых наборов рубашек и джемперов для Гаджа и шесть новых платьев для Элли, и «я оплачу вашу учебу в институте». Но где же была чрезмерно раздутая чековая книжка, когда ваша дочь умирает от менингита спинного мозга, а другая ваша дочь сидела с ней, вместо медсестры, вы – ублюдок? Где были ваши дипломированные, с…е сиделки?

Луис встал с кровати.

– Куда ты? – встревожилась Речел.

– Принести тебе валлиума.

– Ты знаешь, я не…

– Сегодня вечером стоит его принять, – сказал Луис.

Речел приняла таблетку, а потом рассказала мужу остальное. Ее голос стал печальным я задумчивым. Транквилизатор выполнил свою работу.

Кто-то из соседей вывел восьмилетнюю Речел из кустов, где она спряталась, сидела на корточках и рыдала: «Зельда умерла!» Снова и снова. У Речел из носа пошла кровь. Она вся перемазалась. Кто-то из соседей вызвал «скорую помощь», а потом позвонил ее родителям. После того, как Речел остановили кровотечение, влили в рот чашку чая и скормили две таблетки аспирина, она смогла сказать, где ее родители… Голдмены поехали в гости к мистеру и миссис Каброн на другой конец города. Питер Каброн был бухгалтером предприятия отца Речел.

В тот же вечер в доме Голдменов произошли огромные перемены. Зельду увезли. Ее комнату вычистили и продезинфицировали. Убрали мебель. Комната стала напоминать голую коробку. Позже.., много позже, она стала мастерской Доры Голдмен. В этой комнате мать Речел занималась шитьем.

В ночь после смерти Зельды, Речел впервые приснился кошмар. Когда Речел проснулась в два часа ночи, зовя свою мать, она с ужасом обнаружила, что во сне встала с кровати. Трясясь от страха, она вернулась обратно. Это Зельда позвала ее на прогулку! Адреналин пропитал тело Речел, и после всего выяснилось, что во сне Зельда тащила ее за кофточку из постели гулять.

Речел сопротивлялась, пытаясь не дать Зельда задушить ее во сне. Все просто и элементарно, дорогой Ватсон. Просто для каждого, кроме самой Речел. Речел была уверена, что Зельда обязательно отомстит ей из потустороннего мира. Зельда знала, что Речел радовалась ее смерти. Зельда знала, что Речел вырвалась из дома, сообщая, радостно сообщая всем и каждому: «Зельда умерла! Зельда умерла!» Кричала и срывала голос, смеялась, а не вопила от страха. Зельда, зная, что умирает, могла просто наградить Речел менингитом спинного мозга. Тогда спина Речел скоро искривится, изменится, а потом Речел будет лежать на кровати, медленно превращаясь в чудовище; ее руки станут как клешни.

И еще, она будет кричать от боли так, как кричала Зельда, потом начнет мочиться в кровать и, наконец, она задохнется. Это – месть Зельды.

Речел никому не говорила об этом – ни матери, ни отцу, ни доктору Мюрею, который, когда Речел на следующий день начала жаловаться на боли в спине, поставил ей диагноз: растяжение продольных мышц спины, а потом попросил Речел («достаточно жестко так поступать», – для себя решил Луис) не притворяться. Она должна помнить, что недавно умерла ее сестра – так сказал ей доктор Мюрей. Родители Речел оказались унижены в своем горе, и для Речел было самое неподходящее время привлекать к себе их внимание. Только когда боли в спине ослабли, Речел поняла, что никогда тепсрь Зельде не добраться до нас; что никто не накажет ее. Еще много месяцев (так Речел сказала Луису) она все еще просыпалась от кошмаров, в которых ее сестра умирала снова и снова. Лежа в своей кровати в темноте, Речел часто заворачивала руки за спину и, касаясь своего позвоночника, пыталась уверить себя, что все в порядке. Ужасные последствия этих снов: она часто думала, что дверь туалета может с грохотом открыться, и Зельда, посиневшая и скрученная, шатаясь, выйдет оттуда. В такие минуты глаза Речел округлялись, блестя белками. А у Зельды посиневший язык вываливался наружу, проползая меж губ, руки превращались в клешни для убийства. Старшая сестра бросалась на Речел, стараясь добраться до ее позвоночника…

Речел не пошла на похороны Зельды, и с тех пор не ходила ни на какие похороны.

– Если бы ты рассказала мне об этом раньше, черт возьми, много стало бы понятно.

– Луис, я не могла, – просто ответила Речел. Ее голос прозвучал совсем сонно. – С тех пор я была.., у меня была небольшая фобия в этом вопросе.

«Только маленькая фобия, – подумал Луис. – Конечно, правильно!»

– Я не могу.., себя пересилить. Мысленно я знаю, ты – прав. Смерть совершенно естественна.., хорошо. Но это знает мой разум.., где-то там внутри…

– Конечно, – согласился он.

– В тот день я налетела на тебя, – продолжала Речел. – Я знаю, Элли плакала от одной мысли.., о том, что может случиться.., и тут я ничем не могла ей помочь. Извини, Луис.

– Да, можешь не извиняться, – сказал он, погладив волосы жены. – Ну и черт с ним, раз после этого ты стала чувствовать себя лучше.

Речел улыбнулась.

– Теперь ты знаешь. Да, теперь я чувствую себя лучше. Я чувствую себя так, словно меня вытошнило чем-то, что годами отравляло мою жизнь.

– Может, и так.

Глаза Речел сузились, превратившись в щелки, и снова широко открылись…медленно открылись.

– И не обвиняй во всем моего отца, Луис. Пожалуйста. Для моих родителей это было ужасное время. Счета.., счета за лекарства для Зельды.., невообразимые счета. Мой отец отчаялся добиться чего-то в пригороде Чикаго… К тому же во время этой истории с Зельдой моя мать чуть не сошла с ума… Ладно, все прошлое. Смерть Зельды стала словно сигналом для наступления хороших времен. Тогда был спад экономики, обесценивались деньги, но папочка взял займ, с тех пор удача не покидала его. Но именно из-за смерти Зельды родители так тряслись надо мной…

– Чувство вины, – заметил Луис.

– Да, я тоже так думаю. Не обижайся на меня, если вдруг мне станет нехорошо перед похоронами Нормы?

– Нет, милая, не обижусь, – он помолчал, а потом взял жену за руку. – Могу я взять с собой Элли?

Ее рука сжала руку Луиса.

– Ах, Луис, я не знаю, – сказала Речел. – Елена такая маленькая…

– Она уже год или того больше знает, откуда берутся дети, – снова повторил Луис.

Некоторое время Речел молчала, глядя в потолок и кусая губы.

– Если ты думаешь, что так лучше, – наконец сказала она. – Если ты думаешь, что это не.., не повредит ей.

– Иди сюда, Речел, – сказал он. В эту ночь они спали, обнявшись, на половине Луиса, и когда Речел посреди ночи проснулась.., валлиум перестал действовать… Луис успокоил ее, обняв и прошептав на ухо, что все в порядке. Речел снова заснула.

Глава 33

«Мужчины.., и женщины.., похожи на цветы в долине, которые сегодня цвели, а завтра их бросили в печь. Время людей определено… Давайте помолимся…»

Элли, сверкая в синей матроске, одетой по особо торжественному случаю, так резко опустила голову, что Луис, сидевший рядом с ней на скамье в церкви, услышал, как хрустнули ее позвонки. Элли бывала в нескольких церквах, но это были первые похороны, на которых она присутствовала; похороны пугали ее непривычной тишиной.

По мнению Луиса, такое поведение было не характерным для ее дочери. По большей части ослепленный своей любовью к Элли (так же, как он был ослеплен любовью к Гаджу) Луис невозмутимо наблюдал за ней. Сегодня Луис подумал, что видит едва ли не случай из учебника, иллюстрирующий завершение первой стадии приближения ребенка к концу жизни. Элли же состояла почти из чистого любопытства, впитывала в себя все для нее новое и ни минуты не сидела на месте, но вела себя спокойно, даже когда Джад, выглядевший непривычно, но элегантно в черном костюме и в ботинках со шнурками (Луис решил, что первый раз видит Джада в чем-то, кроме как в кожаных туфлях типа мокасин или зеленых резиновых сапогах), наклонился к ней, поцеловал и сказал: