Седьмая жертва - Алан Джекобсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А вот с ней самой случилось нечто такое, о чем бы следовало знать. Причем случилось нечто вполне реальное, а не просто какая-то детская влюбленность, которая так и не развивалась во что-то более серьезное. Впрочем, такова жизнь. Она изнемогала под грузом проблем, пока не выяснялось, что существуют вещи и похуже, в сравнении с которыми те беды и тревоги казались смехотворными. Ее сын лежал в коме, ее мать, которая в действительности оказалась теткой, теряла ум и память, а саму ее отстранили от работы из-за того, что она избила бывшего мужа, который напал на нее и угрожал ей пистолетом. А еще погибли три молодые женщины… погибли потому, что она не смогла помочь поймать убийцу. Вот это и есть настоящие проблемы. Проблемы, с которыми не справиться в одиночку.
Карен вылезла из постели и зашлепала босыми ногами вниз, к Робби, который громко сопел на диване. Она отодвинула его и устроилась рядом, прижавшись к его сильному телу. Лежать на краю было неудобно, она едва не падала, но потом решила, что в этом скрывается потрясающая ирония. Как символично – именно такой ей представлялась в данный момент собственная жизнь. Карен поерзала, взяла руку полусонного Робби и заставила его обнять себя. От ощущения крепкого, мускулистого тела и исходящего от него тепла ей стало лучше. Он легонько сжал ее ладошку своими сильными пальцами. Пошевелился, приподнял голову.
– Карен?
– Не могу заснуть. Мне страшно одной.
– Понятно.
Еще мгновение, и Робби снова крепко заснул.
А Карен все так же лежала без сна, думая о будущем и сожалея о прошлом, Ей действительно было страшно.
…тридцать третья
На обратном пути в Вирджинию она все-таки не выдержала. Робби сдержал слово и не донимал ее расспросами, так что минут через тридцать убаюкивающей, монотонной езды по автостраде Карен снова задремала. В последние двое суток она почти не спала, и накопившаяся усталость и отчаяние взяли свое.
Когда автомобиль, переваливаясь на «лежачих полицейских», миновал будочку кассира-контролера, собиравшего плату за проезд по шоссе И-95 поблизости от границы с Мэрилендом, Карен проснулась. Очумело тряхнула головой и бестолково замахала руками перед собой, словно стараясь сбросить с себя чьи-то липкие пальцы.
– Добро пожаловать на Землю! – приветствовал ее Робби.
Она, прищурившись от яркого солнечного света, беспомощно всматривалась вперед через лобовое стекло.
– Где это мы?
– Сейчас въедем в Мэриленд.
– По-моему, я только что вычислила, как связать жертву номер три с Окулистом. Где твоя папка с материалами расследования?
– Ты вычислила это, пока спала?
– В последнее время мозги у меня не выключаются, работая двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю. Так все-таки, где папка?
Робби оглянулся через плечо.
– На заднем сиденье.
Карен схватила его кожаную сумку на длинном ремне, порылась внутри и извлекла на свет толстую папку с материалами дела Окулиста. Перевернув несколько страниц, она дошла до жертвы номер три, Анджелины Сардаччи, и принялась изучать описание места преступления. Ее палец уперся в одну из записей.
– Пакет! – торжествующе воскликнула она, заправляя за ухо выбившуюся прядку волос.
Вытащив из кармана свой телефон, Карен набрала номер службы ЕСД.[36] Она назвала номер посылки, указанный в описании места преступления, и принялась ждать, пока автоматизированная система обработает ее запрос. Нажав кнопку «окончание разговора», она протянула телефон Робби.
– Его доставили в 6:30 вечера, – сообщила она и перевернула еще несколько страниц.
– Ну и что из этого?
Карен водила пальцем по строчкам очередного документа.
– Судебно-медицинский эксперт установил примерное время смерти: в промежутке между шестью и семью часами вечера.
Она посмотрела на Робби, который по-прежнему не отрывал взгляда от дороги.
– Все равно ничего не понимаю. При чем тут это?
– Вот как все происходило. Жертва впускает преступника в свой дом, он убивает ее, а потом начинает глумиться над ее телом. Но в шесть тридцать появляется посыльный из ЕСД, который подходит к передней двери и нажимает кнопку звонка. Преступник пугается и сбегает из дома через заднюю дверь, оставляя жертву в том виде, в каком мы ее нашли. В общем, у него просто не было возможности приступить к посмертному надругательству над телом, например отрубить левую руку или проткнуть ножом глаза.
– Ага, теперь до меня дошло, к чему ты клонишь. – Робби ненадолго задумался, а потом пожал плечами. – Похоже, ты права.
Карен медленно кивнула головой.
– Я тоже так думаю.
В двенадцать пятнадцать пополудни Робби припарковался позади «доджа» Карен у штаб-квартиры оперативной группы.
– Ты идешь со мной? – поинтересовался он.
– Нет, я сейчас поеду в больницу, узнаю, как там Джонатан. Потом хочу заскочить в офис, чтобы озвучить свою теорию о жертве номер три нашим сотрудникам. Передай Бледсоу, что я поговорю с ним позже. – Карен накрыла руку Робби своей и слегка сжала ее. – Спасибо.
Когда она садилась за руль, перед ее мысленным взором вдруг возник патрульный Гринвич, стоявший рядом с автомобилем. И хотя это случилось всего два дня назад, ей казалось, что с тех пор прошла уже целая вечность. Карен приехала в больницу округа Фэрфакс в час дня, но впоследствии не могла вспомнить, как ей это удалось.
Она вошла в палату Джонатана, где над каким-то аппаратом склонились доктор Альтман и медсестра. Они обернулись на звук ее шагов.
– Мисс Вейл! – приветствовал ее врач.
– Как дела у Джонатана?
– Должен сказать, в его состоянии наблюдается незначительное улучшение. У него подергиваются веки, то есть он пытается открыть глаза. Собственно, в этом нет ничего особенного, вот почему я распорядился не звонить вам. Но такие сдвиги определенно внушают оптимизм и надежду.
Я же просила сообщать о любых изменениях!
Однако обвинить больничный персонал Карен было не в чем. Это для нее прогресс в состоянии Джонатана выглядел существенным и важным. Но с медицинской точки зрения речь шла всего лишь о «незначительном улучшении». Карен подошла к кровати сына и взяла его за руку.
– Это все, что вы можете сказать?
– К сожалению, все, что я могу сообщить на данный момент. Нам нужно набраться терпения и немного подождать…
– Подождать и посмотреть, как пойдут дела. Да, знаю. – Она вздохнула. – Прошу прощения, доктор. У меня была тяжелая неделя.
Или даже две.
– Я понимаю. Если появятся какие-либо значительные изменения, мы непременно вам сообщим.
– Э-э… я вот о чем хотела вас спросить, доктор. Мой бывший… приходил ли к Джонатану его отец? Дикон Такер?
Альтман повернулся к медсестре, которая, поджав губы, ответила:
– Вы единственный посетитель Джонатана.
Врач помолчал, обдумывая ее слова.
– Складывается впечатление, что для вас это важно. Хотите знать, если он вдруг придет?
– Если мои подозрения справедливы, то именно он столкнул Джонатана с лестницы. Но доказательств у меня нет, поэтому получить решение суда, запрещающее ему видеться с сыном, я не могу. Но я хотела бы знать, если он здесь появится. Причем в ту же самую минуту, как он обратится к дежурной сестре.
– Хорошо, договорились. Я позабочусь о том, чтобы все медсестры знали о вашей просьбе.
Карен поблагодарила Альтмана, и он ушел в сопровождении медсестры. Она же подтащила стул к кровати Джонатана, опустилась на него и провела рукой по щеке сына. Потом погладила его по голове, бережно пропуская волосы между пальцами, и заговорила с ним. Она сказала, что любит его и, после того как его выпишут из клиники, планирует отправиться вместе с ним в грандиозный турпоход в Йеллоустоун.[37]
Карен чувствовала себя ужасно глупо оттого, что разговаривает с человеком, который находится без сознания и не может ей ответить. Но она не собиралась отказываться от своей затеи, поскольку, по словам Альтмана, существовала вероятность того, что сын слышит ее голос. К тому же, раз никто не знает, насколько активным остается коматозный мозг, нельзя было исключать возможность того, что Джонатану одиноко и страшно. Оба эти чувства принадлежали к тем, с которыми она совершенно неожиданно для себя свела близкое знакомство. Ей повезло хотя бы в том, что рядом оказался Робби, который ясно дал понять, что будет и дальше поддерживать ее своим участием.
А вот у Джонатана никого не было кроме нее.
…тридцать четвертая
Карен прибыла в Отдел поведенческого анализа, ОПА, в пять часов вечера. Сунув в щель сканера удостоверение личности, она распахнула тяжелые кленовые двери и направилась по узкому коридору в сторону офиса Томаса Гиффорда. Она чувствовала, что коллеги провожают ее взглядами, но делала вид, что ничего и никого не замечает, держа голову высоко поднятой и глядя прямо перед собой. Она пришла сюда по делу и не склонна была обсуждать с кем-либо из сотрудников свое отстранение от расследования, о чем, скорее всего, они и шептались между собой.