Седьмая жертва - Алан Джекобсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Лицо Эммы вдруг стало жестким, словно вырубленным из камня.
– Ты все время кричишь на меня! Почему ты не можешь оставить меня в покое?
– Мам, я не кричу на тебя. – При этом Карен понимала, что взывать к разуму человека, пораженного болезнью Альцгеймера бесполезно. – Прости меня, – сказала она. – Я больше не буду кричать на тебя.
– Я не могу найти свои очки, – пробормотала Эмма. Схватившись за ручки кресла, она повторила дрожащим голосом: – Я не могу найти свои очки! – Взглянув на Карен, она протянула руку и ласково коснулась ее лица. – Нелли, это ты? – улыбнулась она. – Ты не могла бы помочь мне найти очки?
Глаза Карен наполнились слезами. Поставив старую фотографию на кофейный столик, она опустилась на колени у ног Эммы и взяла ее руку в свои. В последнее время собственные проблемы захватили ее целиком, она практически не виделась с матерью и очень редко разговаривала с ней. И сейчас, глядя в испещренное морщинами лицо Эммы и сжимая в руках ее узловатую, шершавую ладонь, она ощутила, как в сердце рождается чувство вины. После стольких лет общения с семьями погибших фраза «Я должна была…» навеки запечатлелась у нее в голове, словно высеченная в камне. И теперь она вдруг поняла, что повторяет эти слова.
Я должна была проводить с ней больше времени. Я должна была дать ей почувствовать, что она по-прежнему дорога мне. Я должна была чаще привозить сюда Джонатана.
– Ты нашла папины часы? Он рассердится, если мы потеряем их, – прошептала Эмма. Она обхватила лицо Карен ладонями и, внимательно изучая каждую черточку, стала всматриваться в нее так, будто не видела дочь долгие годы.
А потом словно кто-то провел перед Эммой рукой, и выражение ее глаз изменилось. Карен попыталась осознать произошедшую перемену, понять, что же случилось с матерью. Да, она прищурила глаза, но не только. В них снова светился ум. И память.
– Мама?
– Что происходит? – спросила Эмма. – Почему ты стоишь передо мной на коленях, Кари? Я что, упала в обморок?
– Мам, кто такая Нелли?
Эмма уставилась куда-то поверх ее головы. Карен подумала, что мать опять утратила связь с реальностью, но тут Эмма переспросила слабым голосом:
– Нелли?
– Ты только что упомянула ее. И еще я нашла вот это. – Карен протянула руку и взяла со стола старый снимок. – На обороте написано «Я и Нелли». Она очень похожа на тебя.
На пороге гостиной появился Робби. Карен взглядом велела ему оставаться на месте. Он опустил чашки на столик и замер у двери. – Мама, эта Нелли – твоя родственница?
Глаза Эммы увлажнились.
– Моя сестра.
Она подождала в надежде, что мать добавит какие-нибудь подробности, но та молчала, только отняла у Карен руку и сцепила пальцы на коленях.
– Мама, у тебя же нет сестры.
Взгляд Эммы встретился с глазами Карен.
– Мне бы не хотелось говорить об этом.
Карен подалась вперед. Она чувствовала, что должна узнать эту историю, прежде чем мать снова погрузится в туман болезни Альцгеймера.
– Пожалуйста, расскажи мне. О Нелли.
Должно быть, Эмма ощутила присутствие Робби, потому что вдруг резко обернулась. Встав с кресла, она ткнула в него искривленным, пораженным артритом пальцем.
– Кто вы такой? И что делаете в моем доме?
Робби посмотрел на Карен, на лице которой читались досада и разочарование.
– Мама, успокойся, пожалуйста, это мой друг Робби. Ты уже встречалась с ним и знаешь его. Он детектив, офицер полиции. – И она помогла Эмме снова опуститься в кресло.
Робби сунул руку в нагрудный карман и протянул Карен очки.
– Я нашел их в холодильнике, в ванночке для замораживания льда.
Карен передала очки Эмме.
– Смотри, мама, Робби нашел твои очки.
– Я же говорила, что полиция обязательно найдет их. – Она подняла глаза на Робби. – Благодарю вас, офицер.
Он улыбнулся в ответ.
– Зовите меня Робби.
На глазах Эммы снова выступили слезы, и она поднесла дрожащую руку ко рту.
– Простите меня, простите. Мне очень жаль.
Карен пересела на соседнюю кушетку и успокаивающим жестом положила матери на плечо руку.
– Все в порядке, мам. Я понимаю.
Она знала, что сейчас не самый лучший момент, чтобы настаивать на продолжении, но, как уже неоднократно случалось раньше любопытство оказалось сильнее.
– Мама, – негромко напомнила она, – ты собиралась рассказать мне о Нелли.
– О Нелли? О твоей матери?
Карен озадаченно нахмурилась. Она снова взяла в руки фотографию и показала ее Эмме.
– Нет, о Нелли, твоей сестре. Я хочу знать, кто такая Нелли. Эмма опустила взгляд на свои руки, сложенные на коленях.
Вдруг она сжала их в кулаки и погрозила Карен.
– Как ты могла так поступить со мной? Ты попросила меня присмотреть за ней всего пару часов! Какой же матерью надо быть, чтобы бросить своего ребенка?
Карен во все глаза смотрела на Эмму, пытаясь понять, о чем идет речь. Она подняла голову и растерянно взглянула на Робби, словно ожидая, что он ответит на ее вопрос. Он медленно опустился рядом с Карен на кушетку.
– Она думает, что я и есть Нелли, – прошептала Карен.
– Ты не можешь теперь просто прийти и забрать ее! – заявила Эмма твердым и решительным голосом. – Я заботилась о ней и вырастила ее. И теперь она наша!
Рука Карен соскользнула с плеча Эммы. Несколько мгновений она молчала, глядя на покрасневшее от гнева лицо Эммы.
– Поговори с нею, как будто ты – Нелли, – прошептал Робби на ухо Карен.
– Эмма, – сказала Карен, – я пришла сюда не для того, чтобы забрать ее у тебя. Я никогда не сделаю этого. Я зашла просто повидаться с тобой. Я скучала по тебе.
– Мне тоже очень не хватало тебя, Нелл. – Эмма протянула руку и ласково коснулась щеки Карен.
– О господи… – прошептала Карен. Она с трудом проглотила комок в горле, отвернулась и нашла взглядом Робби. – Оказывается. Эмма – моя тетя, а Нелли – моя мать. – Она ошеломленно покачала головой, словно стараясь прогнать воспоминания о ночном кошмаре, который никак не хотел уходить. – Нет! Этого не может быть! Это все фантазии, навеянные болезнью Альцгеймера. Она все перепутала…
– Карен, Эмма все равно остается твоей матерью. Она вырастила тебя, как моя тетка вырастила и воспитала меня.
– Но моей биологической матерью является эта Нелли!
Карен обернулась к Эмме, которая тихонько плакала, прикрыв глаза рукой, и прижала ее к себе.
– Мне очень жаль, Кари, – прошептала та.
– Все в порядке, мама, – сказала Карен и почувствовала, как по щекам потекли слезы. – Все в полном порядке.
…тридцать первая
Он вошел в ритм, и слова, рождаясь у него в голове, градом сыпались на бумагу, подобно тому, как падают камни с гор в оползне. Но пальцы его не поспевали за мыслями, он не мог печатать так быстро, как хотелось, и оттого приходил в отчаяние. Тем не менее он продолжал стучать по клавишам, справедливо полагая, что перечитывая написанное, исправит все опечатки и неточности и только потом отправит свою историю «на публикацию».
…Мне становится тесно в своем доме. Я едва помещаюсь в закутке, который по размерам чуть больше крошечного шкафа для одежды. По мере того как я расту, становлюсь старше и выше, пространство вокруг все уменьшается и уменьшается. Я даже завел себе любимца, домашнее животное. Это мыть, которую я зову Чарли. Ему не нужно много места, и он умещается в маленькой клетке. Когда я сижу в своем убежище, то выпускаю его побегать и смотрю, как он обнюхивает углы. Он мой единственный друг.
Но вскоре я начал подумывать о том, что и мне самому требуется больше свободного места. Я постучал в стену, и звук показался мне гулким. Потом на деньги, которые я заработал на бойне, расположенной дальше по улице, я купил пилу. Я ухаживаю за коровами и убираю за ними, пока их откармливают, готовя на убой. Работа, конечно, не ахти какая, но она приносит мне деньги, а если у тебя есть деньги, ты можешь сделать многое.
Однажды я взял почитать книгу в библиотеке. Впрочем, не то чтобы взял, скорее украл. Но в этом нет ничего страшного, потому что в ней есть именно то, что мне нужно. Я пилю стену после обеда, когда прихожу из школы или когда остаюсь дома, прогуливая занятия. В школе у меня нет друзей, так что и жалеть особенно не о чем. По-моему, в школе ничуть не лучше, чем дома, с этим уродом, моим отцом. Учителя все время говорят, куда можно ходить, а куда нельзя, что можно делать, что нельзя. Конечно, они не бьют меня, как отец, но в остальном разницы никакой. В один прекрасный день я обязательно ткну маленькую сучку учительницу ножом в живот и с удовольствием стану смотреть, как она корчится от боли. Вчера она накричала на меня, а я обругал ее в ответ. Меня чуть не выгнали из школы. Как будто мне не все равно.