Три цвета знамени. Генералы и комиссары. 1914–1921 - Анджей Иконников-Галицкий

В тот же день все офицеры полка получили подъемные, походные, суточные и жалованье за месяц вперед и на покупку верховых лошадей теми, кому они были положены по штатам военного времени….

Приказ о мобилизации породил в полку множество взволнованных разговоров, но с кем придется воевать, никто еще не знал, и только 20 июля стало известно, что Германия объявила войну России. Несколько позже до Чернигова наконец дошло, что наряду с Германией войну России объявила и Австро-Венгрия, и нам было объявлено, что XXI армейский корпус, в состав которого входил 176-й Переволоченский полк, должен выступать в поход против австро-венгерской армии»[189].

Мобилизованные распрощались с семьями, старшие офицеры отправили в Дубно, к штабу армии, своих жен. Пора было выступать.

«К утру пятого дня своей мобилизации полк был готов к походу…

В пять часов дня я подъехал к полку, встреченный бравурными звуками военной музыки. Медные, до умопомрачительного блеска начищенные трубы полкового оркестра торжественно горели на солнце, приодетые, вымывшиеся накануне в бане солдаты застыли во взятом на меня равнении, блестели выровненные в ниточку штыки, несмотря на жару, на солдатах были надеты через плечо скатки, и, право, построившийся на поле четырехбатальонный, полностью укомплектованный по штатам военного времени пехотный полк не мне одному представлялся внушительным и восхитительным зрелищем»[190].

От Луцка, куда полк был доставлен железнодорожными эшелонами, выступили в направлении на Торговицы. Тут командира полка настигло известие о новом назначении. «Ординарец привез новую записку командующего, в которой мне было предложено немедленно сдать полк старшему из полковых офицеров, а самому явиться в штаб 3-й армии для назначения на должность генерал-квартирмейстера»[191]. Так и не приняв участия ни в одном бою, он отправился в Дубно, в штаб армии.

Это был подъем на большую высоту. Доселе пути могилевских дворян Бонч-Бруевича и Май-Маевского пролегали почти параллельно; теперь они резко разошлись.

Как мы уже знаем, в ведении генерал-квартирмейстера находилось планирование перемещений войск, разработка оперативных планов, обучение личного состава, военная разведка и контрразведка. Если штаб называли мозгом армии, то отдел генерал-квартирмейстера можно считать чем-то вроде коры больших полушарий… Но дело даже не в этом. Командующий 3-й армией генерал от инфантерии Николай Владимирович Рузский справедливо считался одним из дипломатичнейших, хитрейших, а потому и перспективнейших генералов русской армии. Мы уже знаем, как ловко отобрал он у Брусилова славу завоевателя Львова. Благодаря этому уже в середине сентября, после восточно-прусского разгрома, Рузский был назначен главнокомандующим армиями Северо-Западного фронта. Вслед за ним и Бонч-Бруевич поднялся на одну ступень – стал генерал-квартирмейстером штаба фронта.

Взлет полковника в заоблачные генеральские выси был, в общем-то, предопределен. Бонч-Бруевич водил знакомство с Рузским еще во время службы в Киевском округе, где Николай Владимирович занимал генерал-квартирмейстерскую должность при Драгомирове. Но еще важнее, что Бонч-Бруевичу посчастливилось жениться (вторым браком, после развода) на подруге жены Рузского. Дружба двух дам обусловила и редкостные для армии, почти приятельские отношения между генералом и штабным офицером. Отношения эти сохранились до начала войны. Честолюбивый и осторожный Рузский уже тогда вынашивал далекоидущие политические планы. Став командующим и нуждаясь в надежных доверенных людях, он взял Бонч-Бруевича под свое крыло; тут же добился и производства его в генерал-майоры.

Стоит упомянуть об одном обстоятельстве, весьма необычном с нашей нынешней точки зрения. Дело в том, что родной брат Михаила Дмитриевича Владимир давно и хорошо был известен Департаменту полиции как активный, непримиримый борец против существующего строя. Еще в 1890-х годах он участвовал в распространении социал-демократической литературы; позднее эмигрировал, вместе с Ульяновым-Лениным сотрудничал в «Искре». В 1905 году вернулся в Россию, участвовал в подготовке вооруженного восстания… Словом, принадлежал к самым радикальным революционным кругам. Известно было и то, что ближайшие друзья-соратники Владимира Дмитриевича с самого начала войны заняли пораженческую позицию, что в окружении Ленина господствовал лозунг: «чем хуже, тем лучше». Наконец, жандармские офицеры, служившие при штабе 3-й армии и Севзапфронта, не могли не знать, что полковник, а с сентября 1914 года генерал Бонч-Бруевич систематически переписывается со своим братом и вообще поддерживает с ним доверительные отношения. Тем не менее ни у кого – ни в штабах фронтов, ни в Ставке, ни в Петербурге – не возник вопрос: можно ли допускать к сверхсекретной работе человека, так близко стоявшего к подрывным антиправительственным организациям?

Нет, Михаил Дмитриевич ни тогда, ни потом не был революционером, не разделял большевистских взглядов своего брата. И все же беспечность охранных структур вызывает удивление, особенно если учесть, что под контролем генерала Бонч-Бруевича с сентября 1914 года находилась вся контрразведывательная деятельность фронта, прикрывающего столицу империи.

Возможно, однако, что здесь имела место не глупость, не бессилие жандармов, а многоходовая политическая интрига.

Во всяком случае, дальнейшая деятельность Бонч-Бруевича и его общественная репутация вплоть до самой революции будут все более и более тесно связаны с контрразведкой, со шпионскими скандалами, каждый из которых представляет собой удар по основам политического режима. Весной 1915 года имя Бонч-Бруевича зазвучало в связи с расследованием по обвинению в шпионаже жандармского полковника Мясоедова. С этого дела начинается вхождение Бонч-Бруевича в сферы высшей политики.

История сия требует отдельного рассказа. Назовем эту новеллу в духе немых кинофильмов того времени.

Дуэль через повешение, или Шпионские страсти

Когда-то, лет за десять-пятнадцать до начала мировой войны, некий жандармский офицер, ротмистр Мясоедов, служил начальником жандармского отделения станции Вержболово на российско-германской границе. Уже тогда вокруг ходили слухи о том, что обходительный жандармский офицер в пенсне (он тоже был близорук, как и Бонч-Бруевич) водит дружбу с контрабандистами, а порой помогает провозить в Россию нелегальную литературу революционного содержания. Проведенное по этому делу расследование к каким-либо неприятным для Сергея Николаевича результатам не привело. Мясоедов даже удостоился чести быть приглашенным на прием к германскому императору Вильгельму, охотничий замок которого располагался неподалеку, по ту сторону границы.

Несмотря на благоприятный исход расследования, Мясоедов после всей этой канители выходит в отставку. Активно участвует в коммерческих делах родственников своей жены, коммерсантов Гольдштейнов и Фрейбергов. И попутно оказывает важные услуги высокому начальству: командующему Киевским военным округом Владимиру Александровичу Сухомлинову.

(Пояснение в скобках. Сухомлинов сначала был помощником Драгомирова, а потом сменил его в должности командующего округом. Ходили упорные слухи, что помощник подсидел своего начальника. Сторонники Драгомирова, к числу коих принадлежали и Рузский, и Бонч-Бруевич, не могли простить этого Сухомлинову и относились к нему с открытой или тщательно скрываемой враждебностью.)

Тут звучит мотив романтический. В киевском житии Сухомлинова не обошлось без известной коллизии: Марс – Венера – Меркурий.

Сухомлинов, пожилой, заслуженный, недалекий и, заметим, женатый генерал, влюбился в супругу украинского помещика Екатерину Гошкевич-Бутович, ангела по внешности и авантюристку в душе. Роман между ними зашел так далеко, что генерал стал подумывать о разводе. Как раз в это время (очень своевременно) умирает его первая жена. Теперь для соединения влюбленных, двадцатипятилетней очаровательницы и шестидесятилетнего воина, осталось одно препятствие – муж Бутович, слышать не хотевший о расторжении брака. Вот в этот момент на помощь влюбленному Марсу и явился ловкий Меркурий в жандармском мундире: Мясоедов. Он взялся за организацию тяжелого и неприятного бракоразводного процесса.

(Еще одно пояснение. В дореволюционной России расторжение брака по воле одного из супругов возможно было только при наличии доказанного факта неверности другого супруга. Бракоразводные процессы поэтому сводились к поиску наемных лжесвидетелей такого рода фактов. Дело неприятное, грязное и дорогостоящее.)

Интересны лица, привлеченные им в помощники: начальник киевского охранного отделения жандармский полковник Кулябко и агент той же организации Дмитрий (Мордко) Богров. Оный Богров, состоя агентом охранки, являлся также и участником боевой организации эсеров. Через несколько лет, в сентябре 1911 года, он пройдет в здание Киевского театра по пропуску, выписанному рукою Кулябко, и там, беспрепятственно подойдя к первому ряду партера, несколькими выстрелами смертельно ранит премьер-министра Столыпина… Впрочем, это случится не скоро и к Мясоедову прямого отношения не имеет. Так вот, при помощи Кулябко, Богрова и иных темных личностей Мясоедов собрал все необходимые свидетельства и документы, уломал строптивого господина Бутовича и в конце концов добился расторжения брака. Сухомлинов тут же женился на очаровательной Екатерине Викторовне. Вскоре он сделался военным министром, переехал в Петербург и, конечно, сохранил полное доверие и чувство благодарности к спасителю в голубом мундире.