Десятый принц - Юрий Иванович

«Мамочки родные! Так он ещё и сводник! – гадалка не знала, что ей делать, озлобленно смущаться или с радостью отдаться сердечному томлению. С мужчинами ей не везло по жизни совершенно, а тут такой поворот судьбы. – Кто же меня полюбит такую старую, в пятьдесят шесть лет?! И как будут выглядеть мои роды в таком преклонном возрасте? О-о!.. Нет, я такого позора не вынесу!..»

Но внутренне уже была согласна на всё и впадала в блаженный ступор, когда представляла у себя на руках грудного младенца… свою милую и страстно обожаемую дочурку…

Каллассава уже, ещё не существуя в готовом виде, сделала одного человека счастливым.

Сцена 21

Очередных пятнадцать дней, проведённых в изнурительных тренировках, учениях и тестах, можно было оценить с самых разных точек зрения. Например, зверствующий, орущий пуще прежнего сержант – оказался почти счастлив. Об этом Десятый не столько знал, сколько догадывался, исходя из утренних «неофициальных» разговоров. Потому что глаза у Эйро радостно блестели, когда он упоминал о таком невероятно долгом периоде обучения, да ещё в самом начале послужного списка. При этом он ещё и ладони потирал друг о друга, что выдавало в нём положительные эмоции. Спокойное обучение, без довлеющих над тобой пройденных смертей, давало воинам десятка уникальные шансы набрать нужную форму, поднакопить опыта, обрести должную сноровку и в максимальной мере получить в банк личной памяти и на подсознание – кучу полезной информации.

Опытный наставник это понимал лучше всех принцев, вместе взятых. Потому и старался постоянно поднимать темп пробегов, увеличивать сложности заданий, невзирая на недовольный ропот самых ленивых, слабых и неумелых.

А тех, кстати, становилось всё меньше и меньше. Объяснения Фредерика, как нужно расслабиться во время тестовых тоннелей, абстрагируясь от действительности и дав волю своему подсознанию, стало помогать и остальным товарищам. Вначале это помогло освоиться и действовать без усталости Пятому. И уже он, заметно переосмыслив понятое, сделал пояснения более удобоваримыми. И дальше дело пошло на лад и у остальных.

Вначале Первый совершил «прорыв», отправляясь на обед бодрой трусцой, затем подобными умениями правильно пользоваться внутренними резервами приобрел Восьмой и, как это ни казалось странным, Третий. Правда, по поводу Яцека Шердана сразу пошли шуточки, что у него получилось из-за собственной лени или из-за особо подробных наущениях командира. Наследник империи Эрлишан всё больше и больше становился явным «любимчиком» сержанта, и тот его уже в открытую обещал провозгласить своим заместителем. Так и говорил:

– Будешь сам командовать этими неповоротливыми ослами! А я буду со стороны наблюдать да подсказывать… – правда, потом со вздохом добавлял: – Как только станешь бессмертным…

Но Третьего это не смущало. Он твёрдо верил в свою счастливую звезду, надеясь вернуться с победами из трёх последующих заданий. И прямо бредил желанием покомандовать иными принцами, показав им своё истинное имперское величие. И при этом не переставал рьяно собирать трофейные серёжки.

Их накопление внесло некоторое оживление в тяжкую, круглосуточную муштру высокородных солдат. Велось негласное соревнование за почётные места и право побороться за второе (ибо единоличного лидера Десятого догнать считалось проблематично). Каждый день подсчитывали, показывали друг другу, порой даже менялись, и в который раз удивлялись фантазии дизайнеров: ни разу не отыскалось одинаковых украшений. Как итог, у того же Фредерика скопилось уже два кармана трофеев, и он серьёзно подумывал об использовании пустующей до сих пор тумбочки.

Принцам стали давать в реале и внедрять в подсознание документальные кадры, где рекали, шоом и кальвадры зверски уничтожали мирные человеческие поселения. Враги вырезали всех, разрывая малых детей и отрезая головы взрослым. Жутко. Кощунственно. Дико. Но после этих просмотров у солдат уже ни капельки жалости не оставалось к монстрам. Во время прохождения тестовых тоннелей врагов стали давить и уничтожать чуть ли не с садистским удовольствием.

Осталось за плечами обучение ещё одного, не самого приятного умения. Умения умирать по собственному желанию. По утверждениям учёных, они из созданных ими устройств Полигона сами могли умертвить созданную копию, после того как транспорт возвращался либо пустой, либо с выжившими. Вот кого не было, того и «выключали». Да только не всегда задания выдавались скоротечные, изредка заброшенный невесть куда отряд ещё жил там некоторое время, и, если в этот промежуток человека похищали, участи его никто не завидовал. Такие порой ломались от пыток и прочих неприятных воздействий, потому что всё прекрасно помнили при создании своего последующего аналога. Вот и получалось, что уничтожить себя, убив сознание, стократно предпочтительнее, чем пережить муки пленника. Новичков отправляли лишь на скоротечные задания, ожидая, пока они не научатся убивать врагов и… себя лично.

Единственное, что тревожило, так это получение теоретических знаний, на практике никто ни разу так и не умер. Укладывали каждого в капсулу, сродни медицинской. Там создавали такое состояние сознания, когда следовало произвести нужную цепочку действий, ведущую к смерти. Для улучшения навыков имитировали сотрясения и виртуальные атаки монстров. Когда приходило умение абстрагироваться от окружающей обстановки полностью и умирать в любом случае, вот тогда процесс обучения считался завершённым.

Но как можно быть уверенным в полученном умении, если на самом деле им никогда не пользовался? Вот большинство и опасалось, как бы чего не вышло…

А Эйро Сенато́р по этому поводу «утешал» подопечных:

– Ничего, бойцы, начнут с вас жилы вытягивать, моментально вспомните всю науку и как миленькие окочуритесь. Уж поверьте мне, несколько раз доводилось так делать. Ха-ха! Нет ничего проще!

Но в его неуместный оптимизм как-то слабо верилось.

В то же время принцу Астаахарскому приходилось за индуса волноваться. Слишком земляк проникся идеями жестокой мести третьему землянину, который ими помыкал и продолжал издеваться. Похоже, это превратилось у него в навязчивую идею, паранойю, мешающую нормально существовать и правильно настроиться на тренировки.

– Как же твоя карма? – пытался Десятый достучаться до сознания соседа. – Не она ли заставляет тебя быть смиренным и воспринимать мир таким, каков есть? Не твои ли понятия о вечном должны заставить тебя отвергать несущиеся на тебя оскорбления и прощением облегчать собственные душевные страдания?

– Ай! Тут совсем другое! – с раздражением отмахивался индус. – Ко всему остальному я спокоен и толерантен, а вот к этому!..

– Неправда! Почему же не можешь окончательно расслабиться в тестовых тоннелях? Ты же работаешь на износ, и делаешь этим хуже не только себе, но и всем нам. Потому что, если ты погибнешь, наш общий строй станет реже и всем остальным придётся вдвойне тяжелей.

Подобные увещевания всё-таки пошли на пользу радже. На четырнадцатый день и он освоил мето́дику схваток на подсознательном уровне. Теперь его тело почти независимо от разума принимало верное решение и совершало самые желаемые, наиболее эффективные и в то же время экономично целесообразные движения.

В тот же день Джаяппа Шинде был немало удивлён резко сменившимся к себе отношением сержанта. Тот перестал употреблять в его адрес вульгарные слова и уже не применял унизительных обращений. А когда индус присмотрелся к другим воинам, то вдруг осознал, что такое отношение теперь ко всем, кроме последней пары так и не познавших эффект полного расслабления в бою. Не удавалось познать Четвёртому, который всё ещё не мог привыкнуть к виду крови; и Шестому, самому массивному и, казалось бы, самому сильному в десятке. Но, скорей всего, именно сила не давала наиболее многодетному принцу действовать подсознанием. Он старался везде действовать напролом, нахрапом, и хотя получалось у него воевать неплохо, до нужной ступени совершенства он не дотягивался.

Вот потому на эту парочку и сыпались в основном все шишки.

А для самого Фредерика личной тайной и благостным окошком в реальный мир стали короткие сообщения сержанта о событиях в семье и конкретные упоминания о дочерях и супруге. Пусть имелась по теме всего парочка предложений, пусть и в них не содержалось особо ёмкостной информации, но принц ждал этих несколько словечек больше, чем все завтраки, обеды и ужины, вместе взятые.

Понятно, что только за эти сообщения ненависть к Эйро почти испарилась. А там, где нет ненависти, скорей приходит понимание другого человека, осознание мотивов, которые толкают его на то или иное действие. Ну и некая ниточка, которую можно назвать если не симпатией, то взаимоуважением, постепенно протянулась между Десятым и командиром.