Адриан. Золотой полдень - Михаил Ишков

Понятно, что пожелания и просьбы императора должны были расцениваться как распоряжения, но формально последнее слово оставалось за сенатом. Такой порядок сложился при Траяне, и получалось, что Адриан не собирается ломать его.

Охладил страсти и решительный отказ Адриана от титула Отца отечества — в том же письме принцепс заявил, что пока не заслужил такой высокой чести. Что касается триумфа, которым сенат желал наградить нового цезаря, Адриан сообщил, что «даже смерть не вправе лишить истинного победителя, который неисчислимыми трудами и собственной храбростью укрепил границу по Евфрату, заслуженного торжества». Его же участие в кампании не превышало меру добросовестной исполнительности и никак не тянет на триумф. Адриан просил разрешения у сената возвести на императорском форуме храм, посвященный наилучшему и непобедимому.

Во время обсуждения этого послания охваченный воодушевлением сенат единодушно расширил список мер, увековечивающих память Траяна. Сенатор Деций Валерий Гомулл предложил снять орла с водруженной на форуме триумфальной колонны, воздвигнутой по случаю победы над Дакией, и водрузить на вершину статую незабвенного и всенародно оплакиваемого императора. Цивика Барбар добавил, что человек, столько сделавший для провинций, должен быть отмечен и в дальних краях. При этом сенатор, имевший чин претора, призвал коллег самим, невзирая на пожелания самых высокопоставленных особ, выбрать достойное место для увековечивания памяти человека, так много сделавшего для отечества.

Этот призыв нашел отклик во многих провинциях и городах, и спустя несколько дней в столице разгорелась нешуточная борьба между представителями Родоса и выходцами из Испании. Родосцы убеждали сенат, что к ста гигантским статуям, установленным на острове, они охотно присоединят и изваяние Траяна. По высоте скульптура якобы будет превышать знаменитого Колосса, под ногами которого корабли свободно проплывают в родосскую гавань. В свою очередь земляки Траяна настаивали, что храм должен быть воздвигнут на его родине, в Испании, в городе Италика. По настоятельному совету префекта претория Ациллия Аттиана сенаторы обратились к цезарю с просьбой рассудить их спор.

Адриан в письме ответил, что хотел бы видеть новый храм в Пергаме, ведь в этом городе расположен алтаря Зевса, известный на весь мир как одно из чудес света. Это сооружение знаменито не менее чем Родосский Колосс.

Обмен мнениями, особенно тон посланий и уважительное отношение нового принцепса к сенату, заметно охладил страсти. Если бы не ноябрьские ауспиции, проводимые в преддверии подступавшей зимы и, как назло, предсказавшие наступление небывалых холодов; если бы не известие о том, что Адриан отстранил Квиета от управления Мавританией и приказал полководцу явиться в Рим; наконец, если бы не затяжные проливные дожди, обрушившиеся на Город в конце осени, возможно, Рим помирился бы с новым цезарем.

Всем известно, что задуматься о будущем нас заставляет непогода, вот и римляне, впавшие в уныние от пронизывающей сырости, скоро заколебались в своем желании ужиться с новым правителем.

Как только в столицу пришло известие, что Адриан высадился в Брундизии, на Рим будто холодным ветром повеяло.

Город в одночасье всполошился.

Такое уже случалось год назад, когда стало известно о болезни Траяна и восстании в Азии. Теперь римляне тоже бросились спасаться. Что говорить о добропорядочных гражданах, если уличные проститутки, разбойники, промышлявшие по ночам, даже калеки, кормившиеся возле многочисленных храмов, лихорадочно начали искать убежища. Состоятельные горожане спешно перебирались на загородные виллы, оставляя в городских усадьбах крепких мужчин — рабов. Богачи вместе с семьями отправлялись в теплые края — в Африку, в Испанию. Внимание толпы привлекло то обстоятельство, что с места снимались патриции, в большинстве своем далеко отстоявшие от власти или вовсе равнодушные к полтьтке.

Известные недруги Адриана, наоборот, начали решительно кучковаться. Они появлялись на форумах, в базиликах и садах в сопровождении многочисленных вооруженных телохранителей, позволяли себе открыто задирать приверженцев нового императора. Например, люди Нигрина преградили путь следовавшему на скачки в Большой цирк Аквилию Регулу Люпусиану. Они принялись оскорблять известного приверженца молокососа, допекать презрительными насмешками. Один из откормленных телохранителей Нигрина сорвал занавеску на носилках — лектиках и крикнул в лицо вольноотпущеннику: «Как посмел ты, поганый раб, вырядиться в гражданскую тогу! Доколе ты, негодяй, покушавшийся на божественного Траяна, будешь разгуливать по римскому форуму! Посмотрим, помогут ли тебе легионы, когда римляне возьмутся за ножи?» Досталось и Зие, случайно оказавшейся в носилках вольноотпущенника. Ее обозвали «шлюхой» и «продажной тварью». Зия никогда за словом в кошелек не лезла. Она попыталась выбраться из носилок, дать сдачи наглецам, однако те благоразумно отступили.

Об этой возмутительной сцене было доложено префекту Рима Бебию Макру, но тот, как обычно, отнесся к происшествию с непозволительным с точки зрения приверженцев Адриана легкомыслием.

— Нечего по городу расхаживать! — заявил Макр. — Если такой чувствительный, пусть сидит дома.

Подобное попустительство тоже наводила на размышления.

Весь ноябрь, наперекор предсказаниям гаруспиков, Рим поливали дожди, донимала сырость. Сквозь клочья тумана с Капитолийского холма жалко посвечивала покрытая золотом крыша храма Юпитера Победителя. За неделю до объявленного прибытия императора, поток горожан покидающих город, заметно усилился.

Префект Лонг, долго пребывающий в сомнениях, в конце концов, тоже решил отослать маленького Бебия, а также рабынь и приживалок — вольноотпущенниц, проживавших в городской усадьбе, подальше от столицы. Пусть поживут в Путеолах* (сноска: Город, расположенный примерно в одной миле от Неаполя. Один из важных портов, через который осуществлялась торговля с востоком), на подаренной Траяном вилле. Он посоветовался с Эвтермом, тот одобрительно отнесся к этому решению. Не спорил он и когда патрон попросил его сопровождать сына и обеспечить охрану загородного поместья.

— Легионы легионами, но, боюсь, в Риме найдется немало желающих под шумок попользоваться чужим добром. Мы здесь в случае чего отобьемся, а ты уж там смотри по обстановке.

Когда Ларций заикнулся Зие о том, что неплохо бы и ей на время отправиться за город, она сразу закатила скандал. Префект попытался втолковать — поживешь на природе, отдохнешь, присмотришь за Бебием.

Та перевернулась на живот и в слезы!

Судорожно всхлипывая, наложница принялась упрекать Ларция в том, что тот хочет избавиться от нее, что ждет не дождется, когда в Рим привезут окрутившую его блудницу, чтобы без помех развратничать с этой проституткой. Затем женщина пригрозила покинуть дом Ларция. Если она ему больше не нужна, ты только скажи. Она не безродная азиатская шлюха, у нее есть свой дом, который подарил ей Адриан. Ты только дай знак, Ларций! Я не буду устраивать скандал, во весь голос рыдала она. Уйду тихо, незаметно. Соберу вещички, и, как мышь, прошмыгну под входной дверью.

Ларций вздохнул, с интересом и нескрываемым недоумением глянул на спину располневшей, в самом соку женщины, на большую грудь, выпиравшую сбоку. Он с интересом прикинул, сможет ли женщина, обладавшая такой огромной, мягкой и обволакивающей грудью, проскользнуть под дверью?

Не застрянет ли?

Трезво признал — нет, это ей не удастся, и ласково погладил сожительницу по спине, потом пониже спины. Та решительно отбросила его руку.

— Дай мне сопровождающих! — потребовала Зия, — и я немедленно покину твой дом.

Затем вновь залилась слезами.

Лонг не знал, что ответить, теребил край ночной туники, размышлял о том о сем. Вспомнил, как в ночь после приезда, когда она спросила его о причине холодности, он не стал ничего скрывать. Желание позаботиться о Тимофее объяснил необходимостью помочь несчастной девушке. Сослался на богов, требующих от смертных братской любви и сочувствия.

Зию сразу почувствовала неладное, начала допытываться, выспрашивать. Когда же окончательно вбила в голову, что Ларций решил избавиться от нее, начала настаивать, что имеет права на Ларция и на этот дом. Конечно, никаких прав у нее не было, но сказать об этом у Лонга язык не поворачивался, все‑таки они так долго прожили вместе. Когда же Зия вконец допекла его, префект напомнил сожительнице, что у нее есть собственное жилище. При расставании Адриан купил ей домик на Авентинском холме и в придачу несколько рабов. О своем имуществе Зия никогда не забывала, дом сдавала в наем, так что денежки у нее водились.

…Ларций смотрел на лежавшую на животе женщину, и вынужден был с прискорбием признать, что жаркая память о Тимофее тускнела с каждым днем.