Воздушный казак Вердена - Юрий Гальперин

Я просил бы приехать в Париж, чтобы принять противодействующие меры…»

Далее столь «осведомленный» господин просит держать все в тайне, чтобы его не убили, хотя ему уже 52 года и он скоро должен умереть, «но я хотел бы раньше оказать услугу Царю и Отечеству, т. к. я истинный патриот и люблю своего Царя, несмотря на то, что я финляндец…»

Переданный жандармской агентуре во Франции, Нобель потихоньку раскрывает свои «секреты» и тянет у полиции немалые деньги, пока тупоголовые жандармы убеждаются в том, что Нобель просто вымогатель и аферист.

Этого урока полицейским ищейкам мало. Ротмистр столичной охранки подробно записывает показания доморощенного Шерлока Холмса, сына титулярного советника Всеволода Константиновича Максимовича, обратившегося в полицию:

«В тот день, когда на Елагином острове устраивалось «Корсо», я… сел на Крестовском острове в угловом ресторанчике пить лимонад. Неподалеку от меня сидели два господина… (далее их приметы. — Ю.Г.). Они разговаривали о полете Уточкина, о гидроплане, а затем один из них сказал: «Ну в нашем деле гидроплан негож. Москва-река не Нева, и слишком много мостов. «Ньюпоры» лучше». После этого они, оглянувшись на меня, начали говорить на каком-то иностранном языке, которого я не знаю. Французский и немецкий понимаю… Снова перешли на русский. Который слушал, спросил: «Как же они используют аппарат без предварительного испытания?» — а тот ему ответил, что они будут пробовать по системе полковника Режи, благодаря которой мотор проверяется без шума (?! — Ю.Г.). «Франц-монтер, он знает…»

25 мая я был на скачках и услышал, что два других господина разговаривают про авиацию, про «ньюпор»: «Ну как ваши дела?.. Все почти готово. В воскресенье или понедельник приезжает Франц, а я сегодня поеду…»

Один из них начал говорить, что «ньюпоры» были отправлены в Смоленск в разобранном виде, оттуда переведены для отвода глаз в Рязань, а теперь доставлены в Москву. Они где-то из пригорода хотят сделать взлет.

— А вы не попадетесь?

— Нет, Кунцевича в Москве нет, а другие не отыщут…»

Услышав про отъезд, «сыщик» поехал на Николаевский вокзал и нашел там этих двух господ, проследил, каким поездом они уехали, подробно описал их приметы. Потом продолжил:

«Так как было упомянуто имя Кунцевича, то я поехал в тот же день в Сыскную полицию. Он попросил меня зайти сегодня утром и привез к вам».

Чем кончилось дело с «бесшумными моторами», ясно, но авиация не дает покоя политическому сыску. Заграничная агентура сообщает, что в «Москву из Парижа едет авиатор и конструктор Блидерман». Резолюция: «…Установить наблюдение за Блидерманом и его полетами… Издать циркуляр с точной регистрацией аэропланов и о недопущении полетов в тех местах, где имеют пребывание Их Высочества».

Этот циркуляр тут же рассылается «Гг. Губернаторам, в пределах Европейской России, градоначальникам и Варшавскому обер-полицмейстеру». Вдвойне страшен им теперь авиатор Акашев.

А как же насчет беглого каторжника, тоже он? Нет, получены приметы Добролюбова: «…глаза карие, нос большой с горбинкой, тип греческий». На Акашева непохоже. Да и не приехал Акашев в 1912 году. Год 1913-й.

Из Парижа: «По полученным от агентуры сведениям, в Россию уехал на днях Константин Акашев, ученик Высшей авиационной школы в Париже. Цель поездки — личные дела, требующие его присутствия. Будет у своей матери. Для проезда он намерен был воспользоваться паспортом русского подданного Эдуарда Пульпе…»

Эдуард Пульпе… Это же один из героев-летчиков, русских добровольцев во Франции! Интересно!.. Конечно же, снова указания «безусловно арестовать» Акашева. Судя по переданным приметам, у него за год выросла «курчавая рыжеватая бородка». Аккуратные люди сыщики.

Закрутилась опять машина сыска. Включился начальник Витебской жандармерии. Он доносит, что едет Акашев к матери — Екатерине Семеновне Воеводиной. Родился он 22 октября 1888 года. Мать вышла замуж вторым браком за мещанина Алексея Воеводина, проживает в своем имении.

«Акашев имеет собственное имение «Филянтмуй», расположенное в Пилденской волости этого же уезда, в 23 верстах от г. Люцина, которым управляет его мать и посылает с имения доходы сыну своему Константину в Париж.

Содержась под стражей в киевской тюрьме, Константин Акашев женился там на какой-то великолуцкой мещанке, которая, по сведениям, проживает где-то в Швейцарии…»

Вот и мы знакомимся с биографией этого незаурядного человека, но с совсем иным чувством, чем полицейские чины.

Ну а кто же та женщина, подруга молодого бунтовщика, неужели не докопаются господа жандармы? Плохо мы о них думаем (и в самом деле плохо, а вот в дотошности им не откажешь), еще донесение: «…Женат на Варваре Петровне Объедовой, 27 лет, проживает в Париже, где Акашев обучался, а практический курс проводил в Италии».

Еще интересная деталь об Акашеве: он летал, выходит, в Италии в то же время, когда там прославился Славороссов.

Неутомимые исследователи благонадежности российских граждан докапываются и до политических взглядов родственников жены Акашева:

«Отец Объедовых, Михаил Петров Объедов, крайне левого направления. Борис и Сергей Михайловы, Глеб Михайлов Объедовы за революционную пропаганду… привлекались: Сергея выслали в Вологодскую область под гласный надзор полиции». Это уже постарались псковские жандармы. Нет и нет Акашева, а приехала в Россию его жена, Варвара Михайловна, рожать вторую дочь, которую нарекут Еленой. Галина, родившаяся в Женеве, уже гостит у бабушки в Великих Луках. Как же Акашев стал летчиком? Еще до арестов и ссылок юный революционер успел окончить реальное училище в Двинске, думая стать инженером. Оказавшись в Париже — авиационной Мекке Европы, увлеченный новым поветрием, он решает свою судьбу так: сначала стану летчиком, потом авиационным инженером. Конечно, нужны деньги, и немалые. Все это Константин объясняет матери, запретив брать деньги у отчима — помещика Володина. Из-за него он и ушел семнадцати лет из дома. Часто бывая в Мурмелоне, где он предполагает учиться, Акашев узнает, что итальянский конструктор Капрони открывает у себя летную школу, где обучение обойдется значительно дешевле. В августе 1910 года Акашев уезжает в Италию.

Школа только создается, строится и завод. В новом ангаре механики собирали прибывший из Франции моноплан «блерио». Константину нравится в Италии, и сам Капрони, как пишет Акашев, «производит впечатление симпатичного и честного человека».

Летать начали только в декабре. Задержка в обучении устраивала Капрони, который тем временем заканчивал строительство аэроплана собственной конструкции. Ему хотелось первых питомцев выпустить уже на своем самолете, что одновременно служило бы и рекламой нового аппарата.