Воздушный казак Вердена - Юрий Гальперин

— Костя, врача! Быстрей врача!..

Такого переполоха еще не было в эскадрилье, чуть не все сбежались к самолету Славороссова. Раненого летчика уже увезли. Харитон только увидел, что он худенький, усатый, кажется, постарше его, даже фамилии не расслышал, хотя врач произнес ее вслух и с изумлением.

— Славо, Славо, расскажи же, где ты его подобрал?

— Кто это? Что же ты молчишь?

Потрясенный Славороссов, только сейчас переживший смертельную опасность, которой он подвергался, слышит этот гул голосов, понимает, о чем его спрашивают, но нервный шок не дает ответить. Летчик сидит на траве подле самолета и молчит… Кто-то из окружающих хочет помочь ему подняться, он жестом отстраняет его. Молчание.

— Надо врача… — раздается голос Кости.

— Не надо, — хрипло произносит Славороссов, тяжело поднимается, снимает шлем, берет из рук Кости свое кепи. — Все в порядке, друзья…

Бежит ординарец командира. Так ничего и не успев рассказать, Славороссов уходит к капитану. Доложив, как все случилось, летчик узнает, что он спас весьма знаменитого человека — известного врача, спортсмена-добровольца, депутата от Луары, сенатора Эмиля Реймона, а его спутником, убитым уже на земле, был летчик Кламадье.

Имя единственного в мире сенатора, имеющего диплом летчика, было известно и в авиационных кругах России.

15 марта 1914 года петербургский журнал «Аэро и автомобильная жизнь» опубликовал сенсационную статью: «Французская авиация перед судом Сената». В ней сообщалось о резкой критике постановки военно-авиационного дела во Франции, с которой выступил сенатор Реймон. В частности, он в своей речи привел такой чудовищный пример просто преступного отношения: «…17 октября 1913 года военное ведомство приняло 19 аэропланов, построенных на добровольные пожертвования городов (около 2,5 миллиона франков), а через месяц их сломали как негодные к употреблению…» Славороссов помнил эту статью, несколько номеров журнала давал ему читать в Бурже Константин Акашев. Косте из России их присылала мать. Так вот кого он спас!..

Вечером эскадрилья чествовала Славороссова, а на следующий день его вызвал командующий 1-й армией генерал Дюбайль.

Смертельно раненный сенатор успел сообщить чрезвычайно важные сведения разведки. Командующий армией наградил Реймона Рыцарским крестом Почетного легиона.

Старый, седой генерал Дюбайль, сражавшийся с немцами еще в 1870 году, с восхищением смотрел на молодого русского летчика. Он был таким же юным, даже еще моложе, когда впервые принял участие в боях. Он сказал об этом Славороссову и продолжил:

— А сегодня вами гордится Франция! Жертвуя собой, вы спасли ее славного сына, даже не зная, кто он. Вы спасли солдата — это высшая храбрость!.. Вы, именно вы, довели до конца боевое задание летчика Реймона, и наш штаб получил ценнейшие данные о противнике, за которые я тоже благодарю вас от имени Франции. То, что сделали вы, — совсем особый, выдающийся подвиг, подвиг чести. И я, как диктует мне честь солдата Франции, награждаю вас высшим знаком военной доблести…

Генерал снял со своего мундира Военную медаль, которую получил еще лейтенантом сорок лет назад, и приколол ее на грудь Славороссову.

Взволнованный этой проникновенной речью командующего, самой почетной и такой необычной наградой, Славороссов мог только ответить:

— Спасибо, мой генерал!

Прежде чем возвратиться к себе в часть, Славороссов спросил у адъютанта:

— Можно ли навестить сенатора, как он?

— Увы, началась агония, это конец…

Праздник, бушевавший в душе русского летчика, ушел, словно его и не было. Здесь рядом умирал не сенатор, а кто-то близкий. Перед глазами худощавое бледное лицо, черные усы и протянутая в знак благодарности рука…

Через несколько дней пришли парижские газеты с жирными, кричащими заголовками: «Героическая смерть сенатора Реймона», «Гибель сенатора-авиатора», «Последний полет доктора Реймона»… И почти в каждой подзаголовок: «Поразительный случай находчивости и храбрости русского летчика», «Военная медаль русскому летчику Славороссову»…

Ушел из жизни главный врач клиники медицинского факультета, шеф-хирург, депутат, летчик с дипломом 1910 года. В память о нем на груди Славороссова орден с изображением императора Наполеона III, один на двоих с генералом Дюбайлем.

…Взлетая на очередное боевое задание, Славороссов вспомнил дорогу в Дижон, разговоры в вагоне о фотоаппарате с затвором как у пистолета. У него установлен русский автоматический фотоаппарат «Потте» — нажал на резиновую грушу, и щелкает затвор. Снимать в тылу противника не так уж сложно, выскочишь на шоссе неожиданно или с высоты фотографируешь заданный квадрат. Сегодня придется потруднее — нужно промчаться вдоль немецкой передовой и снять первую линию вражеских окопов. «Дадут мне перцу, — подумал летчик. — Хорошо, солнышко яркое, прикроемся для начала». Подлетев к линии фронта на порядочной высоте, Славороссов развернулся, оставив солнце за хвостом, снизился до семисот метров и понесся вдоль окопов, держа «грушу» аппарата в левой руке. Снимок… Снимок… Ударили из окопов первые винтовочные выстрелы, прямо навстречу застрочили пулеметы… Снимок… Снимок… Вжик, вжик! Как горох по крыльям… Снимок… Справа, из второй линии, ударила пушка… «Мимо!» Снимок…

По самолету стреляют все, кто может открыть огонь. Славороссов охвачен азартом борьбы. Его аэроплан рвется вперед сквозь смертельную завесу, повторяя в воздухе направление окопов… Вправо… Снимок… Разворот влево, прямая… Снимок…

Больше тридцати пробоин в крыльях и фюзеляже насчитал механик. Две прошли совсем рядом с сиденьем.

— Надо что-то подложить под сиденье, — предлагает Айсбург.

— Найди железяку потолще, попробуем, — соглашается летчик, — в пехоте пуля в зад — самое постыдное дело.

— Так то в пехоте…

Славороссов не видел ничего героического в своих полетах. Иногда они были опасны, но как-то однообразны, приходилось даже почту возить. Спасение Реймона — помнилось, первая встреча в воздухе с немецким летчиком вспоминалась как нечто вроде детской забавы, он никогда о ней не рассказывал серьезно. Было это так.

Славороссов обнаружил во время разведки немецкий аэродром. Нанес на карту. В кабине справа висели в полотняных мешках две бомбы. Зажав ногами ручку управления, он достал бомбу, расконтрил вертушку предохранителя взрывателя. Все так неудобно, несподручно… Взял ее в левую руку, придерживая пальцами крылышки вертушки, чтоб не рвануло ветром, когда высунется рука за борт, иначе взорвется. Со стороны солнца вышел на аэродром, дошел до середины — куда там прицеливаться, накренил аэроплан и швырнул ее за борт!.. В сторону стоявших аэропланов.