Фантастика 2002. Выпуск 3 - Сборник

Я сразу понял, что без Щимашевича дела у него не сдвинутся с мертвой точки.

Денис Шимашевич беспокоил меня всерьез. Он мог помочь, и он хотел этого, но… знаете, где бывает бесплатный сыр?

Пока что я лелеял надежду на то, что при системе непосредственной демократии и ротации членов правительства возможностей взять нас за хрип у него будет меньше, чем при обычной выборной системе. Шимашевич, конечно, это понял, и вряд ли он в восторге… если только у него не готов ответ на любые наши шаги, включая этот.

Мне было немного обидно, что меня не понял Тейлор. Но оказалось, что это я его не понимал.

Мы встретились с глазу на глаз «в кулуарах Конгресса» - во время хозработ по заготовке снега. Председатель ты или кто - неважно; пришла твоя очередь - бери пилу и пили без возражений.

Пилил он все-таки криво, но истово.

Какое-то время мы трудились молча. Я не выдержал первым:

– Прости, если я нарушил твои планы…

Он махнул рукой - забыто, мол. И сейчас же произнес со вздохом:

– Как глупы порой бывают умные люди…

– Цитата? - спросил я. - Уайльд? Шоу?

– Не исключено, что Шекспир. Впрочем, неважно. Геннадий, учти, я считаю тебя умным человеком.

– Намек понял. Ну и где я сглупил?

– Тот намек, что надо, ты как раз не понял. А я ведь сказал ясно: как только наша численность превысит некую критическую величину… что произойдет?

– Ясно что. Тогда и создадим постоянное правительство, поскольку непосредственная демократия перестанет удовлетворительно работать…

Он оборвал меня:

– Постоянное правительство будет создано без нас, то есть без участия коренных антарктов, если иммиграция будет носить целенаправленный характер. И я не уверен, что мне понравится курс этого правительства. И даже не уверен, что он придется по душе вам, русским. Скажи-ка мне, друг Геннадий, тебя в последние дни ничего не удивляет?

– Многое.

– Например, китайцы?

Я почесал в затылке:

– Да при чем тут… Хотя да, и китайцы тоже. Какие-то они… шелковые. Соглашаются почти со всем, что ни предложишь.

– Странно?

– Странно.

– Не напрягайся. Ничего странного тут нет, если предположить, что им нужна Свободная Антарктида как таковая, а в какой форме - поначалу не так уж важно. И если-предположить, что китаец везде остается китайцем. Китаю нужно только одно: разместить вне территории Китая миллионов триста-четыреста своих сограждан. Где угодно и как можно скорее… Так почему бы не в Антарктиде?

Тут у меня самого пила пошла криво.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ. Моисей в ледниках

Случилось странное: туман рассеялся почти на двое суток.

Какая сила помимо хорошего стокового ветра с купола могла уничтожить его, осталось непознанным, и метеоролог Жбаночкин, пожав плечами, флегматично занес в компьютер снятые с приборов данные, как то: ветер слабый, переменного направления, облачность ноль баллов, атмосферное давление высокое и еще растет. Видимость - миллион на миллион. Ни тумана, ни ревущей пурги. Курорт. Убрать льды - совсем бы Черное море, а то и Красное, пока не влез в воду, откуда выскочишь синий и пупырчатый. Но море синее, а не свинцовое. Ленивая курортная волна, шурша, набегает на галечный пляж, и мириады солнечных бликов играют на воде, будто в их игре есть какой-то смысл. Тихие тропики, причем без одуряющей жары, гомона туристов и полчищ кусачих насекомых. Покойно и безмятежно.

С борта судна снабжения доставили десять ящиков фруктов, и полярники ходили с бородами, перемазанными соком. Узнав, что на станции нет иной капусты, кроме квашеной, Шимашевич распорядился прислать на берег полтонны кочанов из корабельного холодильника. Счастливый Непрухин стриг зубами капустный лист со свирепой сноровкой собаки, ловящей блоху.

Снег вокруг Новорусской был перевернут и перемешан с грунтом, как на клондайкских приисках. Все, что когда-либо оставалось валяться без дела и заметалось пургами, извлекалось на поверхность, и лишь немногое из «полезных ископаемых» не находило применения. Удалось поставить не четыре, как предполагалось вначале, а целых шесть домиков. Пусть два из них превосходили безобразием модернистские скульптурные композиции - все-таки это было жилье получше палаток. Чтобы не перегружать работой врача (хватит с него одного Типунова!), скользкие ледяные дорожки присыпали гранитной крошкой и мелким гравием, протянули вдоль них леера. Через траншеи для стока воды перебросили мостики. Палатки тех, кому жребий не отвел пока модернистской хибары, поставили кучно и сооружали подле них ветрозащитную стенку из набитых камнями бочек из-под солярки.

Нематоде развлекался.

Не чуждый литературного творчества, он, отработав смену на благоустройстве станции, правил ошибки в статье, которую намеревался послать в редакцию «Химии и жизни» и которую надеялся увидеть в апрельском номере журнала, не подозревая о том, что славный розыгрышами апрельский номер готовится к печати в январе. В статье он убедительно доказывал, что сухопутные раннепалеозойские организмы обрели способность к передвижению значительно раньше морских. Зачем учиться ползать или плавать тому, кому вода сама приносит в рот питательную мелочь - только успевай глотать? Живущие на литорали - о, это иное дело!

По версии Нематоде, питались они богатыми йодом водорослями, выброшенными на берег, а также умели с помощью бактерий-симбионтов связывать атмосферный азот, поэтому их экскременты состояли преимущественно из йодистого азота - вещества нестойкого, в сухом виде на редкость взрывоопасного, детонирующего от малейшего чиха, а то и вовсе без причины. Несчастные организмы должны были, следовательно, выработать в себе способность отползать как можно дальше от оставленных ими экскрементов до того, как последние подсохнут на солнышке. Оседлых особей, не обладающих такой способностью, попросту разрывало на части, малоподвижным отрывало филей. Особенно активно развивались роющие формы, ибо и ныне хорошо известно, что артобстрел лучше пересидеть в окопе. Совершенно ясно, почему мы знаем об этих организмах лишь по единичным отпечаткам норок и следовых дорожек: валяющиеся где попало останки самих организмов не могли попасть в геологическую летопись, поскольку также уничтожались взрывами! Помимо того, беспрестанная взрывная эрозия береговой полосы способствовала образованию великолепных пляжей, остатки которых известны и сегодня под названием Лазурного берега, Копакабаны, Золотых Песков и прочих райских местечек… Расставляя запятые, Нематодо фыркал и хохотал.

Светило солнце, сиял лед. Сверкающее море шевелило мачтами флотилии яхт, будто и впрямь где-нибудь близ Лазурного берега. Благодать!