Мир всем - Ирина Анатольевна Богданова

что крупного мальчика зовут Саша Аносов, а вертлявый шкет в куртке с оторванными пуговицами — Коля Леонидов. Вместо того чтобы решать примеры, Аносов пыхтел и корчил рожи, а Коля Леонидов просто сидел и смотрел в окно, даже не делая вид, что учится.

Я подошла:

— Мальчики, вам всё понятно? Почему вы не пишете?

Во время долгой паузы я физически ощущала усиленное внимание класса и понимала, что прямо сейчас идёт моя проверка на прочность, которую я должна выдержать.

— У меня ручка сломалась, — после долгого молчания выдавил Коля и с вызовом посмотрел на меня. Ясно, он здесь главный.

— И чернила закончились, — подхватил Саша Аносов.

— Почему же вы не попросили? — спокойно спросила я. — Вы что, не хотите заниматься?

Аносов бросил быстрый взгляд на Колю и заёрзал на парте, промямлив что-то невразумительное. Коля выпрямился:

— Не хотим.

— Ты отвечай только за себя. — Я посмотрела на Амосова. — Саша, собирай вещи и пересаживайся за третью парту, там есть свободное место и чернила. А тебе, Коля, я разрешаю не учиться.

Он опешил:

— Как, совсем?

— Совсем. Можешь не доставать тетрадки и не писать. Отдыхай.

Я взяла с его парты чернильницу и унесла к себе на стол. Пусть посидит в одиночестве, подумает, поскучает и потом как миленький начнёт заниматься. В этом я ни секунды не сомневалась.

После арифметики настал черёд рисования, но оказалось, что бумаги у детей нет. В Ленинграде мы вышли из положения благодаря профессорше, к которой перебралась жить Валя. Однажды Елизавета Владимировна сама пришла в школу и принесла два рулона обоев. А здесь из пособий в наличии имелись только чернильницы и чернила. Но зато под столом я увидела пачку старых газет. Ура!

Я торжественно водрузила газеты на стол:

— А сейчас, ребята, я объявляю не обычный, а морской урок. Давайте вспомним, что мы знаем морях и о моряках. Поднимите руки, кто хочет рассказать.

— Я!

— Меня спросите!

Как же я любила момент, когда есть отдача от класса!

Беседуя с детьми о моряках, я успела разорвать газетные листы и раздала на парты. Коле бумаги не полагалось. Он сделал безразличный вид и стал сдувать с рукава пушинку.

— Итак, положите газеты перед собой и посмотрите на меня внимательно. Будем учиться делать из бумаги двухтрубный корабль.

По классу пронёсся вздох восхищения, и мы целиком погрузились в работу.

Последним уроком стояло чистописание. Я решила завтра подойти к завучу и попросить разрешения переставить очерёдность уроков по своему усмотрению. Чистописание требует сосредоточенности, а к концу занятий дети устают и сложно ожидать от них удовлетворительных результатов.

Казалось бы, всего четыре урока до часу дня, но я чувствовала себя так, словно по мне несколько раз подряд проехалась самоходка с полным боекомплектом.

* * *

Выйдя на улицу, я остановилась и пропустила вперёд гурьбу учеников первой смены.

Кое-кто нёс портфели, уцелевшие с довоенных времён, но у большинства были надеты через плечо брезентовые сумки от противогазов. Навстречу стекались ребята постарше — их уроки продлятся до вечера, уступив место вечерней школе для взрослых, и только ночью повседневная суета ненадолго затихнет, чтобы дать отдохнуть старым стенам.

Ко мне подошла Марина Алексеевна, с которой мы познакомились в столовой, и остановилась рядом:

— Домой?

— Да нет. Надо пойти в домоуправление прописаться и получить карточки. Мы с Коробченко обменялись ключами и кое-каким имуществом, а документы не успели оформить.

— Ну, это недолго, — кивнула головой Марина, — управдом перепишет ордер, и станешь законной жиличкой. У Коробченко условия хорошие, сухо, печку затопить можно, и кухня есть. А я в подвале живу. Нас там десять человек ютится на нарах в два этажа. — Она тряхнула головой, и из-под фетровой шапки по плечам рассыпались чёрные локоны. — Ну да ничего, отстроимся! Я письмо получила, что скоро муж вернётся. Главное, жив, а остальное ерунда, правда?

— Конечно правда!

— Вот и я так думаю, — Марина заулыбалась, — кстати, в субботу после работы у нас будет общешкольный субботник, а в воскресенье общегородской воскресник. — Марина сунула руку в сумку и достала картофелину. — На, возьми. За знакомство. Тебе ведь карточки не сразу дадут, а с февраля. Картоха немного подмороженная, но на лепёшки годится. Мне двоюродная сестра передала. Она здесь в Тельмана работает, так совхоз называется, где подсобное хозяйство Ижорского завода. У них с продовольствием негусто, но свои огородики выручают: капустка, морковка, репка. Если бы не сестра, нам бы совсем туго пришлось. Весна начнётся, и пойдём со школьниками на подмогу колхозникам, а то там женщины из последних сил хозяйство тянут.

Я удивилась:

— И младшие классы?

— А как же! Всем работа найдётся. Хоть одну грядку, да прополют. Кроме того, в подсобном хозяйстве всегда обедом кормят и хлеб свой пекут. Ребятишки любят там работать да и ответственность чувствуют. Вырастут — вспоминать будут! — Марина заинтересованно посмотрела на меня: — Ты замужем?

— Нет. — Я вздохнула. — Не встретила ещё своего суженого.

— В Колпино найдёшь, — уверенно сказала Марина, — у нас на Ижорском заводе мужиков больше, чем в Ленинграде, и инженеры есть, и сталевары, и прокатчики. Сама понимаешь — в горячих цехах не женская сила требуется. А сейчас ещё по всей стране набор объявят, чтоб быстрее цеха восстанавливать. — Она потопала ногами, обутыми в демисезонные сапожки. — Холодно стоять, я побежала. — Она взмахнула рукой в пёстрой варежке. — До завтра! Рада была познакомиться!

— Взаимно!

Поднимался ветер, и позёмка обвивала мои армейские сапоги шустрыми белыми змейками. Ужасно хотелось есть, и я подумала, что подаренную Мариной картофелину вполне для скорости лучше пожарить на сковородке. Правда, у меня нет масла, но зато есть крохотная алюминиевая сковорода, которую я привезла с фронта. Подумав о сковороде и о том, что отныне мне придётся пользоваться дощатым туалетом на улице, я внезапно развеселилась: из какой войны мы выбрались, какого горя хлебнули, да не ложкой — бадьёй, а туалет на улице расстраивает! Глупо. Глупо и эгоистично!

Что толку в нытье и жалобах на обстоятельства? Кислое настроение ничего не изменит в лучшую сторону. Хочешь жить — живи, дыши, радуйся каждому глотку воздуха, потому что всё, что сейчас кажется обыденностью, может в один момент стать недосягаемым!

Быстрым шагом я двинулась к бараку, пытаясь рассмотреть улицу при свете дня. Мимо проехала полуторка, гружённая досками. Шла женщина с вёдрами на коромысле. Двое мальчишек возились в сугробе. У развалин с грудой кирпичей стояла старуха в черном мужском пальто и курила.

Когда мы поравнялись с ней, она опустила руку с папиросой и подслеповато взглянула в мою сторону:

— Хороший