Мир всем - Ирина Анатольевна Богданова

учились мальчики. Я пришла за час до начала уроков и сразу же прошла в кабинет директора. Он располагался в закутке и по размерам не уступал трёхстворчатому шкафу с зеркальной дверцей. Не спрашивайте, как туда поместился письменный стол, но чтобы подать документы, мне пришлось встать боком.

Директор Серафима Александровна — крупная женщина с медалью «За оборону Ленинграда» на пиджаке — крепко, по-мужски, пожала мне руку:

— Рада, что в наши ряды вольётся свежая кровь. Вам достаются третьеклассники. Имейте в виду, класс тяжёлый, много безотцовщины, переростков. Есть парочка хулиганов. А недавно я застукала Колокольцева за раскуриванием самокрутки. Сами понимаете, — она скорбно свела брови домиком, — война. Родителям было не до воспитания.

Да и сейчас педагогическая работа лежит в основном на школе. Успели заметить, как сильно разрушен город? Куда ни глянь — одни руины. Ижорский завод обстреливали день и ночь, но люди работали, ремонтировали танки, давали городу трубы, выпускали боеприпасы. Вы, конечно, знаете про топливо для Ленинграда?

— Нет, — вполголоса побормотала я, — наверное, я уже была далеко.

— Ну как же! Такое не забывается! После первой блокадной зимы в Ленинграде остро встал вопрос доставки топлива, и тогда городу отдали приказ сделать невозможное, а именно проложить трубопровод по дну Ладоги. За пятьдесят дней! Представляете масштаб работ? Где взять трубы? Конечно, на Ижорском! Под бомбами, под обстрелами, через две недели после приказа завод стал отгружать трубы. Шестьсот тонн! Почти фронт, — она взмахнула рукой, — да что там почти. Фронт и был! Взрослые работали по двадцать четыре часа, а дети помогали. — Она сделала паузу. — Не могу говорить об этом спокойно, в груди всё кипит.

— Конечно, я учту все обстоятельства! — горячо откликнулась я. — Познакомлюсь с ребятами, с отстающими позанимаюсь дополнительно.

— А вот с этим плохо, — с сожалением сказала директор. — Школа работает в две смены, и как только начальная заканчивает уроки, сразу же приходят старшие, и надо освобождать помещения. В исполкоме пока ничего не обещают насчёт расширения — люди и без того по подвалам живут. Кстати, вы хорошо устроились? Барак, конечно, не хоромы, но и не землянка.

Я заверила, что всё отлично, и она успокоенно кивнула головой:

— Надеюсь, что мы сработаемся.

* * *

— Здравствуйте, ребята. Садитесь. Теперь вместо Надежды Ивановны вас буду учить я. Меня зовут Антонина Сергеевна.

Двадцать восемь пар глаз настороженно изучали меня, и на миг я почувствовала себя укротительницей тигров на арене цирка. Десятилетние мальчики — это вам не милые тихие первоклассницы с тонкими пальчиками и наивным детским лепетом. За последней партой я заметила крупного плечистого мальчика явно старше всех на пару лет. Рядом с ним совсем мелкий, с задиристой улыбкой и злым прищуром глаз. Наверняка забияка и драчун. А вон тот мальчик у окошка с аккуратно подстриженной чёлкой скорее всего отличник.

После переклички я отложила журнал в сторону и взяла книгу, которую принесла с собой:

— Сегодня у нас урок родной речи, но я не стану вас спрашивать, а просто почитаю книгу, а потом мы с вами обсудим, что вы узнали и почувствовали. Книга называется «Помощь идёт» замечательного писателя Бориса Житкова.

Я показала обложку с рисунком летящего самолёта и начала читать, изредка поглядывая на ребят. По звенящей тишине в классе я понимала, что повествование доходит до их сердец, и радовалась первой ниточке понимания, завязавшейся между нами. Чтобы узнать друг друга, нет ничего лучше, чем совместное чтение, когда жизнь героев становится нашей общей жизнью с общими радостями и печалями. Казалось бы книга — обыкновенная вещь, ничего особенного: буквы, краска, лист бумаги. Но ты перелистываешь станицы, начинаешь читать, и чужие судьбы внезапно становятся частью твоей собственной судьбы. Поэтому всегда говорю детям: «Читайте про хороших людей, про благородные поступки и добрые дела, чтобы именно с ними вам пришлось дальше идти по жизни».

Я видела, как по мере чтения с лиц мальчиков исчезает настороженность и их глаза загораются интересом и любопытством.

К концу урока мы успели поговорить о рассказе, подумать, как бы мы поступили на месте героев, немножко поспорили, чуть- чуть посмеялись и на завтрак в столовую пошли уже не отдельными эшелонами — учитель и ученики, а общим коллективом, у которого благодаря хорошей книге за сорок пять минут успело возникнуть взаимопонимание. Всего столовая вмещала три класса. Мой класс завтракал сразу после первого урока. От запаха пищи у меня закружилась голова. Начиная со вчерашнего дня, за хлопотами с переездом, я съела пару кусков хлеба с маргарином и выпила кружку кипятка. Не хватало ещё прилюдно хлопнуться в обморок от недоедания.

Мальчики ели гораздо быстрее, чем девочки. Хлеб, каша, горячий чай с сахаром — благословенная послевоенная еда, после которой у ребят порозовели щёки и заблестели глаза. В столовой подошла к буфетчице познакомиться, а потом повернулась к учительницам, сопровождавшим свои классы. В одинаковых тёмных платьях с крохотными белыми воротничками мы выглядели старорежимными институтками в форменной одежде. Черноглазую молодую учительницу первоклашек звали Марина Алексеевна.

В ответ на моё приветствие она весело прошептала:

— Для тебя я Марина! Рада, что ты будешь вместо Коробченко, с той лишний раз не поболтаешь, как будто она за каждое слово по пятаку вымогала. И вообще была противная баба, хитрющая, как коза бабы Нюры. Не жалеешь, что сюда из Ленинграда переехала?

Я немного подумала и честно ответила:

— Пока не знаю. Очень неожиданно произошли перемены.

Надо отдать должное, меня не стали расспрашивать о подробностях перевода и избавили от кучи вранья. Хотя уклонение от прямого ответа тоже оставляет в душе чувство обмана. Иногда лучше промолчать, чем посвящать посторонних в подробности личной жизни.

— Ничего, Антонина Сергеевна, осмотритесь, приживётесь и полюбите наше Колпино, — ободряюще сказала учительница второго класса Лариса Никаноровна. — Я поняла, что вы город ещё не видели?

— Да, я, можно сказать, с вокзала сразу на работу.

Лариса Никаноровна слегка улыбнулась:

— Сейчас зима, да и город сильно разрушен, но пусть вас это не пугает. До весны осталось чуть-чуть, а там всё расцветёт, зазеленеет, и на душе станет радостно. А город отстроится и будет ещё краше. Главное, завод работает. У нас ведь здесь почти все заводчане. Мой муж тоже на Ижорском работал. — Её голос потускнел, и никому из нас не надо было объяснять причину её грусти.

Следующим уроком шла арифметика. Мне надо было узнать степень подготовленности детей, поэтому я начала с самых простых примеров начала года. Более или менее класс справлялся, за исключением парочки с последней парты. Я успела узнать,