Заговор небес - Анна Литвинова

Она нетерпеливо стала читать текст.

«Господин Дж. О'Гар, – с листа переводила Екатерина Сергеевна, – заявил вчера в Кливленде на специально созванной пресс-конференции, что он подает в отставку с поста президента и исполнительного директора компании ASC. Этот неожиданный для наблюдателей шаг шестидесятидвухлетний предприниматель объяснил сугубо личными причинами. Он заявил, что считает, что он достиг в бизнесе своей вершины и теперь хочет посвятить себя частной жизни и благотворительности. Пост президента и исполнительного директора ASC теперь получит сорокадвухлетний Эдвард Сэлливан, занимавший в компании кресло первого вице-президента. Известие о переменах в руководстве компании практически не сказалось на курсе акций АSC, который на торгах на Нью-Йоркской фондовой бирже упал всего на 1/4 и достиг 38 долларов за акцию.

Г-н О'Гар впервые появился в руководящих эшелонах компании ASC в 1958 году – сразу после того, как он, блестящий выпускник Массачусетского технологического университета, женился на единственной дочери основателя этой компании г-на Джеральда Бейкера – Джеральдине Бейкер. С тех пор он неуклонно шел вверх по управленческой лестнице фирмы, достигнув к девяностым годам поста первого вице-президента и исполнительного директора компании – в то время, как президентом и председателем совета директоров ASC являлась (после смерти в 1965 году своего отца) его жена, Дж. Бейкер. После того, как г-жа Джеральдина Бейкер в 1993 году трагически погибла, ASC возглавил ее супруг и заместитель Дж. О'Гар. За те неполных два года, что г-н О'Гар руководил фирмой, рыночная стоимость ее акций поднялась на 12 процентов, с 34 долларов до 38.

Г-н О'Гар заявил на пресс-конференции, что намерен теперь поселиться на своей вилле близ озера Эри и посвятить время рыбалке, путешествиям, экстремальному спорту и написанию мемуаров. Вместе с тем аналитики отмечают, что влияние г-на О'Гара на политику ASC по-прежнему должно остаться весьма значительным, поскольку контрольный пакет акций компании (около 32 процентов) остается в его руках. Суммарная стоимость этого пакета составляет примерно сто миллионов долларов».

Екатерина Сергеевна еще раз вчиталась в последнюю строчку.

Нет, никакой ошибки: сто! миллионов!! долларов!!!

– Боже мой! – сказала она вслух. И еще раз: – Боже мой!

И этот американский дядька, который ходил в ношеных джинсах, на равных с ними прыгал из стареньких вертолетов и «аннушек», ел щи в общей столовке, пил водку в номерах и по-стариковски ухаживал за ними – он, оказывается, стоит как минимум сто миллионов долларов! Сто миллионов! Да, Америка – демократичная страна, но всему же должен быть предел!.. Да если б я знала, что он мультимиллионер, – разве я выпустила бы его из России без кольца на пальце!.. Да, полно, он ли это? Тот ли О'Гар?.. Однако фотография на мониторе не оставляла сомнений: тот, тот. Он самый – Джейк О'Гар собственной персоной!

Катя захотела посмотреть другие интернетовские материалы, посвященные мистеру О'Гару. Особенно ее заинтересовала трагическая гибель его супруги Джеральдины в девяносто третьем году: наверняка газеты тогда много писали об этом. Но тут она вспомнила об оставленной на плите воде. Вскочила, побежала на кухню.

Из обеих кастрюлек вода наполовину выкипела. Над плитой клубился пар. Катюша засыпала в одну кастрюльку макароны, в другую кинула пару сосисок. Уменьшила газ. Теперь не до Интернета. Надо следить, чтоб вода не залила конфорки.

Катя вернулась в кабинет. «Отвалилась», как ни жалко было, от сети. Все ж таки выкладывать провайдеру по шесть рублей за каждую минуту, покуда она будет варить, а потом есть обед, – нет, она не миссис О'Гар, не настолько богата. Ну, ничего: однажды нашла в сети Джейка – найдет и второй раз.

Сосиски были готовы. Она окатила их ледяной водой, чтоб лучше снималась шкурка, почистила. Заглянула в холодильник. Прекрасно: имеется все необходимое для «сосисочного» обеда – помидоры, зеленый горошек, кетчуп. Катя помыла помидорчик, порезала, выложила на тарелку, посолила. Тут и макароны подоспели. Слила их в дуршлаг. Открыла банку горошка. Наконец все вместе взятое – сосиски, макароны, горошек, помидоры, кетчуп – оказалось на одной тарелке. Выглядело красиво. Катя любила получать от еды удовольствие. Дьячков приучил. Не так много радостей в жизни, чтобы еду превращать в заправку: забрасывать калории в организм на бегу, без разбора и вкуса. А диеты пока побоку. Полнота ей пока не грозит. Талия по-прежнему шестьдесят два сантиметра, бедра – восемьдесят восемь. Почти евростандарт.

И только Катя, предвкушая, нацепила на вилку первый кусочек сосиски, как раздался телефонный звонок. Она не раз уже замечала за телефоном подобное подлое свойство.

Чертыхаясь, бросила вилку, сняла трубку. Голос в ней заставил забыть об обеде – звонил пограничник из Шереметьева.

– Катя? – спросил Бережковский.

– Да, да, это я, – нетерпеливо ответила она.

– Нашел я твою Маркелову.

– Ну и?..

– Секунду…

Бережковский крикнул кому-то – там, у себя, в Шереметьеве: «Начинайте без меня, я сейчас!» Потом сказал в трубку:

– Извини.

– Ничего.

– Так вот, твоя Маркелова М. А. вылетала из Шереметьева-два двадцать второго июня девяносто восьмого года. Если хочешь знать, тем же рейсом следовал некий Маркелов Б. Е. Билет был с открытой обратной датой.

– Куда они летели? – нетерпеливо воскликнула Катя.

– Маршрут: Москва – Нью-Йорк – Кливленд.

– Я так и знала… – прошептала Катя.

– Что? – не понял Бережковский.

– Нет-нет, ничего… Спасибо тебе большое… Ошибка исключена?

– Обижаешь. И вот еще что: обратно Маркелова вернулась одна. Маркелов Б. Е. границу России не пересекал.

Вот так-так!

– Володенька, с меня причитается. Заеду… Домашний телефон у тебя, наверное, сменился?

Секундное замешательство.

– Звони лучше сюда, – проговорил пограничник.

– Поняла, – произнесла Катя, а сама подумала: «Что ж у тебя за ревнючая жена, если ты даже невинного звонка боишься?.. Ну, ты попал, пограничник!..»

И добавила хрипловатым интимным голосом (пусть он, дурак, пожалеет, что меня не дождался!):

– Спасибо тебе большое, Володенька. Я – твоя должница.

Обед (или ужин?) Катя доедала уже безо всякого вкуса и удовольствия.

«Маша… – растерянно думала она. – Маша…» Мысли роились в голове, они были разрознены и никак не хотели укладываться в логическую цепочку.

«Маша… Единственная из нас, кто не пострадал… Она летала к О'Гару… – В том, что коль скоро Маркелова летала в Кливленд – значит, она летала к О'Гару, у Кати сомнений не было. – Она собиралась разбогатеть… О'Гар – мультимиллионер… Но у нее, кажется, ничего не вышло… Она вернулась из Америки ни с чем…»

«Ну, и что с того?.. При чем здесь все мы?.. Зачем нас-то убивать (если, конечно, допустить, что все это делала Машка)?.. Она, к примеру, собиралась за О'Гара замуж, а он сказал: «Нет, дорогая, я люблю Настю!..» Вот Маша из ревности Настю и убила… А зачем она тогда Вальку хотела убить?.. И меня?.. Значит, О'Гар должен был сказать: «Нет, дорогая, я люблю Настю, Валю и Катю – но только не тебя!..» Чушь какая-то!..»

Катя поставила грязную тарелку в раковину.

Прошлась по кухне, глянула в окно: «Пунто» стоял на месте. На улице совсем стемнело, зажглись фонари.

Катя вернулась в кабинет. Села в свое кресло, включила настольную лампу.

«А что, если Машка набралась наглости и попросила у О'Гара денег?.. А тот сказал: нет, мол, тебе лично ничего не дам… А вам, всей команде, всем четверым – дам… Или, скажем, отпишу вам по завещанию – миллиончиков этак десять… Ну, или хотя бы миллион… А что: он мог бы. Почему нет?..

Денег у него куры не клюют. А ведь мы когда-то, вчетвером, командой, ему жизнь спасли. Правда, сперва чуть не угробили этой горкой – но потом-то спасли! Если б не мы – так бы он и разбился тогда в Колосове. Соскребали бы с летного поля… Так что вполне он может нас за это отблагодарить, раз такой богатый… И вот, представим себе, он нам что-то отписал в завещании… Но пока мы никто ничего об этом не знаем. А Мэри – знает. И она решила нас, всех троих, замочить… Чтобы ей самой больше досталось… Точнее – досталось бы все…»

Катя встала и прошлась по комнате.

«Вот это уже больше похоже на правду… Но неужели Маша могла предать нашу четверку, нашу дружбу – неужели способна убивать нас?.. И ради чего? Ради денег… Ах, да что мы там знаем о женской дружбе!.. – досадливо перебила сама себя Катя. – И о Маше тоже!.. Она всегда была темной лошадкой… Что-то было в ней такое – что-то черное, запретное, куда она нас даже в те, прежние, времена не допускала. И разве я могу, например, сказать, что знаю Машу? Что понимаю ее? Вот Валентину – понимаю. Всю, до донышка… И Настю – понимаю… Точнее – понимала… А Мэри – нет. Никогда я ее – да и никто из нас! – не знал… А она к тому же в последнее время сильно пила… Кто ж там поймет, что с мозгами у алкоголиков делается… Алкаши ведь и родную мать за бутылку убивают… А тут не о бутылке речь – о миллионах. Миллионах долларов…»