Карантин - Грег Иган

Разглядывая себя в зеркале, я стараюсь сосредоточиться на практических вопросах. Опознающие программы узнают мое лицо независимо от его цвета, но теперь по крайней мере на меня не обратит внимания насмотревшийся криминальной хроники случайный прохожий.

Однако, заглянув в «НГ Тайме», я не нахожу там упоминания о неудавшейся попытке взрыва, предпринятой Детьми или кем-нибудь другим. Нет ничего похожего и в глобальных системах новостей. Похоже, ПСИ решила не посвящать никого в случившееся. Наверное, не захотели, чтобы полиция НГ ломала себе голову, почему Дети напали именно на них.

Это меня немного успокаивает. Я по-прежнему в опасности, ПСИ наверняка пустила по моему следу десяток частных агентств, но все-таки приятно сознавать, что я не окончу свою жизнь за решеткой в качестве террориста из группы «Дети Бездны».

Я сижу в парке на скамейке, залитой – отраженным! – утренним солнцем. При помощи «Шифроклерка», «Красной Сети» и Сэтфона я общаюсь с внешним миром. Подключаюсь к экспертной системе по наномашинам, чтобы она проверила, все ли в порядке с моим описанием «Ансамбля». Очень вовремя – оказывается, что надо не только выбросить весь второй раздел, но и поправить кое-что в предисловии, чтобы наномашины поняли, что речь идет не о двух модах, а об одном. Нанотехника – дело непростое.

Стерев напоследок раздел об охране авторских прав, я копирую готовую спецификацию из буферов «Шифроклерка» на чип, который уже можно отдавать в работу. По справочнику нахожу ближайшего изготовителя модов. Фирма называется «Третье полушарие» и находится в каком-нибудь километре отсюда.

Здание в конце унылого тупика доверия не внушает, но, войдя внутрь, я сразу замечаю синтезатор – настоящий «Аксон», во всяком случае, фирменный знак разрешения на производство выглядит правдоподобно. Женщина, которая принимает заказы, вставляет чип в оценивающую машину:

– Тридцать тысяч долларов, – говорит она. – Наномашины для вашего мода будут готовы через две недели.

От экспертной системы я узнал, что синтез мода потребует не более восьми часов. Значит, остальное время приходится на ожидание в очереди. Я говорю:

– Пятьдесят тысяч. Но выполните заказ сегодня, к десяти вечера.

Подумав, она говорит:

– Восемьдесят тысяч – и к девяти.

– Согласен.

Я покупаю пистолет. Точно такой же лазер, как тот, что отобрали у меня сегодня утром. Оружие – одна из вещей, за которыми в НГ следят серьезно. Это отражают цены черного рынка – мне приходится выложить пятьдесят семь тысяч, тройной тариф. Щедрость Лу смущает меня по-прежнему, но теперь я понимаю, что ему было выгоднее помочь мне как можно быстрее покинуть город, чем рисковать, что я выдам его Ансамблю. А сумму гонорара за взламывание кода он, разумеется, преуменьшил раз в десять, если не в сто.

Мне надо где-нибудь остановиться, но отели слишком пронизаны компьютерными сетями. В поисках жилья я провожу почти весь день, но в конце концов снимаю маленькую квартирку в не слишком зачуханном районе на юго-западе. Соответствующая доплата снимает проблему с паспортом. Когда агент вручает мне ключи и уходит, я валюсь в постель. Сотрясение мозга начинает давать знать о себе – бороться со сном все труднее.

«Карен» говорит:

– Итак, с чего начнем? Какую опасность надо предотвратить в первую очередь?

Я вздыхаю:

– Ты сама понимаешь, что это безнадежно. Лу наверняка уже имеет не меньше десяти копий описания.

– Конечно. Но доверит ли он их кому-нибудь, или предпочтет спрятать? – Комната постепенно расплывается у меня перед глазами, но образ Карен остается совершенно четким. Зажмурив глаза, я пробую сосредоточиться:

– Не знаю. Во всяком случае, он не отдаст их членам Канона. Скорее всего он скажет им, что операция сорвалась – если вообще увидится с ними.

– Значит, не исключено, что он по-прежнему единственный, кто имеет доступ к описанию?

– Да. Конечно, если не считать той фирмы, которой он заказал изготовление мода для себя. Если он планирует самостоятельно заниматься взламыванием шифров за деньги, ему надо установить «Ансамбль» в своей голове и научиться с ним обращаться.

– Как называется фирма?

– Не знаю. – Я заставляю себя снова подняться на ноги. Пол подо мной покачивается, но через секунду приходит в равновесие. – Но кажется, я знаю, как это выяснить.

Мне везет. Лу поддерживает связь со второсортными фирмами нанотехники через своего прежнего, известного мне посредника. Это владелец лавки, где я когда-то получил «Гипернову». Для вида поломавшись, он быстро сдается перед все теми же неотразимыми аргументами. При таких расходах я через пару дней останусь без гроша, но ничего не поделаешь, надо ловить попутный ветер. Он говорит:

– Сегодня утром я отправил оба пакета с курьером в «Неомод». Примерно в семь утра. Клиент заплатил за срочность – заказ должен был быть выполнен к двум часам. Но работу ко мне не присылали, клиент позвонил в двенадцать и сказал, что сам заберет ее прямо с фабрики.

– Что значит «оба» пакета? Сколько модов он заказал?

– Только один мод, но он приложил к заказу свой собственный носитель для наномашин. Это очень необычно, но... – Он пожимает плечами.

«Необычно» – это мягко сказано. Стандартная Еndamoeba не способна жить дольше нескольких минут вне специальной культуры, в которой она поставляется. Строение амеб намеренно сделано таким, что они не могут существовать без определенного энзима, который в природе не встречается. Это свойство вместе с некоторыми другими конструктивными особенностями гарантирует, что амеба погибнет, едва успев проникнуть сквозь слизистую оболочку носа пользователя. Шансы «заразиться» модом не больше, чем шансы забеременеть от мужчины, который спит со свой подругой в соседней комнате.

Нестандартный носитель может понадобиться только для одного – чтобы можно было установить мод тому, кто этого не хочет.

Но это абсурд! Если Лу хочет заняться взламыванием шифров, зачем ему устанавливать мод своим сообщникам, да еще против их воли?

– А что это за нестандартный носитель?

Он качает головой:

– Не знаю. Он купил его в другом месте, а я только отослал на фабрику вместе с чипом.

– На флаконе было что-нибудь написано? Фирменный знак? Название?

– Флакона я не видел. Он был запечатан в маленькую черную коробочку, а на ней ничего не было.

– Маленькая черная коробочка?

– Да. Без маркировки.., только крошечная синяя лампочка на крышке. – Он пожимает плечами: странная деталь, конечно, но ему-то какое дело... – Коробочку принесли отдельно, раньше, чем описание мода. Вчера днем.

Порывшись в карманах, я вынимаю и показываю ему свой пропуск в ПСИ. Прищурившись, продавец рассматривает мою фотографию, потом говорит:

– Да, это он принес. Южанин. По-моему, он.

Обесцвеченный оригинал, находящийся перед ним, явно не вызывает у него никаких ассоциаций.

Я пробираюсь сквозь толпу, запрудившую улицы в час пик. Иду куда глаза глядят. Endamoeba должна была размазаться в совокупность всех возможных мутаций, как бы трудно ни было их получить обычным путем. В коробочке должно было быть достаточно биоэлектроники для того, чтобы проверять полученную породу на необычные свойства, которых хотел добиться Лу, и дать сигнал в случае, если простейшие выдрессированы так, как он того желает. А я-то клюнул на его вранье о шифрах и суперкомпьютерах, и в блаженном неведении выбрал состояние, где загорелась лампочка. Но что же за порода получилась в результате? И зачем она ему? Какую выгоду можно отсюда извлечь?

Впрочем, почему я считаю, что истинный Ансамбль в понимании Лу имеет какое-то отношение к деньгам? Потому, что он заплатил мне полмиллиона долларов? Потому, что он покорно «признался», что в коробочке – суперкомпьютер для взламывания кодов? Что ж, без денег тут не обошлось, ведь он должен был каким-то образом оплачивать все расходы. Но если деньги не цель, а только средство, то средство для чего? Допустим, что он все-таки не сумел вывернуть затянутый у него в сознании узел так, чтобы превратить его в простую человеческую жадность. Тогда какую же квазирелигию он выстроил для себя на самом деле?

Если он с самого начала знал, что представляет собой Лаура, зачем был создан Пузырь, чем именно грозит размазывание...

Я резко останавливаюсь посреди улицы, не обращая внимания на толкающих меня пешеходов. Это так просто – представить себе, что делал бы я, если бы события происходили в другом порядке. Если бы мне пришлось решать для себя, что такое подлинный Ансамбль, уже зная всю правду о Лауре.

Прародитель Лауры умер – схлопнулся – в акте сотворения ее, словно некое божество, жертвующее собой, становясь женщиной. Она же, размазываясь, становясь из женщины – божеством, со всей ясностью показала нам, как можем и мы прекратить схлопывание и вновь обрести нашу божественность, вновь войти в суперпространство.