Великие научно-фантастические рассказы. 1939 год - Кэтрин Л. Мур

мы можем рассчитывать на интервью, пока вы будете… э… поправляться? Чудно. Кстати, вы бывали в музее?

– Конечно, – ответил корявый человек, – выкроил время.

– И как вам… э… зал эпохи человека?

– Вполне. Но есть недочеты в настенной росписи. У шерстистого носорога второй рог должен быть сильнее выставлен вперед. Я думал написать им об этом. Но вы знаете, как оно бывает. Они бы сказали: «Ты там был?» Я бы сказал: «Не-а». И они бы сказали: «Еще один псих».

– А изображения и бюсты людей палеолита, как насчет них?

– Вполне. Только представления у них довольно странные. Нас все время изображают в шкурах. Летом мы не носили шкур, а зимой накидывали на плечи, так оно удобнее. А тех Высоких, которых вы называете кроманьонцами, изображают чисто выбритыми. Я помню, они все были с бородами. Чем бы они, по-вашему, брились?

– Мне кажется, – ответил Макгеннон, – что они делают бюсты безбородыми, чтобы… э… показать контур подбородка. С бородами одного не отличишь от другого.

– И зачем? Можно же подписать на табличках. – Корявый человек потер подбородок так, будто он у него был. – Вот бы вернуть моду на бороды. С бородой я куда больше похожу на человека. Когда в шестнадцатом веке у всех были бороды, я жил не тужил. Отчасти так я запоминаю, когда что произошло, – по прическам и растительности на лице, принятым в то время. Помню, однажды я перегонял в Милан фургон, у него отлетело колесо, и мешки с мукой высыпались к черту. Стало быть, это шестнадцатый век – до того, как я переехал в Ирландию, – потому что в собравшейся толпе было полно мужчин с бородами. Или нет, погодите… или это был четырнадцатый век. Тогда тоже все носили бороды.

– Ну почему, почему вы не вели дневника? – воскликнул Макгеннон с досадой.

Корявый человек в свойственной ему манере пожал плечами.

– И таскать за собой шесть сундуков, набитых бумагой? Нет уж, спасибо.

– Мне… э-э… наверное, не стоит надеяться, что вы сможете пролить свет на историю Ричарда Третьего и принцев в Тауэре?

– А вы надеялись? Большую часть времени я был бедным кузнецом, или фермером, или кем-то вроде того. Я не водился с большими шишками. Отказался от всякого самомнения еще давным-давно. Иначе никак, если сильно отличаешься от остальных. Единственный король, которого хорошенько рассмотрел вблизи, был Шарлемань, если мне память не изменяет. Он выступал с речью в Париже. Такой детина с бородой Санта-Клауса и писклявым голосом.

На следующее утро Макгеннон и корявый человек встречались со Сведбергом в Музее. Потом Макгеннон отвез Гаффни к юристу, его офис располагался на третьем этаже убогого офисного здания в Западных Пятидесятых. Джеймс Робинетт был немного похож на киноактера и немного на бурундука. Он сказал Макгеннону, взглянув на часы:

– Это не займет много времени. Если вы подождете где-нибудь, я с радостью пообедаю с вами.

Он чувствовал себя неважно, оставаясь один на один с этим клиентом – цирковым уродом или кем там он был, – который сам похож на бочонок, да еще так странно растягивает слова.

Когда дело было улажено и корявый человек отправился завершить начатое со своим менеджером, а Робинетт с Макгенноном сели обедать, юрист признался:

– С виду он показался мне слабоумным. Но какой же слабоумный сможет так вникать в договор? Будто это контракт на строительство подземки, черт возьми. Кто он вообще такой?

Макгеннон рассказал ему, что знал. Юрист вскинул брови.

– И вы что, верите его трепу? О, мне, пожалуйста, томатный сок и морской язык под соусом тартар – только без соуса тартар.

– Мне то же самое. Отвечая на ваш вопрос, Робинетт, да, верю. Верит Сэддлер. Верит Сведберг из музея. Оба – первоклассные специалисты в своей области. Сэддлер и я беседовали с ним, а Сведберг его осмотрел. Но это всего лишь мнение. Фред Блу клянется, что это надувательство или… э… какое-нибудь расстройство. Никто из нас не может ничего доказать.

– Почему?

– Потому что… а… как вы докажете, что он жил – или не жил – сотни лет назад? Возьмем один случай: Кларенс говорит, что управлял лесопилкой на Аляске, в Фэйрбенксе, в тысяча девятьсот шестом и тысяча девятьсот седьмом под именем Майкл Шон. Как разузнать, был ли тогда в Фэйрбенксе такой управляющий лесопилки? И даже если наткнешься на записи о Майкле Шоне, как узнать наверняка, что он и Кларенс – одно и то же лицо? Нет ни единого шанса, что найдется фотография или подробное описание, чтобы сверить. А чтобы найти кого-то, кто помнит его с тех пор, надо горы свернуть. И потом, Сведберг вчера осмотрел его лицо и заявил, что ни у одного Homo sapiens не может быть подобных челюстных дуг. Блу в ответ на мой рассказ об этом заявил, что сфотографирует сколько угодно таких черепов. А я знаю, чем это кончится. Блу скажет, что дуги практически одинаковые, а Сведберг – что совершенно разные.

Робинетт задумался.

– И все-таки он чертовски умен для…

– Он не обезьяночеловек. Раса неандертальцев – отдельная ветвь человеческого рода. В чем-то они более отсталы, в чем-то – более развиты. Кларенс хоть и медлительный, но все-таки дает нужный ответ. Предположу, что он был… э… гениален для своего вида. К тому же у него огромный опыт. Он знает невероятно много. Он знает нас, он насквозь видит нас и наши мотивы. – Макгеннон наморщил розовый лоб. – Надеюсь, с ним ничего не приключится. В этой огромной голове хранятся бесценные знания. Так и есть, бесценные. Не про войны и политику – от них он держался подальше в целях самосохранения. Но мелочи – о том, как люди жили и как мыслили тысячи лет назад. Иногда он путает времена, но, если дать ему подумать, расставляет все по полочкам. Надо бы связаться с Пеллом, лингвистом. Кларенс знает десятки древних языков, таких как готский и галльский. Я говорил с ним на вульгарной латыни, что, в числе прочего, склонило меня в его пользу. Привлечь археологов, психологов… Но, если его что-то отпугнет, мы в жизни его не разыщем. Не знаю… Не знаю, что у нас получится с этой ученой дамой, помешанной на мужчинах, и хирургом, свихнувшимся на саморекламе…

Корявый человек вошел в приемную, ни о чем не подозревая. Как всегда, занял самое удобное кресло и роскошно в нем устроился. Данбар стоял перед ним. Его колючие глаза за стеклами пенсне блестели предвкушением.

– Придется подождать где-то полчаса, мистер Гаффни, – сказал он. – Обычная суета, ничего не успеваем. Я пришлю Малера. Хотя, вижу, у вас есть все необходимое. – Взгляд Данбара жадно пробежался по коренастому телу корявого человека. Какие удивительные секреты он обнаружит, заглянув внутрь?

Появился Малер, пышущий здоровьем малый. Желает ли мистер Гаффни чего-нибудь? Корявый человек, как обычно, помолчал, чтобы