Избранная и беглец - Штерн Оливия

Вопрос поставил в тупик.

Ждала ли? Скучала?

Она понимала, что именно хотел услышать Оллин. Но врать не хотелось. Ей было скучновато, да, она беспокоилась, но чтобы уж скучать…

— Я беспокоилась, — честно сказала она.

Оллин вздохнул. Помолчал.

— Пойдем погуляем по городу. Далеко не будем уходить, в основном по вершине.

— А тебе можно? Без охраны?

Он пожал плечами. Было видно, что ответ Айрис его расстроил, и Оллин изо всех сил старается не подать виду.

— Я накину голографическую личину, меня никто не узнает. Я просто… мне бы хотелось провести это время с тобой, если ты не против.

— Я не против, — сказала она.

В самом деле, хорошо бы выйти в город. Это должно быть интересно.

— Тогда переоденься. Что-нибудь практичное, но не дешевое. Договорились?

…Полчаса спустя они вышли через запасную калитку дворцовой ограды и неторопливо двинулись по широкому тротуару. Здесь все было очень похоже на Джейфалис: дорога, широченной спиралью уходящая вниз, великолепные фасады, украшенные изящной каменной резьбой, по большей части белые. Трассы аэромобилей были проложены вне городских улиц, которые полностью отвели под пешеходную зону. И море цветов. Вьющиеся розы всех оттенков, орхидеи, магнолии и еще много всего, о чем Айрис знала только из записанной ей информации.

Оллин настроил голографическую личину, оказывается, это можно было делать с помощью коммуникатора, и теперь рядом с Айрис шел мужчина, лишь отдаленно напоминающий Делайна: изменился цвет и разрез глаз, они стали светло-голубыми и как бы полуприкрытыми верхним веком. Брови, волосы приобрели соломенный цвет. Нос, правда, остался таким же. И губы. Да и все остальное. Но в целом Оллина было не узнать, и они брели по людной улице верхушки города как самая обычная пара. Немного погодя Оллин осторожно взял ее за руку и легонько сжал. Втянул ноздрями воздух, принюхиваясь. А потом на несколько секунд резко привлек ее к себе, прижался к спине, засопел на ухо, рукой комкая тонкую блузку. В груди Айрис толкнулось, раскрываясь, тепло, она неосознанно потерлась затылком о его подбородок. Прикосновение ладони обжигало сквозь ткань, ноги внезапно сделались ватными… И в тот же миг Оллин отпустил, отстранился.

— Прости, — сказал просто, — мне надо было… Аватар тебя хочет. Не сердись.

Айрис досадливо поморщилась и ничего не сказала, лишь мотнула головой. А про себя подумала: «Ишь ты, аватар хочет». А ей от каждого такого объятия начинает хотеться, чтобы Оллин не останавливался, чтобы продолжил свою волнующую игру, чтобы его пальцы, спускаясь от шеи, прошлись легонько по кромке белья. Однако она чувствовала, что все происходит неправильно, из нее старательно снова делают куклу… И было обидно.

— Я не сержусь, — все же сказала она. — Дай мне еще немного времени.

— Хорошо. — Он пожал плечами, снова потянул носом воздух и улыбнулся своим мыслям.

Они просто гуляли, держась за руки. Солнце садилось, и Айрис было видно, как огромный полыхающий шар медленно закатывается за бордовое кружево далеких гор, делая их черными, заставляя отбрасывать совершенно невероятные тени. Это было так красиво, так непривычно. А может быть, и не сопротивляться? Глупо же. Ей предлагает свое расположение император целой планеты. Она будет жить в прекрасном дворце вместе со своим мальчиком. Она сможет каждый вечер любоваться фантастическими закатами, а если захочет, то сядет в аэромобиль и попросит кого-нибудь из прислуги отвезти к океану. Наверняка там закаты еще лучше…

И вздохнула.

Хотелось настоящего. А не вот этого, когда кукловоды, сменяя друг друга, дергают за веревочки.

— Расскажи, что было в поездке? — спросила Айрис, чтобы отвлечься от собственных невеселых мыслей.

Оллин крепче сжал ее пальцы. Ему просто необходимо было ее касаться. А еще принюхиваться.

— Да особо нечего рассказывать. Мы проинспектировали основные локации гостиничного сектора. Встречались с наместниками других городов. Пытались утрясти ситуацию с модификантами. После того, как подписали закон, резервации открыли и они просто все разбежались кто куда. Вряд ли возможно всех их расселить по городам. Да и куда? Все их имущество было роздано, попробуй теперь верни… Нет, частично мы возвращаем, этим занимаются мои представители. Но, как ты понимаешь, мало кому нравится отдавать полученное. Демонстрации, протесты… все это еще не разогнали. Применять только грубую силу тоже нежелательно, так говорит дядя. Надо подготовить пакет экономических поощрений и наказаний.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— А Лилиан? С вами ездила? — Айрис и сама не знала, зачем спрашивает.

— С нами, — Оллин вздохнул, — ее Лайон с собой брал. Она на всех встречах присутствовала.

Известие о том, что Лилиан тоже ездила, внезапно огорчило.

— Твой дядя прав, — пробормотала Айрис. — Ты — будущий император. А мне здесь не место.

— Я сам решу, кому здесь место, а кому нет. — Голос Оллина сделался холодным и злым.

«И снова все решил за меня».

Они проходили мимо беседки, увитой белыми розами, которая оказалась пустой.

— Давай здесь посидим. — Оллин потянул ее в полумрак. — Я тебе подарок привез, между прочим. Все думал, когда же лучше отдать.

И Айрис сама не заметила, как они оказались внутри и она у него на коленях. А он снова уткнулся носом в ямку у основания шеи. Потом выпрямился, загадочно улыбнулся и полез в карман брюк. Айрис молча ждала, хотя что уж там, было любопытно. Ее муж никогда не дарил ей подарков. Единственное, чем одаривал щедро, так это побоями.

Айрис поймала себя на том, что о муже — теперь уже бывшем — думает удивительно спокойно. Ненависть, страх, боль поблекли, перегорели, сделались пресными. Она покосилась на Оллина — а что, если это его заслуга? Дал ей выплакаться, выплеснуть все это прочь, словно помои?

— Вот, — сказал он тихо, открывая перед ней маленькую коробочку, — выяснилось, что на Рамелии делают потрясающие украшения, я не знал. Мне предложили выбрать подарок, и я выбрал.

В полумраке беседки загадочно переливались перламутровые крылья бабочки. Заискрились бриллиантовые вставки. Все в белом золоте. Айрис просто задохнулась.

— Я… зачем? Это же целое состояние. Не надо было…

Она почувствовала, как Оллин пожал плечами.

— Я же почти император. Многое могу себе позволить. Наверное, все могу, кроме… — и резко умолк. Выдохнул рвано: — Ты позволишь?

— Боги… Оллин… — Ей почему-то снова захотелось плакать.

Она совершенно не привыкла к такому. Это почти больно. Ее ломал Ревелыпон, а теперь вот Оллин тоже… все равно ломает, но как-то особенно горько, особенно изощренно. Заставляет ее поверить, что хорошо тоже может быть. И вроде бы радоваться надо, но нет, душа болит. У нее никогда ничего подобного не было. Не было мужчины, который бы дарил ей подарки.

Оллин аккуратно вынул из коробки бабочку. Оказалось, что к краям ее крылышек прикреплена витая цепочка. Потом он нырнул руками под волосы и аккуратно застегнул замочек. А пальцы задержались на шее, медленно, завораживающе-медленно скользнули выше, погладили ямку под затылком. Айрис всхлипнула. Его мягкие вкрадчивые поглаживания — этого так мало… Но она же не хочет продолжения, в самом деле?

— Оллин, что ты делаешь?! — Воздух раскалился и сделался вязким.

— Ничего. — Кажется, он улыбался. — Тебе не нравится?

— Нравится… Это так непривычно… Когда раньше ничего такого…

— Привыкай.

А сам не убирает рук, продолжает медленный, ласковый танец пальцев, зарывается в волосы, снова гладит, выписывая на коже вензеля.

— Мне хорошо с тобой, — выдохнул он. — Ты будешь моей?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Слишком рано… Она еще не могла ответить.

Он не стал дожидаться, пока она что-то скажет. Просто повернул ее лицом к себе и поцеловал. А обманчиво-мягкие пальцы вмиг обрели твердость железа. Впрочем, Айрис и не вырывалась. Она приоткрыла губы, впустила его. От Оллина одуряюще пахло лесом и весенним дождем, и колкая щетина так приятно царапала щеки. Айрис вцепилась в его плечи, словно боялась быть унесенной пламенным вихрем. А он все ласкал ее рот, глубоко, немножко грубо, но так приятно, что Айрис начала теряться в ощущениях. Тогда, в парке, было так же хорошо. Настолько хорошо, что она не может в это поверить. И теперь вот почему-то хочется, чтобы он прикасался к ней везде. Почувствовать его обнаженной кожей, ощутить себя его женщиной.