Шелест - Алексей Сергеевич Герасимов

противоречий: только что он был готов отражать атаку, а теперь шаркает перед целой армией из существ, которые «могут, но не хотят» его убивать. Почему? Мелькнула очередная догадка: может, он, взорвав аппарат, обрёл связь с их коллективным разумом? Дрожь по коже и шелест в голове подтверждали: «Свой…» Проклятье.

Осторожно ступая по сухой траве, Иван прошёл мимо двух косуль, у которых по шкурам расплылись узоры, будто от ожогов. Они скалили жёлтые зубы без агрессии, смазано и непонимающе. У обшарпанного оленя слева торчали кривые наросты на шее, но тот лишь апатично переминался с ноги на ногу. Никто не препятствовал продвижению. Сердце бешено колотилось, из груди вырвался стон: «Господи, что с вами сделали?»

Очередной шаг, и ещё один. Вот уже различим за краем деревьев более светлый просвет: туда, к заправке. Животные всё ещё окружали полянку плотным кольцом, но расступились, оставив узкий проход. Иван скосил взгляд на ближайшего зайца: у того почти отсутствовали уши, сросшиеся в жуткую выпуклость, а на спине вылез хрящевой горб. В ответ косой просто дёрнул усами и потянулся к земле. Словно марионетка без воли.

Задним умом Иван прислушивался к себе: в голове стоял шелест, ни громкий, ни слабый, но вполне явственный. Словно рождался тихий шёпот: «Свой… не трогать…» Он сосредоточился, стараясь не выдавать подступающую панику. В разуме скопился удушающий страх, смешанный с жалостью. Сколько агонии прошло через этих зверей? И неизвестно, окончились ли их муки с гибелью аппарата.

Медленно Стрелков вышел из зловещего круга и, не оглядываясь, зашагал к опушке. Ещё минута, и звери скрылись в туманном сумраке позади. Никто не бросился вслед. Иван так и не понял почему. Возможно, потому, что он — носитель оставшихся волн аппарата? А может, тот уничтоженный «электронный мозг» дал последние указания сохранить ему жизнь? Нелепые предположения: сражался, убивал мутантов… а теперь те признали его «своим»?

Порыв ветра шуршал ветками почти сочувственно. Стрелков зябко передёрнул плечами и заметил, что дрожит не столько от холода, сколько от нервного истощения. В мозгу мелькал миллион тревожных вопросов: «Что, если эта связь развилась сильнее? Может, он заразился и станет такой же марионеткой?» Но боль в мышцах не дала сосредоточиться. Он медленно продвигался дальше, подволакивая правую ногу.

Пару раз позади слышались неясные скрипы — возможно, звери разбрелись по своим ареалам. Иван то и дело оглядывался, не веря, что остался цел. Как бы там ни было, факт неизменен: его не тронули.

— Ну же, ещё чуть-чуть… — прошептал он, вваливаясь в редкий подлесок.

Только теперь хаотичные мысли стали выстраиваться в благостную уверенность: «Я всё-таки выжил. Проклятый лес не пустил меня на ужин своим созданиям».

Вскоре за лысыми кустами показался просвет, ведущий к окраине заправочной территории. Иван невольно замедлил шаг, анализируя то, что пережил: горящий аппарат, зомби-звери, которых болото вывело из себя… В голове шумело эхо: «Свой…»

— Сволочи, — тихо сказал он, не зная, к кому обращался. Может, к тем, кто создал прибор, а может, к самой тайге. А может, и к зверям.

Вышел из границ леса, облегчённо выдохнув: никто за ним так и не последовал. Иван ощутил острую боль в груди: «Я выжил! И что теперь?» Пока что оставалось одно: дойти до заправки и не свалиться на землю, промыть укусы, обработать раны. Потом разбираться, что делать дальше и почему звери его не тронули…

Собрав остатки сил, он побрёл к АСЗ, почти теряя сознание при каждом шаге. Хотелось пить. Огненный закат позади высвечивал призрачные деревья, по которым словно стекала кровавая роса. От АЗС всё ещё несло аурой смерти, но Иван знал, что аппарат уничтожен.

Солнце уже почти скрылось, оставляя в окнах кроваво-красные отблески, когда обессиленный Стрелков добрался до дверей «Радуги». На территории царил тяжёлый, запредельный покой — лес, казалось, онемел в страхе перед случившимся. Начинающийся дождь ронял редкие капли на крышу, и каждый тихий шлепок ботинок по лужам отзывался эхом внутри измученной души.

Упав на колени в тёмном коридоре, Иван долго сидел, прижав затылок к холодной стене, не в силах сдержать дрожь в теле. Бинты пропитались болотной жижей и кровью, нога пульсировала пронизывающей болью, непрекращающаяся тошнота вызывала рвотные спазмы. Стрелков сплёвывал на пол горькую жижу, смешанную с остатками болотной флоры и фауны. Жгучий привкус гнили и металла жёг горло. И кожный зуд. Нестерпимый, знойный, горящий.

Наконец, собрав волю в кулак, он подтолкнул себя подняться. Спотыкаясь, дошёл до комнаты отдыха, где тускло мерцала одинокая лампочка. Видимо, линию починили. Скинул мокрую куртку на пол, за ней клетчатую рубаху. Отразившись в зеркале над раковиной, он замер, поражённый собственным видом:

Обескровленное лицо, синие тени под глазами, создающие впечатление, будто плоть ссохлась. Волосы, слипшиеся во влажные сосульки, по щекам тянутся странные капиллярные «прожилки», проступившие под кожей. Бордовые губы потрескались, выдавая мучительную агонию. Иван дрожащей рукой коснулся руки, мельком заметив, что бинт разорван. Почувствовал под пальцами неровные жёсткие бугорки — казалось, маленькие шершавые чешуйки. Он попробовал содрать одну, но выстрелила такая боль, что в глазах потемнело. Судорога сдавила рёбра, и на миг он едва не рухнул без чувств.

— Не может этого быть… — шёпотом просипел он. Сердце ухнуло в пропасть, когда заметил в отражении, что зрачки слегка вытянулись, зловеще поблёскивая в полутьме. И было в них что-то чуждое, словно отблеск насекомых фасеток. Ледяным крюком оцарапала мысль: «Рой не умер».

С губ сорвался непроизвольный смешок. Звук прозвучал омерзительно, словно чужой голос прорвался через его горло. Стрелков хотел заорать: «Нет! Я же спасся!» — но вместо возгласа вырвался судорожный всхлип. Приступ кашля накрыл с головой. Шатаясь, Стрелков наклонился ближе к зеркалу и упёрся лбом в прохладную поверхность. Зеркальная гладь едва уловимо задрожала — или это мерещилось? Где-то в глубине сознания неслышно пульсировала злая насмешка: «Ты не смог сбежать. Ты думал, что победил? Но нет. Ты выиграл битву, но проиграл войну. Мы будем жить… в тебе».

Стрелков прижал ладонь к проступающим чешуйкам на шее, стараясь сдержать панические судороги. Казалось, ещё немного — и они прорастут дальше, заместив его кожу хитиновыми пластинками. Во рту появился привкус крови от прокушенного языка, а глаза продолжали смотреть на себя из зеркала с омерзительной пустотой насекомого.

— Я… теперь… новое гнездо? — прошептали потрескавшиеся губы, расползаясь в ироничной улыбке.

* * *

Тревожный звонок сотового телефона вырвал Назарова из состояния дремы. По каким-то причинам управляющему до смерти не хотелось смотреть, кто звонит. Сердце подсказывало, что благих новостей он сейчас не услышит. Однако трель вызова не прерывалась. Взглянув на экран, Дмитрий понял, что