Муссолини. История одного диктатора - Альдо Каззулло

и насилуя. Они чувствовали свою безнаказанность. Единственное, чем они рисковали, – заработать медаль».

Среди прочих зданий поджигают и православный собор Святого Георгия.

Погибшие исчисляются тысячами. Эфиопы говорят о 30 тысячах, французские, английские и американские газеты пишут о 1400–6000 погибших. Грациани докладывает Муссолини обо всем: «Все гражданские подозреваемые и подозреваемые по религиозному признаку должны быть переданы армии. Прошу подтверждения». Однако иностранные дипломаты начинают ездить по Аддис-Абебе, документируя резню. Обстановка накаляется, но худшее впереди.

Вице-король в ужасе. Он уверен, что абиссинцы хотят пробраться в больницу и прикончить его. Свою палату Грациани превращает в защищенный бункер, а когда его везут в операционную для устранения осколков, он требует поставить там же два пулемета. Министр колоний Алессандро Лессона свидетельствует: «У Грациани случился серьезный нервный срыв, который только увеличил его подозрительность, жестокость и манию преследования».

На деле бомбисты – часть небольшой изолированной группы, но дуче и его наместник считают, что Абиссиния восстанет. Грациани арестовывает более 70 высокопоставленных чиновников, молодых офицеров и служащих свергнутого негуса – самую активную и продвинутую часть населения страны. Всех их казнят, почти все они успевают крикнуть перед смертью: «За императора! За независимую Эфиопию!» В более крупных масштабах то же самое произойдет в Польше – резня польских офицеров в Катыни. Точно так же нацисты позже перебьют представителей польской культурной элиты, начиная с профессоров Ягеллонского университета в Кракове и Университета Коперника в Торунь, одного из старейших и самых престижных в Европе.

Фашизм выходит на новый уровень варварства с явной примесью безумия. Грациани убеждает себя, что предсказатели и гадалки, которыми полна Аддис-Абеба, опасны и могут ему навредить. Их убивают сотнями. Бенито Муссолини удовлетворенно телеграфирует: «Одобряю устранение колдунов и мятежников. Прорабатывайте эту тему, пока ситуация не станет радикально спокойной».

Эфиопия усеяна трупами. Массовые убийства происходят повсюду. К счастью, в регионе Харари генерал Гульельмо Наси понимает, что невозможно противостоять миллионам эфиопов, и пытается смягчить репрессии. Грациани давит на Гульельмо: приказы должны не обсуждаться, а выполняться! Наси – один из немногих итальянских командиров, которые во время Второй мировой войны полностью посвятят себя борьбе с англичанами. Он будет последним, кто сдастся в Гондэре 28 ноября 1941 года. В кенийском лагере после смерти герцога Аосты Наси станет ориентиром для 60 тысяч итальянских военнопленных. Наси останется верен присяге королю. Он даже предложит союзникам создать добровольческие отряды из числа военнопленных ради возможности вернуться на родину и сразиться с нацистами.

В конце 1936 года Грациани находит новую мишень. На этот раз в поддержке повстанцев он обвиняет коптское духовенство, а следовательно, и все христианские общины.

В монастырской деревне Дебре-Либанос, самой важной в Эфиопии, вокруг двух больших церквей живут сотни монахов и священников. Толковых свидетельств о сговоре с террористами практически нет, и даже то, что можно притянуть, не касается всего монастыря. Операцией руководит генерал Малетти – не Джанаделио Малетти, пытавшийся сбить с толку расследование фашистских убийств в 1970-х, а его отец Пьетро. В вопросах командования туземными войсками и в «грязной» войне он не мучается совестью, как генерал Наси. Пьетро Малетти собирает более 300 священников и монахов и расстреливает их из крупнокалиберных пулеметов.

Дьяконов и юношей-семинаристов сначала решают пощадить: на их вину не указывает вообще ничего. Но Грациани внезапно меняет решение и приказывает убить их. Малетти выкапывает еще две могилы для 129 приговоренных. Всего жертв 449. «Тотальная ликвидация», – пишет Малетти вице-королю, а тот сообщает об этом дуче. Английский историк Ян Кэмпбелл утверждает, что доклады как минимум неточны: среди паломников, студентов, монахов общины Дебре-Либанос жертвами стали более двух тысяч человек.

Я приглашаю любого из вас, дорогие читатели, присоединиться ко мне в поисках человека, осведомленного об этой истории, поскольку она должна стать достоянием общественности.

После Второй мировой войны Грациани постарается свалить вину на подчиненных и покойного дуче. После выборов 1953 года будут ходить слухи о том, что Джулио Андреотти[213] отдал ему дань уважения в своей предвыборной кампании. Андреотти, в свою очередь, не признает близких отношений с Грациани. С другой стороны, мэр Аффиле (Фрозиноне) Эрколе Вири из «Братьев Италии»[214] захочет посвятить ему мавзолей на городском кладбище и будет гордиться этим, называя Грациани великим лидером. Мавзолей, несмотря на протесты и суды, на кладбище так и останется.

Подобные инициативы могут возмущать, огорчать или оскорблять, но их следует учитывать. Нужно думать, попадают ли они в газеты и нравятся ли кому-то из местных жителей. На ум приходит фраза персонажа Беппе Фенольо[215]: «Все зло, которое происходит от этих Ланге, вызвано нашим невежеством».

После освобождения Эфиопии Хайле Селассие преподаст урок мужества и нравственности и Муссолини с его головорезами, и всем нам. Он скажет своим войскам, вернувшимся в Аддис-Абебу в 1941 году: «Рекомендую взять под стражу всех итальянцев, сдадутся они с оружием или без. Не упрекайте их в злодеяниях, которые они совершили, заставив страдать наш народ. Покажите, что вы – солдаты, у которых есть честь и человеческое сердце».

После Эфиопии миф о Муссолини достигает пика, и дуче первый верит в него. Писатель и биограф Антонио Спиноза обращает внимание на «частое погружение Муссолини в психомоторный бред в стиле Шарло. Он не оставался на месте ни секунды, постоянно перемещаясь из одной части полуострова в другую. Жители записывали эти загадочные блуждания».

Дуче лично пилотирует свой самолет, останавливается поболтать с крестьянами, навещает рабочих, позволяет себе чуть поплавать, к восторгу купальщиков, а еще преподносит сюрприз детям колонии флорентийской фашистской федерации: «Со всех сторон дети, не обращая внимания на приказы учителей, тщетно пытавшихся их образумить, бросились навстречу дуче, стали громко звать его и размахивать руками, словно в бреду. Самые смелые целовали ему руки. Дуче долго улыбался, ласкал малышей и наконец поцеловал всех по очереди».

Нужно всеми силами создать атмосферу милитаризма, постоянной мобилизации «для дел мира и войны». Муссолини доволен происходящим: «Иностранцы жалели нас, а теперь ненавидят. И мы гордимся этим взаимным чувством».

Италия теперь империя. Среди иерархов не прекращаются споры, следует ли либерализовать режим, ввести какую-то минимальную гражданскую свободу? К чему опасения? Однако дуче категорически против, он не хочет даже слышать об этом. Можно иногда пойти на небольшие уступки, но только на те, которые утвердит Муссолини, и только в качестве жеста доброй воли по отношению к бывшим врагам. Так, Марио Миссироли[216] разрешено подписывать статьи своим именем, а Николе Бомбаччи[217] – издавать малым тиражом журнал «Советская правда». Но в целом итальянцам не стоит ждать