Муссолини. История одного диктатора - Альдо Каззулло

Пойдем с нами, Тозелли,

Пойдем с нами, Гальяно,

Наш командир – Галеаццо Чиано!

Корабли, отправляющиеся на полуостров Африканский Рог, провожают восторженные толпы, но сами новобранцы пишут куда менее эпические стихи:

Вот Бьянкамано, мы взошли на борт.

Оставшихся толпа нас превозносит

И ждет, пока из виду пропадет

Солдат, легионер и рогоносец.

Фашистские иерархи формально отправляются в бой, но в действительности мало кто на это способен. Например, Роберто Фариначчи ранен и теряет руку, но отнюдь не в бою: он ловит рыбу в озере, используя взрывчатку. Фариначчи приказывает: «Ни слова о рыбалке! Это были учения!» Режим вполне великодушен: Фариначчи награжден орденом колониальных заслуг «Звезда Италии» первой степени и серебряной медалью за военную доблесть. Однако, когда он получает еще и военный билет инвалида, многие фашисты начинают возмущаться. Национальная ассоциация инвалидов войны, потерявших руку, или ногу, или зрение, протестует против подобного фарса.

Старший сын Муссолини, Витторио, высказывается в том же духе, что и его отец. Он описывает бомбардировки как загонную охоту на крупную дичь: «Абиссинец с винтовкой бежал, потом упал на землю. Обычная охота, просто на людей».

Итальянцы бомбят даже Красный Крест – впервые в истории! Задача проста: необходимо прекратить помощь эфиопам и помешать знаменитой организации свидетельствовать зверства итальянской армии.

Министр колоний маршал де Боно приезжает в Эфиопию из Эритреи, Грациани – из Сомали. У них есть специальное разрешение Муссолини «в крайнем случае использовать газы». Они запрещены международными правилами, но Грациани, которому закон не писан, истребляет ипритом войска Десты Демтю[209].

Де Боно продвигается слишком медленно. Бенито Муссолини понимает, что фашистских заслуг квадрумвира маловато для победы, нужен более талантливый в военном деле генерал. Лучший итальянский воитель – все еще Бадольо, о чем он знает и сам. Иприт обрушивается на абиссинские войска в котловине озера Ашэнге. «Роса смерти» уносит жизни тысяч жертв, люди задыхаются, покрываются волдырями. Погибают и мирные жители, в том числе женщины. Путь на Аддис-Абебу открыт.

Муссолини многократно одобряет эти преступления. 19 января 1936 года он приказывает: «Использовать – говорю вам! – все средства войны, и наземные, и воздушные». Уже 4 февраля Бадольо получает подтверждение приказа, а 29 марта допускает «использование газа любого вида и в любом масштабе».

5 мая Муссолини объявляет с балкона «итальянскому народу и всему миру», что война окончена. На деле две трети Эфиопии неподконтрольны фашистским завоевателям. Разгорается партизанская война. Эфиопы полны решимости бороться за свои жизни и свободу. К ним присоединяется группа итальянских коммунистов во главе с «профессиональным революционером» Илио Баронтини. Негус Эфиопии назначает его вице-императором. «Мир восстановлен! – провозглашает тем временем дуче. – После семи месяцев горькой вражды я не без волнения, не без гордости все-таки произношу великое слово „мир“. Впрочем, я говорю о нашем мире, римском мире, который выражается в двух словах: Эфиопия И-та-ли-а-на!»

Люди на площади в восторге. Через пять лет англичане выкинут фашистов из Эфиопии и вернут ее негусу. Но в тот вечер профашистское население заставляет дуче 10 раз выйти на балкон, чтобы обрушить на него гром аплодисментов, как в театре. Бенито Муссолини входит во вкус и созывает еще два вечерних собрания. В ходе первого он благодарит женщин за «великолепную дисциплину», которая позволила «каждой итальянской семье возвести крепость для борьбы с санкциями». Во второй раз дуче провозглашает империю. На этот раз его вызывают на бис 42 раза. Через год французская полиция найдет в доме его любовницы Магды де Фонтанж среди 300 фото дуче одно с красноречивым посвящением: «За час с тобой я отдал бы всю Эфиопию. Бенито».

Эфиопия – пороховая бочка, и Бадольо прекрасно это понимает. Он возвращается в Италию с деньгами и почестями и охотно оставляет пост вице-короля Грациани. Дуче дает высокий статус и крайне деликатную задачу достаточно бесталанному человеку, которого не ценит даже он сам. Впрочем, если посмотреть с другой точки зрения, дуче использует его именно потому, что Грациани – идеальный фашистский генерал: жестокий, равнодушный, не уважающий законы войны. При этом у нового вице-короля скверные военные навыки и практически нет личного мужества, как покажет его встреча с англичанами. Сейчас, оставшись в Аддис-Абебе, он взвинчен и зол.

Связи с Эритреей слабы, морские пути рискованны, в столице небезопасно. Многие вожди по-прежнему верны Хайле Селассие[210]. Грациани боится упустить время, он чувствует себя новым Гордоном-пашой, осажденным в Хартуме[211]. Генерал проклинает всех, кто бросил его на чужбине. Затем, преодолевая страх, он пытается перейти к пропаганде и 19 февраля 1937 года раздает немного денег беднякам Аддис-Абебы. Теперь Грациани ведет себя в духе римского императора, стараясь, чтобы его щедрость и забота были заметны всем.

Церемония выходит долгой – ставленник дуче и понятия не имел, сколько бедняков в Аддис-Абебе. Грациани снова начинает тревожиться, и в это самое время два боевика бросают три ручных гранаты. Две из них не причиняют вреда, но третья взрывается рядом с генералом. Один из свидетелей, журналист Беппе Пеголотти, вспоминает: «Грациани, вскочив на ступеньки, увидел, как граната пролетела над его головой и взорвалась за спиной. Осколки ранили его в спину и плечи. Грациани упал, изрыгая ругательства». Раненого срочно везут на машине в больницу и оперируют. Состояние Грациани быстро улучшается, теперь он может отдавать приказы…

Начинается самая кошмарная страница в итальянской колониальной истории. Фашистская власть уже более 10 лет контролирует газету Corriere della Sera, но ее корреспондент Чиро Поджиали не может не свидетельствовать: «Практически все гражданские итальянцы в Аддис-Абебе мстят по-фашистски, в духе бригад сквадристов. Вооружившись дубинками и железными прутьями, они убивают и избивают всех подряд туземцев… я вижу шофера, который сбивает старого негра с ног ударом кувалды и пронзает его голову штыком. Излишне говорить, что негодование обрушивается на ничего не подозревающих и ни в чем не повинных людей».

Другой итальянский свидетель добавляет: «Ближе к вечеру, получив указания в Каса-дель-Фашио, несколько сотен отрядов, состоящих из чернорубашечников, водителей и ливийских аскари[212], хлынули в кварталы, где обитали коренные жители, и положили начало самой, пожалуй, кровавой „охоте на мавров“, которую когда-либо видел свет. Они поджигали дома, а в тех, кто пытался убежать, бросали гранаты. Торговцы, водители, чиновники… Самые обычные люди, которых я считал спокойными и порядочными… Все они во время войны не сделали ни выстрела, а теперь сполна отыгрывались за старые обиды, без зазрения совести убивая