Странник и Шалопай - Сергей Минутин

5. Концентрация психической энергии чревата взрывом. Вредно концентрировать психическую энергию, как в человеческом теле, так и в государстве, в классе, на Земле, не отдавая её на строительство Мира, Света, Любви, Гармонии.

6. Открытые врата Сознания создают поток или коридор психической энергии того плана, на котором находится сознание. Пример: пришла беда — отворяй ворота, это сознание в низких частотах — в Антимире.

Говоря грубым армейским языком начала XXI века, кто–то поставил Надеждина «раком». Это только кажется, что всё произошедшее смешно. Но вопрос был поставлен ребром.

Либо ты делаешь то, к чему стремился, либо не делаешь, но тогда чего волну гнал, зачем другие миры беспокоил.

Надеждин понял, что «попал». Попал туда, куда просто так не попадают. А если попадают, то выходят только предателями и где–то пропадают. Это не должность в Союзе писателей, где из групповщины родятся «бессмертные» романы о «пастырях и пастве». Это даже не место в очереди к окошку банкомата в банке, где всюду броня, ибо в твоё высокое сознанье никто в мире денег не верит, и всегда готов настучать дубинкой — демократизатором по голове. Это….

Надеждин даже боялся думать над тем, что это. Такую ответственность он вдруг увидел впереди. Он как мог утешал сам себя. Мол, Муза не переложила всю ответственность на него. Она его просила, хоть и требовательно, но только об одном — трудиться над начатой книгой. Она намекала, что у них у Муз — один за всех и все за одного — единый организм. У них там, наверху, малое и великое равнозначно по своей природе, но и малым надо сначала стать. А для этого недостаточно махать чистой тетрадкой стоя на груде книг. Для этого тетрадь заполнить надо мыслью, лучше вечной.

Надеждину стало мучительно стыдно от своих первоначальных мыслей насчёт своей Музы. Это было кощунство с его стороны, чуть не уничтожившее Дух Святой, освятивший его.

Но Надеждин, вот чёртов землянин, пьяница, казак и бабник, тут же, хоть и оглянувшись по сторонам, утешил себя мыслью. Мол, Музы навевают мысли нам. Одним мы сочиняем гимны, другим вульгарные стишки. И часто так бывает, что стишок все знают, а гимн никто. А потому и его мысли могут быть прощены. Он пока в нуле, в оси координат. Хотя какой тут к чёрту нуль, раз Муза посетила.

Надеждина охватила усталость и полная опустошённость. Ему было очень хорошо в этой усталости, но как–то, подозрительно покойно, словно покойнику. Такого состояния Надеждин раньше не испытывал никогда. Но для Музы в состоянии Надеждина ничего нового не было. Она и испарилась только потому, что Надеждин был абсолютно пуст, как разряженный аккумулятор дизельной подводной лодки, попавшей в железные сети и долго ерзавшей вверх–вниз, вправо–влево, без всякой возможности всплытия.

Так и у Надеждина все донимавшие его мысли, слившись в одну, завели его в сети, в которых он как мог трепыхался, но наконец где–то под утро выдохся.

По всем земным меркам, ему должно было быть очень плохо, а ему было хорошо. Зевая и падая от усталости, он точно знал, что на самом верху, на самом пике библиотечных книг, его заметил Бог. А что он грохнулся вниз, так — то земное притяжение, которое не хотело его отпускать и грохнуло его тело о библиотечный пол, набив шишку на лбу. Голова Надеждина была пуста, но мысли всё никак не отключались.

Он побрёл впотьмах по городу в поисках уличной скамейки, чтобы присесть на неё, а лучше бы прилечь. Ноги донесли голову Надеждина к памятнику «чижику–пыжику». Это было одно из последних веяний монументальной скульптуры в его стране.

Каждый демократ пытался увековечить свои демократические ценности в мировой истории. На оси координат Надеждина — это был плохо различимый низ чужих потуг. Но рядом с «чижиком» была скамейка, почти падая на неё от усталости и охватившего его сна, Надеждин успел подумать, что и в самом низу есть свои плюсы. Скамейка была жёсткой, узкой, с двух сторон увенчана урнами, в одной из которой тлели сигаретные «бычки», но Надеждин начал похрапывать. И снился ему сон. Снился ему какой–то большой и светлый человек, со спокойным и добрым лицом, который говорил ему: «Надеждин, куда ты залез со своими графиками и осями координат. Вредно, Надеждин, концентрировать мою энергию только в своём теле, не отдавая её на благо всех остальных. Помни об этом, и тогда не будет ни пожаров в библиотеках, ни шишек на лбу».

Пока Надеждин спал, мир вокруг него проснулся. Первым, как и положено, проснулся постовой милиционер. Вообще–то, ему спать было не положено. Но у них там принято, «на то, что не положено кое–что класть». Ему было положено охранять «чижика — пыжика» и ряд домов и улиц от ночных хулиганов. Но милиционер вполне разумно считал, что «чижик» никуда не улетит, а если и улетит, то знакомый скульптор — наркоман мгновенно сотворит нового, ещё лучше прежнего, так как этот «чижик» не ахти какое произведение искусства. Что же касается домов и улиц, то до прихода в милицию этот милиционер был военнослужащим, потом пожарником, затем налоговым инспектором и спасателем МЧС, и везде, вместе с пивом «Балтика», он впитывал в себя мысль о том, что спасение утопающих — дело рук самих утопающих.

Он, конечно, мог проснуться и пойти сдавать свой пост, но долг для милиционеров превыше всего. Это даже в фильмах показывают о милиционерах — «гуманистах». Об этом даже Юлиан Семёнов писал. Поэтому постовой отправился посмотреть на «чижика», не улетела ли птичка к турецким берегам.

«Чижик–пыжик» «порхал» на месте, но рядом с ним, портя целостную и гармоничную картину мира, дрых какой–то мужик, скрючившись на лавке. Милиционер обошёл его несколько раз, раздумывая будить, аль нет. Если бы этот мужик был похож на бомжа, то постовой бы терзаниями не мучился. Ушёл бы, да и всё. А этот на бомжа похож не был. А раз так, значит либо террорист, либо пьяная сволочь, но по — любому злодей, которого не грех и обобрать.

Такие вот земные передряги. Пока Надеждин во сне, своим открытым сознанием общался с Духом Святым, рядом с ним, уже наяву, у милиционера открылось сознание мелкого жулика. Он толкнул Надеждина в бок, мол вставай, пьянь, пошли. Надеждин проснулся, протёр глаза несколько раз, пытаясь рассмотреть, что это перед ним за образ в фуражке стоит.

Уместно заметить, что под сенью «чижика–пыжика» Надеждин хорошо отдохнул, хоть и замёрз очень от быстрого пробуждения. Тело его дрожало, а душа сияла. Наконец, он рассмотрел постового и радостно, поняв, что тому нужно, доложил, что он, Надеждин, именно в это утро трезв необыкновенно. Для подтверждения он дыхнул на милиционера и продолжил, что он, Надеждин, всю ночь спасал имущество библиотеки, находящейся на его, милиционера, участке. А затем голосом начальника этого милиционера начал вычитывать ему лекцию на тему морали, нравственности и служебного долга, из которой так выходило, что если бы милиция больше думала о счастье народном, то не терпела бы столько лишений и бедствий, сколько на неё сваливается. А при имеющемся милицейском сознании только и остаётся жить по пословице: «Пришла беда — отворяй ворота». И теперь ему, милиционеру, так неосторожно разбудившему Надеждина, никуда от этого не уйти, если, конечно, не поменять старое мышление на новое. Одним словом, на милиционере Надеждин оторвался так же, как Муза на самом Надеждине. И расстались они почти так же — друзьями.

Надеждин пошёл домой. Он шёл и думал: «Произошло то, что и должно было произойти. Я лез на пик своих знаний и почти залез, но упал. После падения лучше поспать. Я и поспал. Хотя, я спал и до восхождения. Я как–то в последнее время подозрительно много сплю». Это был очень серьёзное открытие, перераставшее в вопрос. Надеждин начал звать Музу и просить дать ответ. И тут в лучах восходящего солнца он увидел вора–домушника, лихо карабкающегося с балкона ограбленной квартиры на крушу дома. Надеждину бы заорать изо всех сил: «Караул, грабят», а он, как Архимед, заорал: «Эврика».

Было видно, что тот пик, на который взобрался вор, вовсе не вымотал его, а наоборот прибавил сил. Теперь его ожидала суета внешнего мира: убежать от сыщиков, сбыть награбленное, оторваться на малине с красивыми девками. А девки любят рисковых. Для вора всё только начиналось. Внешний мир питал его желаниями, страхами, страстями. Внешний мир начинал играть с вором по своим правилам. Правила эти не оставляли никаких надежд на вечную память об этом воре. В итоге этот внешний мир раздавливал любого, кто решил сыграть с ним в азартную игру. Это не тот пик, на который надо стремиться взойти.

Есть пик другой, внутренний. Раздай себя людям. Кого–то защити, о ком–то напиши, кого–то нарисуй, и тогда вся Вселенная устремится помогать тебе. Все те, кто над пониманием личных благ устремятся к тебя, стараясь твои затраты компенсировать своими благами. Но Вселенная и внутри тебя. Поэтому, совершив хороший поступок, так хочется спать.