Я подобрал это на свалке - Андрей Арсланович Мансуров

Так что я был рад, когда через пяток минут она сказала, что листать достаточно: местный язык расшифрован. А чего вы хотите: её аналитически-дедуктивные Программы самые продвинутые. Говорю же — не скупимся для себя, любимых.

Однако я ещё поковырялся в библиотеке: теперь Мать могла указывать мне, как называются разделы. Протопал я сразу к искусству, и повытаскивал и загрузил в заплечный контейнер побольше монументальных томов с иллюстрациями. Будете смеяться, но я с детства обожаю рассматривать картинки. Может, потому, что когда я просил мать, она мне никогда…

Ладно, проехали.

Что для моей работы куда более важно — я должен владеть спецификой предмета, раз уж продаю ксеноморфные изделия, предметы искусства и прочее в этом роде. Ведь продешевив, любой скраппер чувствует себя… неудовлетворённым. И недостаточно «натасканным». Ну а на курсы ксеноискусствоведов никто из наших ещё не записывался. А странно. Потому что это не возбраняется!

Думаю, тут сказывается и лень-матушка, и… стыд. Что хотим учиться в том возрасте, когда люди уже преподают. И опять-таки — плохо знаем первоисточники.

Гулял я везде не спеша. Всё снимал (это происходит автоматически, а то, что мою Хозяйку особенно интересует, она рассматривает сама: сервомоторчик левой камеры полностью в её распоряжении, и она ею вертит во все стороны, как хочет.), во все дыры и помещения лез.

Пообедал своим «боевым пайком» за столом в какой-то каптёрке со стеллажами, где пылилось нечто уже совершенно неопределимое и истлевшее на длинных полках.

Командный Центр я нашёл ближе к ужину. Естественно, на самом нижнем ярусе.

Странно, но и здесь не обнаружилось ни одного скелета. Только пыль на полу.

Вот, кстати, тоже — интереснейшая проблема для учёных! Почему во всех помещениях, куда доступ пыли ограничен, казалось бы, так, что «ни одна пылинка не должна…» — она-то как раз и присутствует! Причём всегда — толстым таким, я бы сказал, заматеревшим, слоем!..

По стенам здесь стояли огромные шкафы-пульты с индикаторами, шкалами и рукоятками. Рядом с ними — рабочие столы. Разумеется, девственно пустые. Ну, если не считать компьютеров — этого добра практически в как бы стандартном виде, мы находим почти везде и всегда. И нам это на руку: всегда можно понять, какие причиндалы вынимать, чтобы нести «к себе», или что просматривать на месте — чтобы вытрясти всё, что может нас заинтересовать, из памяти этих агрегатов.

Вот, пошуровав по углам ещё с часок, и ничего оригинального не обнаружив, парочку самых больших компьютеров Центра я и распотрошил.

То, что Мать приказала, забрал с собой. Скажу честно — я бывал в катакомбах и поглубже, и пообширней. Поэтому возвращаясь на челнок почти не чувствовал себя уставшим. Скорее, разочарованным. Вернее, не разочарованным — особо нового и оригинального от людей в катакомбах ждать не приходится. А было тут нечто, что даже не знаю, как описать… Сожаление? Пресыщенность предсказуемостью? Печаль по погибшим?..

Не знаю. Говорю же — не поэт, мать его. Поэт точно подобрал бы слова и сравнения для описания эмоций, возникающих в душе от таких миссий.

Когда лебёдка (Учёный теперь. Не выделываюсь больше своей «спортивной формой».) вытащила меня из шахты, обнаружил я у самого лица клешню нашего дроида. Держал он в ней очень сердитую, и размахивающую лапами изо всех сил, ящерицу. Не из маленьких — с полметра.

Да и пасть у неё тоже была ничего себе. Зубатая такая…

— Мать! На кой ляд ты мне тычешь в нос этой очаровашечкой?

— Как? — с великолепным наивом говорит моё солнышко. — Неужели не ясно? Ну, тогда посмотри! — из аппаратного отсека дроида выезжают два служебных монитора.

На одном — крупным планом стопкадр рассерженной морды ящерицы. На другом — в том же масштабе и ракурсе — моё лицо. Вот зараза! Ладно, я ей при случае припомню…

Да, я был и сердит, и расстроен. Но я лапами не махал. И, конечно, я — куда симпатичней.

Я ей так и сказал.

— Я насчёт твоего раздутого самомнения ничего возражать не собираюсь. Я только имела в виду, что нечего так сердиться — причин нет. Книжек с картинками набрал? Набрал. Живым, и даже целым остался? Остался. Чего тебе ещё не хватает?! Иди — мойся и ужинай. Потом посмотришь свои картиночки, погремишь своей погремушкой, соску, правда, я не помню куда засунула…

Я скривился. Но потом был вынужден признать — действительно, повода для расстройства, вроде, нет.

Наверное, всё же просто устал. Пойду отдыхать. Но морда у меня всё равно…

Посимпатичней!

Пока я мылся и ужинал, Мать с помощью манипуляторов и электроники лабораторно-медицинского отсека копалась в добытом софте. Она у меня — профессионал. Хакеры отдыхают.

— Удивительно, но кое-что в памяти софта сохранилось. Очень хорошая цельнокристаллическая подложка. И толстая. Есть даже видеоизображения. Включить?

— Хо-хо! Конечно! Страсть как люблю старые мультики! Не забудь кашку и бутыль с подогретым молочком и соской! Чтобы я уж точно заснул после сказочек…

— Это не мультики. И — не совсем сказочки. Да и заснёшь ты после такого тоже — вряд ли…

Насколько я поняла, это видеоотчеты Лаборатории прикладной генетики их самого «продвинутого» Медицинского Университета о своей деятельности за несколько десятков лет. С комментариями, расчётами и чертежами. Кстати, очень специфичные, и жутко секретные…

— Звучит устрашающе, но… Ничего. Обещаю под стол не лазать. Не хныкать. И под себя от страха не делать. (Впрочем, памперсы на всякий случай приготовь!) Если же ты для меня всё ещё и вкратце перескажешь, прокомментируешь и растолкуешь, я буду жутко счастлив! Но только, конечно, так, чтоб я не испугался… А то я туповат и ленив. И ещё — предвзято настроен: насчёт науки и всего такого. Ну, словом, не дорос немного — психика ещё слабая, неустойчивая…

— Остряк-самоучка. — комментирует моя «глава Экспертной Комиссии по внеземным цивилизациям», — Будешь прибедняться — всё буду рассказывать так, как описано в справочниках, а слова попроще, понятные тебе, как бы забуду. А ещё свет везде выключу, — она так и сделала, — У-у-у! Сейчас страшный бука заберёт непослушного мальчика!..

— Ну хватит, Мать. А то я начну кататься на спине по полу и плакать. Или буду кусаться и выть. Или лучше отшлёпаю твою Центральную панель. — мне надоело препираться с ней. Вот говорил я технику Вассе — не нужен ей блок юмора и неформальной логики. Теперь расхлёбываю, — Давай уж, рассказывай.

На центральном экране над пультом появилось изображение.

Я придвинул стул поближе — детали казались мелкими.

Ну, лаборатория, как лаборатория. Белые