Я подобрал это на свалке - Андрей Арсланович Мансуров

— Чё-ё-рт! — снова вырвалось у меня, — Ты что же, пытаешься мне сказать, что если мозгами не пользоваться, то они очень быстро… э-э… усыхают? И их хозяева… э-э… тупеют?

— Точно. И не только резко тупеют, если считать это научным термином, но и накапливают некоторые необратимые изменения. Вот, смотри, — она стала на изображении модифицировать и выделять отдельные участки разными цветами. — Это — в мозгу главное. Кора. Она отвечает за самые сложные функции и навыки. Высшую нервную деятельность, проще говоря.

Видишь — у них практически нет складок, если сравнивать с тобой. Но если сравнивать с обычной птицей, — она включила ещё экран, и не забыла подписать изображение: «курица земная», — всё же несколько получше… Вот здесь — зона, отвечающая за зрение. Больше даже твоей. А вот — обоняние. То есть, практически отсутствует. — А это — не хочу никого обижать — творческое мышление.

Испытав порыв вполне понятной гордости за своё «творческое мышление», я надулся как индюк.

— А вот так эта зона выглядит у так называемых творческих людей: писателей, учёных, инженеров. — моя гордость сразу как-то сдулась. Ещё бы — оказывается, у них эта фигня раза в полтора больше, «изрезанней», активней и функциональней, как не без ехидства пояснила моя «умница».

Но суть я всё равно схватил:

— Значит мозг — как мускулы? Если не тренировать и не пользоваться им… м-м… изо всех сил, то — отмирает?

— Ну… можно и так это сформулировать. Да. Но не отмирает совсем, а, скорее, сильно уменьшается в объёме, чтобы не мешать тем зонам, что отвечают за жизненные потребности, которые в данный момент используются больше всего.

— Обратимы ли такие изменения? Ну, в смысле, смогут ли дразнилки со временем снова стать нормальными людьми?

— В-принципе, кое-какие обратимы. Людьми в том смысле, который ты подразумеваешь, эти птички, конечно, стать могут… Теоретически. Лет этак через пару миллионов. Но будут ли они от этого счастливей?

— Ты это о чём?!

— Об их жизни. Вот смотри: сейчас они беззаботны. Веселы. Все интересы, — она снова покрутила мне на экране их мозг с цветными зонами, — сводятся к еде, сну и всё тому же сексу.

Всё это сейчас полностью в их распоряжении. Плодов вокруг полно. На планете — сам видел! — вечное лето. Яйца высиживать не надо — достаточно отложить их в тёплый песок пляжей. Естественных врагов у птиц здесь практически нет. Да и с сексом у них всё в порядке. Поэтому…

Пытаюсь, как ни глупо звучит, вразумить тебя. Если даже ты обратишь их всех снова в людскую форму, они уже в Человека Разумного здесь не превратятся! Вероятность — ниже четырёх процентов…

— ЧТО?!!! Как это — не превратятся? Почему?!

— Очень просто. Нет стимула.

— ?!

— Ну вспомни ты хоть немного историю. Человеческую историю. Пока не настал Ледниковый период, и не возникла потребность приспосабливаться к новым условиям: ну, там, находить пещеры, охотиться (а не собирать плоды), одеться, чтобы защитить голое тело от морозов, изготовить, наконец, орудия для охоты, защиты от хищников, и пещерного быта… Ну и всё прочее такое — обезьяны и не чесались!

Я имею в виду, пока здесь вечное лето, нет врагов, и еда под боком, у местных обитателей нет никакой реальной причины развивать свои мозги!

— И… что прикажешь делать?!

— Ничего. Мы же не сможем вернуть сюда смену сезонов года. Для этого пришлось бы сместить обратно ось вращения всей планеты! Судя по геомагнитным аномалиям именно это и было здесь сделано.

— У-у-у… — вырвалось как-то само у меня, и ещё несколько сочных слов, которые дразнилки-самцы (Чёрт! Не поворачивается язык назвать их мужчинами — с такими-то животами.) попытались за мной повторить, очевидно инстинктивно почуяв что-то родное… Всё это время самки продолжали тянуть ко мне руки в тщетных призывах, а самцы всё ещё обшаривали пол — очевидно, в поисках остатков пищи.

Подумав, я приказал дроиду кинуть им ещё фруктов — теперь все, в том числе и смущавшие меня (чисто на уровне рефлексов!) дамы, были при деле.

— Знаешь, Мать, ты права. Наклонять обратно планетарную ось я не собираюсь. Кстати — а что, сохранились машины… которыми они всё это сделали?

— Нет. Они разобраны. А одна из них, кстати, находилась на горячо тобой любимом южном Полюсе. Как раз у большой пещеры. Посетим?

Иногда её юмор уж слишком… Напоминает мой. А я от своего юмора не в… Хм-м.

— Нет. — я ещё сердился. — Давай лучше подумаем, как быть с… этими! — я кивнул на клетку.

— Ну как — как быть? Превратим их обратно в птичек, да продадим. Тогда цель их жизни — сытная еда и… всё остальное, будет гарантирована. Ксеноленд уж позаботится.

— И… что? Нет ни малейших шансов, что они… в смысле вот в таком виде — разовьются до Цивилизованности? Даже если мы… подбросим им на планету, скажем… Врагов каких?

— Полагаю, что нет. Шансы — я тебе уже сказала. И дело не только в мозге. Посмотри на их размеры.

Видишь — они не выше двух футов. Я думаю, они так измельчали от всё того же безделья! Мне кажется, ни орудия, ни пещеры, ни враги им уже не помогут — я даже опасаюсь, как бы их попросту не съели! Ну, как австралийских дронтов. То есть, деградация и умственная и физическая, зашла настолько далеко, что стала необратимой.

Мрачно разглядывая этих несчастных придурков, причём почти добровольных, я всё не мог решить, что же мне с ними делать.

И так и так получалось плохо.

Всё же… Раз мне нужен совет эксперта, лучше воспользоваться самым надёжным! Собой.

— Мать! Давай следующую дудку. В-смысле, первую. Превратим обратно: этих в птичек, и меня туда же!

Молодец она всё-таки у меня. Даже не спорила. Буркнула только сердито так:

— Лезь обратно в клетку. — и дверцу за мной заперла. Перестраховщица ворчливая.

О-о-ох!.. Нет, больно на этот раз не было, но снова провалялся я без сознания часа три.

А когда очнулся, было это… НЕЧТО!

Вам бы тоже так показалось, побывай вы в шкуре (вернее — перьях!) птицы!

Мать у меня умная — догадалась прямо к прутьям принести большое зеркало. Правда, поставила так, чтобы я не мог дотянуться… Говорю же — умная.

Ну и я не подкачал: как стал орать и беситься, слюной брызгать, глаза закатывать. Даже по полу покатался на спине, дрыгая чешуйчатыми лапами. Тогда она говорит:

— Кого ты собираешься надуть? Я же снимаю твою энцефалограмму. Там чётко видно, какой ты зловредный идиот,