Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина

А может, те самые непроработанные травмы, которые, по уверению мозгоправа, всенепременно мне жизнь попортят, себя показали… На нервах, в общем, оно почти не больно вышло.

И быстро.

И Янка охнула, отпрянув. Даже перекрестила меня, размашисто так.

– Чур!

– След я возьму, – сказала на всякий случай. – Свежий. И бегаю быстрее человека…

Она побледнела и сглотнула.

А я… мне даже стыдно не стало. Мишка ведь, а она деньги…

– Зачем тебе пятьдесят рублей? – Я позволила твари остаться, и теперь голос звучал низко, вибрирующе.

– А есть разница? – Она держалась шагах в трех, напряженная, готовая броситься прочь.

– Мишка…

– Он уже мертвый. И ему все равно. Найдете вы, не найдете… ему все равно. А мне жить надо! – Она стиснула кулаки. – Я… я уехать хочу! Понимаете? – Нет. – Дед сказал, что я уже в возраст вхожу. Надо мужа искать. Такого, чтоб крепкий. Чтоб на хутор поселился. И работать помогал. А я буду детей растить. И тоже работать. Пока не сдохну… а я так не хочу!

Дерьмо.

Но молчу.

– Я… у меня, между прочим, способности! Не дар, но… там, на земле. – Янка мотнула головой. – Я могу выучиться! Стать кем-то… может, машинисткой. Может, помощником целителя. Я травы хорошо знаю! И лечить тоже пробовала! Мамка мне много чего показала. Главное, я стану! Сама! А не до самой смерти буду слушать, что он говорит. И…

И что ей ответить?

Что Яжинский пытается выжить? Что мужиков на хуторе и вправду мало, а теперь, без Мишки, и вовсе тяжко будет? И сам Яжинский год от года моложе не становится. Что он отвечает. За нее вот. За невесток. Других внучек…

– А остальные?

– Трусят, – фыркнула Янка, вдруг успокаиваясь. – Вон, Ленку уже почти сговорили. А там и Наинка пойдет, к ней тоже один заглядывает. Старый и страшный, но дед говорит, что надо брать, что сейчас мужиков мало и это у нас тут выбор, а там, на Большой земле, любому баба рада, кривому, косому…

За кривого Янка не хотела.

И за косого.

И вовсе замуж.

– Хорошо, – я вздохнула, – дам тебе пятьдесят рублей.

– Честно?!

– Силой клянусь. И письмо напишу. И с дедом твоим поговорю.

– Послушает он…

– Это смотря как говорить. Но сбегать не смей. Опасно это. Писать умеешь? – Кивнула, даже, почудилось, с обидой. – Отправлю тебя… – К Одинцову. Пусть он этой головною болью мается. Он слишком ответственный, чтобы отмахнуться. – …К бывшему моему мужу. Он тебя определит в школу. Если поступать, то знания нужны. Год подготовки у тебя будет. А дальше… Сможешь – стало быть, твоя удача. А нет – вернешься. Ясно?

Губа оттопырена. И кажется, что Янка вот-вот заплачет.

А я… я понимаю.

Я ведь тоже… Если бы не война, что бы меня ждало? Короткое краденое счастье на сеновале? А потом позор, потому как любая тайна имеет обыкновение выползать на свет божий. Гнев отца. И разочарование матери.

Свадьба. С каким-нибудь вдовцом, не особо переборчивым и готовым закрыть глаза на грех девичий. И… дальше все как у людей.

Все то, от чего Янка сбежать хочет. Она хотя бы хочет. А у меня вот когда-то и мысли не возникало.

Я протянула руку, и в нее скользнула дрожащая девичья ладошка.

– Так что там с Мишкой? Что за невеста?

– Софья, – тихо произнесла она.

– Погоди… это какая? – На мгновение мелькнула дурная мысль, но я ее отогнала. Быть того не может. А что имя, так имя-то распространенное. – Я ее знаю?

– А то. Софья Сомова.

Дочь градоправителя? Вот же ж…

Спустя четверть часа мы сидели в кабине. Снаружи шелестел дождь, и сумерки подбирались раньше прежнего, убивая мою и без того робкую надежду отыскать хоть что-то. Янка мелко дрожала – то ли от нервов, то ли оттого, что избавилась наконец от мучившей ее тайны.

История простая.

Танцы.

Их устраивали летом. Для всех. Поле. Фонарики. И музыка. Девицы и женщины вполне солидные, но готовые ненадолго вспомнить, как оно было. Мужчины в наглаженных рубашках. Тележка с мороженым или вот с водой.

Веселье, пусть не до утра, но до полуночи точно.

Мишка на танцы сбежал. Янка тоже собиралась, но не вышло. А он вот наврал, что в городе задерживается, и остался.

А там уже встретил ее.

И случилась любовь.

Как?

Обыкновенно. С первого взгляда и до последнего вздоха. Разве в их годы бывает иначе? И острое ощущение неправильности, потому что оба знали… все они знали. Все понимали.

Про круг.

Перспективы.

Яжинского, который этакую невестку не поймет. Да и Сомов зятю из низов не обрадуется. Но тем ярче пылала любовь. И Янка завидовала. Помогала, таскала записочки, а одного раза даже провела Софью к тайному месту на берегу…

– Она не вредная. Вот, подарила мне. – Янка вытащила из-под куртки шнурок, на котором болталась яркая пластмассовая рыбка с золотистыми плавниками. – И еще мыло хотела. И духи. Но я не взяла.

– Чего?

– А как? Мамка бы учуяла точно. Ну и остальные. Мигом бы деду донесли.

Все же она была сообразительной девочкой.

– Мишка для нее подарок в лавке Хомутовой искал?

– Ага…

– Какой, знаешь?

– Сперва подвеску. Махонькую такую, красивую… Ее быстро привезли. Тогда-то он и решился. Браслет. Серебряный. Витой. Красивущий… он мне на песочке нарисовал. Хотел кольцо, но кольцо надобно с камнем. А это дорого. У него столько не было.

– А сколько было?

– Не знаю… – Янка поспешно отвела глаза.

– Или правда, или договор расторгнут.

– Подвеска в пять рублей обошлась. Рубль вперед, и потом еще четыре. А за браслет он десятку задатка оставил. И еще столько же должен был бы…

Интересно.

Очень.

– А в тайнике я семьдесят нашла.

Ого!

– Откуда?

– Сама не знаю. Честно! Вот вам крест! – Она широко размахнулась. – Просто… я знала, где лежат. Вот и решила поглядеть.

Янка всхлипнула и посмотрела на меня, пожалею ли. Не пожалею.

– Покажешь.

Семьдесят… нет, больше, с теми, что в кошельке, и с теми, которые он за браслет отдал. Это уже почти сотня получается. И трешка явно не просто так. Оно и понятно, любовь любовью, но девушку и угостить надо. Хотя бы тем же мороженым.

Или нет. Если б Мишка в городских кофейнях был, то донесли бы, пусть не Яжинскому – он нелюдимый, но Сомову так точно. Стало быть…

– Сейчас? – уточнила Янка.

– А далеко?

– Неа. Тут… на старой вырубке. Дерево одно, а под корнями такое вот. – Она развела руками. – Ямина. Нора прежде. А там уже Мишка схрон сделал.

Янка же выследила.

– Зачем ему деньги? – Я огляделась. Сумрак. И дождь. Не самая