Не выпускайте чудовищ из шкафа - Екатерина Лесина

дальше оттягивать смысла нет.

И пользы от меня немного будет.

– А ты?

– А у меня еще одно дело.

Мишка… я ведь слово дала.

И еще не отпускает чувство, что все это связано. Бусины-бусинки на ниточке. Драгоценные жемчуга, которые остались там, в Петербурге. И…

– Только не пускай никого, а то и так натоптали. – Я поглядела на купчиху, которая поджала губы и руки сложила на выпуклом животе, показывая всем видом своим, что не тронется с места.

– Не учи ученого, – отмахнулся Ник-Ник. – А машину чтоб вернула! Пронька, будь любезен, доставь записочку в участок…

Глава 20. Двойка пентаклей

«…был дан концерт, приуроченный к визиту ее императорского величества Анны. Пред взором императрицы выступили самые талантливые воспитанницы Смольного. Продемонстрированные ими умения свидетельствуют о высочайшем уровне подготовки…»

«Вестник Петербурга»

«Студебеккер», приписанный к участку, громыхал, подпрыгивая на камнях, чтобы провалиться в ямину. Порой он проваливался как-то уж слишком, и тогда раздавался протяжный скрежет.

Молчун, как вернется, не похвалит. Он же ж эту машинку, считай, воскресил, перебрал по винтику.

А я вот… Надо успокоиться. Нервы. Моя беда – излишняя эмоциональность. Для ищейки, само собой. Для нормального человека, если верить моей дорогой бывшей свекрови, я как раз-то чересчур равнодушна.

Неправда.

И…

Вот только свекровь мне и вспоминать сейчас.

Так, логически. Барский вернулся домой. Зачем-то. Но один. Он выпустил княжича и… и вероятно проводил бы его куда-нибудь. Да хотя бы на задний двор, чтобы передать в заботливые руки поверенного. И награду получить. Это же логично.

Потом вернулся к себе.

Забрал шкатулку.

И смылся.

Как?

Да хоть бы через черный ход. Дом-то старый, и, стало быть, черный ход имеется. Для той же прислуги или поставщиков. Не будут же рыбу через парадное таскать. Этак все мигом провоняется.

Стерегут ли его?

Вряд ли.

Кому оно надо? Дальний – остров спокойный… был таким до недавнего времени. А тут завертелось.

Точно покойник виноват, тот, карточный.

Больше некому.

Я сбросила скорость и поглядела на небо.

Итак… Мишка, три рубля и место, где его быть не должно. Кровь неизвестной женщины.

Княжич, Софья и исчезновение Барского.

А если… допустим, Барский не только выпустил этого родовитого ублюдка, но и вызвался сопроводить? Скажем, на Большую землю. Он-то если и не местный, то всяко почти. И лодку отыщет, и того, кто с этой лодкой управится. Что-то сомневаюсь, чтобы княжич Гельшь-чтоб-его там самолично на весла сел. Нет, сопровождение нужно… почему не Барский?

А заодно, может, надоело ему тут?

Квартиру загадил. Семьей не обзавелся. Домом тоже, хотя мог бы. С учетом того, сколько он за десять лет на аренду потратил. Стало быть, здесь его ничего не держало. И Барский решил уйти. Не прощаясь. Забрал остатки клада, если там что-то еще оставалось – все-таки срок немалый, а в удовольствиях он себе не отказывал.

И… и может, он изначально не собирался оставаться на Дальнем?

Хотел пересидеть годик-другой, а там и третий. Все же тут и тихо, и спокойно. И народ исторически нелюбопытный. Вот и задержался слегка. Пока случай не подвернулся. И княжича спасет из коварных лап полиции, и отцу передаст, обменявши на горячую родительскую благодарность в денежном выражении. И не только… связи-то у Гельша имелись.

Он и документы, чуется, если что, новые справит.

Мог ли?

Мог.

Но вот…

Я остановилась и выбралась из машины. Вдохнула ледяной – ветра сегодня дули с моря – воздух. Так-то легче. Теперь закрыть глаза. Гардеробная. Дыра дырой, но костюмы… и шуба. Шуба, может, не слишком нужна в лодке, но стоит она тысяч десять, если по минимуму. А Барский и вправду деньги ценить умел.

В спальне на прикроватном столике шкатулка. К слову, весьма массивная, более похожая на небольшой сундук. А в ней – комплекты запонок числом семь. По дням недели. Там и с жемчугом, и с аметистами. А в малом отделении те, что для парадных случаев, вовсе сапфировые.

Булавки для галстука.

Перстней пара.

Медали… Барский бы их не бросил. Шуба ладно, хрен с ней, все-таки места занимает прилично. А вот эта вся дребедень, ее же в любой мешочек вытряхнуть можно.

И медали. Зачем их оставлять?

Тем более они-то как раз честные. Воровал, не воровал… пусть прокуратура разбирается. Или военные. А медали честь по чести, за кровь пролитую дадены. И отнять их никто права не имеет.

И оставить.

А он оставил.

Спешил? Но это дело даже не минутное. Куда быстрее справился бы. Да и отношение у Барского к медалям особое. Не только у него…

Нет, он не сам.

Капля крови на полу.

И запонка эта… махонькая, закатившаяся под стол. А масло? Зачем ему апельсиновое масло?

– Эй! – Янка вынырнула из лесочка. Ее приближение я ощутила за пару секунд до того, как она появилась. – А вы одна?

– Одна.

Девчонка сморщила носик.

– А ты тут что делаешь? – поинтересовалась я.

– Гуляю, – с вызовом ответила Янка. – Что, нельзя?

– А мать твоя знает?

– Сдадите, да?

И голову склонила к плечу. Янка… да, Янка из местных, из тех, кто про остров знает если не все, то почти все. Я вот так и не сроднилась, сколько уж лет, а все одно себя чужой ощущаю.

– Нет. – Я похлопала по машине. – Подкинуть? Домой?

– Щас… мамка опять отправит картошку перебирать. Терпеть не могу. Она прорастать начала. И гнить. Гадость! – Янка поморщилась.

– Тогда просто поговорим?

Она приближалась осторожно, бочком. Высокая. Едва ли не выше меня. Волос темный. Кожа тоже смуглая, и не понять, то ли сама по себе, то ли загар виноват.

Яркая.

И красивая.

Девушки в ее возрасте некрасивыми не бывают.

– О чем?

– О Мишке, – сказала я и вытащила из кармана мятую конфетку. – Хочешь?

– Она мятая. – Янка сморщила носик. – Сами жуйте.

Отказываться я не стала. Трансформация, даже частичная, изрядно сил забирает.

– У него была девушка.

– Вы спрашиваете?

– Скорее уж надеюсь, что ты поможешь ее отыскать.

– С чего бы?

– Скажем, с того, что он твой брат.

– Сам дурак.

– Его убили.

– Свалился!

– Убили. Падал он уже мертвым. – Конфета и вправду подтаяла, но все одно вкусная. – И я хочу найти того, кто его убил.

– Думаете, невеста?

– Стало быть, невеста?

– Ну… – Янка смутилась. – Двадцать рублей.

– Что?!

От такой наглости я дар речи потеряла.

– Тридцать, – поправилась Янка. – Нет, пятьдесят!

– А розгой по жопе?!

– Сперва догони…

И тут я не сдержалась. То ли слишком уж много раз за последние дни меняла обличья, то ли просто одно к другому.