Кулинарная битва - Карин Джей Дель’Антониа

Нет, не получается тут никакой параллели. Старое барахло в шкаф с глаз долой затолкаешь – проблемы не решишь. А вот если свои беды от себя куда подальше спрятать, бывает, они и с глаз долой, и из сердца вон, если, конечно, о них не вспоминать подольше.

Кеннет вышел из-за стойки с двумя чашками в руках и поставил кофе на столик. В его чашке на пенке красовалось идеальной формы сердце, а у Мэй плавал вопросительный знак.

– А пошел ты, – беззлобно огрызнулась Мэй, села, сыпанула в чашку три пакетика сахара и безжалостно размешала знак вопроса. – В браке я счастлива. – Безусловно, она счастлива. На сегодня. – Ты почему спрашиваешь? Чего только я не делала с тех пор, как мы школу окончили, а тебе только бы выяснить, с кем я трахаюсь?

– Все остальное о тебе выставлено на всеобщее обозрение. Я хоть сейчас в трех разных местах прочитаю, что ты ела на завтрак в прошлый вторник. А твой красавчик-муж разве что в рекламной фотосессии случайно мелькнет. Он – тайна, покрытая мраком. Хотя, не могу не признать, держаться с ним за руки кое-где в нашем штате может тебе дорого стоить. Он поэтому дома остался?

– Боже упаси! С этим у нас… не чаще, чем у вас с Патриком случается. Наверное, даже реже. Он чистой воды американец. Но родители его из Индии, так что бывает иногда кто-нибудь что-нибудь ляпнет. Но редко.

Кеннет выжидал, выразительно подняв брови. Мэй облизала ложку. Что правда, то правда, в Меринаке цвет кожи Джея – равно как и Мэдисон, и Райдера – бросался бы всем в глаза. Правда, полным исключением он тоже бы не был. Вчера в «Мими» толпа оказалась куда более пестрой, чем в ее школьные времена. А Джей к тому же хорош собой. Его рост что надо, богат, и везде все о нем говорят: родился с серебряной ложкой во рту. Но она-то про него знает: Джей часто чувствует себя аутсайдером. В этом они похожи. Общий комплекс когда-то их очень сблизил, особенно в том осином гнезде, консалтинговой фирме WASP, где они оба начинали. Только врать сейчас Кеннету, что Джей сюда из-за цвета кожи не едет, она не собирается.

– Меринак и Джей несовместимы. К тому же он думает, Меринак – это пригород Канзас-Сити.

Кеннет присвистнул, и Мэй улыбнулась. Забавно: сколько же сил она потратила на то, чтобы скрыть от мужа, кто из них с какой ступеньки социальной лестницы начал. Что, кстати, ей вполне удалось.

Хотя, в общем, смешного тут мало. Потому что на самом-то деле было совсем нетрудно увидеть, что «девочка из хорошей семьи» попросту балансировала над пропастью под названием «бедность в Меринаке». И если бы не все ее усилия и если бы Джей и его семейство пригляделись да заглянули в ту пропасть, она бы сейчас не чувствовала себя в тупике. а теперь попробуй убеди того, перед кем с рождения ковровую дорожку в счастливое будущее раскатали, что от заработанного кровью и потом отказаться невозможно. Но тогда бы и Мэдисон с Райдером у нее не было…

Нет, хватит. Пора вспомнить золотое правило: не жалеть о прошлом.

– Канзас-Сити? Не может быть! А ты ему глаза завяжи и привези сразу в мою гостиницу, – рассмеялся Кеннет. – Ты серьезно?

Она пожала плечами:

– Разве мы с тобой не клялись друг другу никогда сюда не возвращаться?

Кеннет отхлебнул кофе.

– Но ты клялась еще и в том, что никогда замуж не выйдешь. Хотелось бы мне, сестричка Мор, поглядеть на того парня, который тебя на эту скользкую дорожку толкнул.

– Ну… понимаешь… – Она опустила глаза и принялась разглядывать свой кофе. Правда, отводи от него взгляд или не отводи, Кеннет все равно видит ее насквозь, как никто другой. – Может быть, я ошибалась. Может быть, не каждую женщину в нашем роду бросают. Наверное, какая-то вероятность, что не каждую, все-таки есть. – Между ними над столом повисли не сказанные ею слова, и Мэй знала, что Кеннет их услышал. Поэтому сменила тему:

– Ладно, хватит обо мне. Ты-то сам как? И зачем затащил любовь всей своей жизни в нашу волосатую подмышку вселенной?

– Под мышкой бывает тепло. И уютно, и вовсе не так плохо, как нам с тобой раньше казалось. Да и вообще, куда мы с тобой стремились? На макушку хотели влезть? Или еще выше, на хохол какой-нибудь? Но там ветер подует – тебя и снесет.

Мэй улыбалась. Она уже совсем забыла, как хорошо с тем, кто знает не только маску, которую ты надеваешь для посторонних. С тем, кому плевать, видит он или не видит всю ту мерзость, которую ты старательно от чужих глаз прячешь.

Кеннет понимал: она ждет продолжения. Глядя в пространство и немного помолчав, он сделал очередной глоток кофе:

– Понимаешь, у отца Альцгеймер, Барбара, наверное, тебе говорила.

Мэй кивнула.

– Маме с ним тяжело. И сестре тоже. ему и самому хреново – он все понимает. Много лет… Я деньги посылал… Деньги не проблема. Сколько им надо было, столько и посылал. На сиделок и тому подобное. Но не в деньгах дело. – Он поставил чашку и посмотрел Мэй прямо в глаза. – Есть вещи, которые за деньги не купишь. Например, любовь и заботу. Если тебя нет рядом постоянно, значит, тебя нет совсем. а туда-сюда мотаться тоже никому не в радость. Надо каждый день вместе обедать и в магазин за продуктами им каждый день ходить.

Мэй кивнула. Кеннету с родителями повезло. В школе ему было плохо, но дома его понимали. Всегда. Его родители даже ей помогали, когда было видно, что ей нужна помощь. Ей постирать было нужно – его мама давала ей пользоваться их стиральной машиной, как будто все нормальные люди свое барахло в доме друзей стирают. А отец всегда корзину с бельем из дома выносил и в багажник ее раздолбанной машины ставил. Мэй теперь даже вообразить не может, что старик ничего этого не помнит. Но хотя понятно, почему Кеннету нужно быть с ними вместе, все равно полностью картина у нее в голове как-то не складывается.

– Понятно… Но ты же сюда… не на время приехал. Не пока ты отцу с матерью нужен. Вы с Патриком здесь… навсегда обосновались. – Мэй мотнула головой в сторону улицы. – Здесь ведь не Калифорнийский центр дизайна. И даже не центр дизайна Канзас-Сити… Это домашняя гостинница, это маленькая кофейня и это Меринак, и я этого