Династия Плантагенетов. Генрих II. Величайший монарх эпохи Крестовых походов - Джон Эплби

«Знаю, знаю, – нетерпеливо произнес Генрих, – они хотят наложить интердикт на мою страну. Но неужели я, который в любой день может захватить самый сильный замок, не способен покарать одного священника, который отлучит от церкви всю мою землю?»

Наконец, почти через месяц после начала переговоров, Генрих согласился примириться с Бекетом на условиях, предложенных послами папы. Он должен был разрешить Томасу и всем его слугам безо всяких препятствий возвратиться в Англию. Кроме того, он обещал вернуть ему все конфискованные владения архиепископского престола, во всем подчиниться папе и делать то, что он прикажет. Но в последний момент, когда все уже радовались, что это тяжелое дело наконец закончено, Генрих II настоял, чтобы в условия примирения была включена такая оговорка: «Если это не нанесет ущерба достоинству государства». Всем стало ясно, что он намерен ввести в действие Кларендонские конституции и отговорить его от этого не сможет никто. И послы в отчаянии отступились[178].

Генрих II написал папе, жалуясь на то, что его легаты оказались такими упрямыми. Он просил Александра III снять приговоры об отлучении от церкви, вынесенные «этим вероломным предателем» Томасом, и запретить ему изливать яд своего отлучения на других людей. Если же Александр не выполнит этой просьбы, то, «не дождавшись твоей милости, мы будем вынуждены поискать [защитника] нашей безопасности и чести в другом месте».

Томас хорошо понимал эти слова и написал папе, что королевское выражение «достоинство моего государства» означает не что иное, как конституции, которые Генрих привык называть своими «королевскими достоинствами» и которые были прокляты самим Александром в один из тех редких моментов, когда он принял решение занять твердую позицию[179].

Генрих II больше всего боялся, что папа прикажет наложить на Англию интердикт, который запрещает все церковные службы в стране. Этого он стремился всеми силами избежать. Он стал опасаться, что терпение папы и архиепископа истощилось и кто-нибудь из них вынесет Англии этот приговор. Король не мог помешать наложить интердикт, но он мог принять меры, чтобы в стране никто об этом не узнал.

Он отправил в Англию своих юстициариев, велев им разослать по всей стране целую серию строжайших приказов, известных как Десять ордонансов. В них указывалось, что со всяким, у кого обнаружат письма от папы или архиепископа, в которых будет говориться об интердикте, следует обращаться как с изменником королю и всей стране. Передвижения лиц духовного звания через Ла-Манш и обратно должны были подчиняться строжайшим правилам.

Один из друзей Томаса сообщил ему в письме о тех наказаниях, которыми должны были подвергаться люди, нарушившие эти ордонансы: если письма с извещением об интердикте привезет в Англию монах, то ему следует отрубить ступню; если же это сделает священник, то его надо ослепить и кастрировать; если светский человек – то он будет повешен; если прокаженный – то его надо сжечь; если кто-нибудь из епископов, опасаясь интердикта, захочет покинуть Англию, то ему разрешается взять с собой лишь епископский посох; из заграничных школ отзывались все английские студенты; если кто-нибудь ослушается, то будет приговорен к вечной ссылке; священники, которые «не захотят петь», то есть подчинятся интердикту и откажутся служить мессу, будут кастрированы[180].

16 ноября 1169 года Генрих II и Людовик VII встретились в Сен-Дени, за стенами Парижа. Они договорились о том, что за свой феод в Тулузе граф Раймон Тулузский должен будет отвечать перед молодым Ричардом, герцогом Аквитанским. Генрих II также согласился отдать Ричарда на воспитание Людовику, который должен был обучить его рыцарскому искусству. В те времена воспитание и обучение мальчиков в доме их будущего господина считалось обычным делом. Положение облегчалось тем, что Ричард был обручен с дочерью Людовика Алисой, воспитывавшейся в доме Генриха.

После того как судьба Ричарда была решена, король Людовик, архиепископ Руанский Ротру, посол папы Вивиан и граф Теобальд Блуаский принялись уговаривать Генриха заключить мир с Бекетом, который приехал в Париж по просьбе Вивиана и ждал вызова короля. На следующий день Генрих II отправился на Монмартр, чтобы продолжить переговоры по делу архиепископа. Очевидно, король и Томас не встречались; переговоры, скорее всего, велись через посредников.

Архиепископ умолял Генриха, из любви к Богу и папе, возвратить ему и его товарищам по ссылке свою милость, мир и безопасность, все их имущество и все, что было у них отнято. Он обещал подчиниться ему во всех делах, в которых архиепископ должен подчиняться королю.

Король Англии отвечал, что с радостью позабудет обо всех обидах и снимет против Бекета все обвинения и что если у Томаса есть какие-нибудь жалобы или претензии к нему, то он готов ответить на них перед судом своего господина короля Франции, или перед судом французской церкви, или парижских школ.

Томас ответил, что готов подчиниться приговору суда французского короля или французской церкви, если Генрих II того пожелает, но он с большим желанием обсудил бы эти дела в дружеской беседе с королем, чем в официальной обстановке судебного заседания. Он просил Генриха возвратить ему его церковь, имущество и все то, что было у него отнято, и даровать ему поцелуй примирения в знак того, что он возвращает ему свою милость и мир, а также гарантирует полную безопасность.

Король ответил речью, которая была построена таким образом, что неискушенным людям могло показаться, что он дает Бекету обещание выполнить все, о чем тот просил, но на самом деле содержала совершенно невыполнимые условия. Однако и простые, и проницательные слушатели поняли одно – Генрих II категорически отказывается от поцелуя в знак примирения. А ведь это был совсем не символический жест – этот поцелуй означал, что дающий его выбрасывает из своего сердца всю злость и не намерен больше причинять тому, кого он целует, никакого вреда. Его считали еще более обязывающим, чем клятва, поскольку поцелуй в знак примирения входил в одну из церемоний мессы, поэтому человек, предавший того, кого он поцеловал, ставил себя на одну доску с Иудой, выдавшим Христа своим поцелуем.

Все участники переговоров были возмущены тем, что, зайдя так далеко, Генрих II открыто продемонстрировал, что вовсе не собирается гарантировать Томасу покой и безопасность. Король Людовик сказал архиепископу, что не советует ему возвращаться в Англию, пока Генрих II не поцелует его при всем народе в знак примирения; то же самое говорил и граф Теобальд. Многие из присутствующих живо вспомнили, что произошло с Робертом Силли после того, как английский монарх отказался поцеловать его.