Иль Мактуб. Судьба Эмира - Ульяна Соболева

на меня, серьёзность вернулась в его взгляд. Его пальцы мягко коснулись моего подбородка, и он слегка наклонил голову, словно задумался.

— Ты права…Я не хочу забывать, — наконец, сказал он, его голос стал тише, глубже. — Но я хочу оставить прошлое позади. И быть с тобой.

Я почувствовала, как внутри всё сжалось от его слов. Он смотрел на меня так, словно я была всем, что у него осталось в этом мире. И в этот момент я поняла, что для меня это тоже было правдой.

— Я... не знаю, как это сделать, — призналась я, чувствуя, как его пальцы скользнули по моему лицу, осторожно, как будто он боялся меня сломать.

— Не нужно знать, — его губы почти коснулись моих. — Достаточно просто быть рядом.

Мои руки снова нашли его шрамы, я провела пальцами по каждому из них, с трепетом и нежностью, словно это было моё собственное тело, а не его. Я наклонилась и поцеловала его снова — его плечо, его шею, те места, которые когда-то пугали меня. Теперь же они были чем-то важным, чем-то, что я хотела понять и принять. Ахмад закрыл глаза, его дыхание стало спокойнее, его руки медленно, почти лениво, гладили мои волосы. Я почувствовала, как его пальцы слегка касаются моей спины, затем нежно проходят вдоль позвоночника.

— Если ты ещё раз будешь целовать мои шрамы, — пробормотал он, полуулыбаясь, — я не смогу удержаться.

Я засмеялась, прикрыв лицо рукой, а затем снова посмотрела на него. Его глаза горели, но это был не тот огонь, что раньше. Теперь в них была нежность, была простая, но такая дорогая близость, которой раньше никогда не было между нами.

— Что ты сделаешь? — я решила поддразнить его, притворяясь, что собираюсь снова наклониться и поцеловать его в грудь. Ахмад мягко, но решительно притянул меня к себе, так что я оказалась под ним. Его руки легко удерживали меня, а глаза уже горели диким огнем.

— Я покажу тебе, что это значит, — прошептал он, склоняясь ближе, чтобы вновь поймать мои губы в поцелуе.

Глава 23

Самида сидела в полутёмной комнате, слушая, как за окнами ритмично дует ветер. Он бил в стекло, будто подсказывая ей, что время приближается. Часы тикали медленно, изводя ожиданием. Лёгкий свет лампы, такой слабый и тусклый, будто боялся проникнуть слишком глубоко в эту комнату, освещал её лицо лишь наполовину. Тень скрывала её уродство — шрамы, изуродованный рот и безъязычную пустоту, которую никто не видел, но которую она чувствовала каждую секунду.

Тихий шорох — это была Аят. Самида посмотрела на девочку, что стояла на пороге, её маленькая фигурка казалась призраком в этой темноте. Она была не просто слепа. Она была уязвима. И как тонкие ниточки паутины, Самида тянула к ней свои невидимые сети, окутывая её мысли, её слабости, её детские страхи. Её язык, хоть и полумёртвый, теперь использовал другие средства.

Она поднялась со стула, медленно, словно огромная змея, которая готовится к броску. Каждый её шаг был обдуман, каждый жест — рассчитан. Подойдя к Аят, она наклонилась и провела рукой по её волосам. Пальцы были холодные, жесткие, как у давно умершего существа.

— Сделай кое-что для меня…моя девочка — Самида попыталась сказать, но ей было очень тяжело, сегодня обрубок языка болел особенно сильно. Она стиснула зубы, чувствуя, как ненависть сжимает её. Не было возможности нормально говорить, но это не означало, что она не могла управлять. Девочка и так видела в её хрипах что-то сверхъестественное, что-то пугающее. И это было прекрасно.

Она взяла Аят за руку и медленно повела её к себе, усаживая рядом. Девочка не сопротивлялась. Почему она должна была сопротивляться? Ведь Самида всегда была рядом, всегда была её «защитницей». Ахмад никогда не заботился о ней так, как это делала тётка. Она пугала её, но и дарила утешение — этот баланс был идеально выверен.

— О... т-тц... — прошипела Самида, наклоняясь ближе к уху Аят. Девочка замерла, насторожённо прислушиваясь к этим звукам.

— Что вы хотите сказать, тётя? — Аят осторожно наощупь положила руку на плечо Самиды, чувствуя её холодную, почти ледяную кожу.

Глаза Самиды вспыхнули от ярости, но она не позволила себе дать выход чувствам. Она старалась. Столько лет старалась ради этого момента, ради этой игры, в которой теперь все они были марионетками, а она — кукловодом.

Самида осторожно потянула девочку к себе ближе, положила руку на её руку и медленно повела её пальцы к своей шее, к шрамам, что пересекали её лицо. Молчание висело между ними как тяжёлый туман. Ей не нужно было говорить, чтобы донести свою мысль. Пусть девочка сама поймёт. Пусть ощутит её ненависть, её страдания. Аят прикоснулась к её шрамам, и вздрогнула. Пальцы замерли на холодной коже, но Самида не отпустила. Она держала её крепко, как змея, обвивающая свою добычу.

— Я... понимаю, — прошептала девочка, дрожа. — Отец... Он... причинил вам боль, не так ли?

Самида кивнула. Она знала, что сила тишины сильнее тысячи слов. Вся её ненависть и месть, вся правда о том, что сделал Ахмад, впитывалась в разум Аят, как яд. Без единого слова, без необходимости раскрывать рот, она вкладывала в девочку ужасные картины — тьму, которая, как её слепота, поглощала весь свет. В её уме Ахмад был тем, кто разрушил всё. Он был не защитником, а монстром, который сломал их семьи, разрушил жизни.

Тихое шипение вырвалось из горла Самиды — это было скорее насмешкой, чем звуком боли. Её лицо исказилось в едва заметной усмешке. Она погладила Аят по щеке, словно утешая, но это был жест не любви, а власти. Всё шло по плану.

— Т... тс... — снова этот хрип. Девочка вслушалась, напряглась.

— Я сделаю всё, что вы попросите, тётя, — прошептала Аят, и Самида почувствовала, как слабая рука девочки дрожит в её пальцах. — Отец... он должен ответить за всё.

Паутина затянулась.

Самида потянулась к столу и вытащила из потайного ящика небольшой лист бумаги. Там были расписаны инструкции. Ночь. Джамаль войдёт в дом через чёрный вход. Аят должна была его впустить. Девочка не знала, что Джамаль — её дядя. Она ничего не знала, но её можно было использовать, как инструмент.

Она вложила лист в руку девочки, погладила её ладонь, затем медленно повернулась