Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

— А больше, папа, никого не было?

— Нет, никого больше, Любенька. Иди к столу, может, что-нибудь перекусишь?

Однако Люба уже не слышит его. Она наскоро надевает пальто, смотрится в зеркало и собирается уйти из дому.

— Куда это, Люба? Бог с тобой, ты ведь в рот ничего еще не взяла.

Но ее уже нет. Она быстро и бодро шагает по улице. Она спешит к товарищу Андрею, она должна теперь же повидаться с ним. Она ведь уже сидела в тюрьме!.. И ее охватывает такая большая радость, что она готова обнять каждого прохожего.

Она не идет, а почти бежит. Она даже людей по пути не замечает. Стоит ясный вечер поздней осени. Стройные каштаны стелют ей под ноги золотые листья.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

1

Голубой вечер, из-за берега выплыл молодой месяц. В воздухе разносится аромат сочных яблок. Атаман Зеленый идет по улице. Он шагает медленно, заложив руки за спину. Маленькая собачонка бежит следом за ним, чуть сбоку, и не переставая лает. В другой раз, будь он в дурном настроении, он бы эту собачонку просто растоптал. Но сейчас он не обращает на нее никакого внимания. Ему даже доставляет некоторое удовольствие, что собачонка преследует его. Атаман по дороге срывает ветку с молодой вишенки, молодцевато стегает ею по голенищам и дразнит собачонку. Собачонка из себя выходит, начинает лаять еще громче, с повизгиваньем, бросается на его сапоги. Атаман останавливается у забора и принимается читать приказ, составленный им самим.

Приказ

Жителям Обухова, Копачей и других сел:

1. Никаких приказов коммунистов не выполнять.

2. Красноармейцам телег и коней не давать. За предоставление красноармейцам коней и телег буду расстреливать.

3. Не скрывать, а немедленно выдавать нам большевиков-коммунистов. За сокрытие большевиков-коммунистов буду расстреливать.

4. Все мои приказы выполнять. Еще раз подчеркиваю, что тот, кто не с нами, тот против нас, и тех, кто против нас, мы раздавим, как мух.

Атаман Зеленый

2

Весна пролетела для Любы незаметно. Днем она была занята на работе в губкоме, вечера проводила с ребятами в клубе, в бывшем кинотеатре «Ренессанс». Она стала несколько тоньше, но зато подвижнее, стройнее. Одна мысль не оставляла ее: она не может оставаться здесь, когда в стране идет такая ожесточенная борьба. Она должна пойти на фронт! Всем она твердила одно: «Вокруг такие жаркие битвы, а я сижу в губкоме! Разве это правильно?» Ни одной газеты с сообщениями с фронта она не пропускала.

Шагая по комнате, она ежеминутно бросает взгляд в окно, и когда замечает, как молодежь с песнями на устах и с винтовками на плечах марширует по Крещатику, сердце у нее начинает усиленно биться, и она уже не может оставаться здесь, в комнате. Она выбегает на улицу, встречает марширующих так, словно они были ее кровными братьями, а когда они уже совсем исчезают из виду, она все еще стоит на улице, и ее охватывает сильнейшее желание немедленно нагнать их, влиться в их ряды и шагать дальше вместе с ними.

Однажды она чуть не добилась посылки на фронт. Это было в марте, когда Петлюра прорвался к Коростеню. Прознав, что есть строгая директива губкома — никого моложе восемнадцати лет не пускать на фронт, Люба впервые в жизни обманула своих товарищей, заявив, что ей уже девятнадцать, хотя и до восемнадцати ей не хватало нескольких месяцев.

Однако, когда Люба уже добилась своего, выяснилось, что посылают только пятнадцать комсомольцев, а желающих пойти на фронт оказалось гораздо больше пятнадцати. Все они явились в губком к Мише Ратманскому, и каждый требовал, чтобы послали именно его. Миша Ратманский, высокий, с продолговатым лицом, с черными волосами, в черной сатиновой косоворотке, вышел к парням.

— Всех нельзя послать на фронт, здесь тоже нужны люди, — и ушел к себе в комнату. Все двинулись вслед за ним.

— Пусть бросят жребий! — воскликнул кто-то.

— Никакого жребия! Губком сам отберет кого надо, — отрезал Ратманский. — Через час будет вывешен список мобилизованных.

Люба с нетерпением ждала. Но не найдя своей фамилии в списке, она в сильном гневе швырнула на стол беретик, который держала в руках, и, разъяренная, выбежала на улицу.

Это было три месяца назад. Но теперь она уже пойдет на фронт, теперь им не отвертеться. И как она действительно может оставаться здесь, когда каждая стена, каждый столб, каждый забор призывают ее пойти на фронт, с каждой стены, с каждого столба плакаты взывают к ней: «Что ты расхаживаешь спокойно по улицам? Разве не знаешь, что мы в огненном кольце? Не видишь разве, как разъяренные банды протягивают к твоему горлу свои грязные когти? Что ты медлишь?! Возьми винтовку в руки и отправляйся на фронт, сейчас же, сегодня!»

Еще одно усилие! Нет уже больше гетмана. Изгнаны немцы. Петлюра удрал, над Киевом гордо реет красное знамя. И мужественные рабочие Киева больше не допустят врага даже до порога страны. Он, враг этот, сломит себе голову, если пойдет в поход на Украину. Люба уверена, что так оно и будет. Но враг еще не разбит. Нет, он еще, как змея, выползает из норы и пытается ужалить. На юге России еще неистовствует Деникин, которому надо отсечь голову, а здесь, на Украине, что ни день выползают из своих логовищ новые банды. И под самым Киевом, всего лишь в пятидесяти верстах от города, разбушевалась банда головореза Зеленого, которая грабит крестьян. Трудное лето! Только бы пережить его, и тогда настанет новая, радостная пора. Значит, необходимо сейчас все силы отдать на то, чтобы задушить и истребить все банды. Молодая Советская республика в порошок сотрет этих злодеев! На борьбу нужно сейчас мобилизовать всех комсомольцев и комсомолок — весь союз молодежи. И она, Люба, пойдет первая. Ратманский поддержит ее. Все ребята поддержат ее.

Нет, больше она здесь не останется! Сегодня состоится общегородская конференция комсомола, и она там пред всеми заявит, что идет на фронт. Пусть попробуют не пустить ее! Дольше она здесь оставаться не может! Она должна взять винтовку, держать ее твердо, уверенно и стрелять во врага.

Вечером, на конференции, Люба, вероятно, раз двадцать пересаживалась с одной скамьи на другую. И, вероятно, раз двадцать перечитала она висевший во всю ширину стены лозунг, призывавший молодежь идти на фронт — защищать родину. Люба выбежала в фойе, затем опять вбежала в зал