Начиналась жизнь - Файвл Соломонович Сито

этом направлении и иди. И, наконец, ты встретишь еще двух парней. Они тебе уже сами укажут, в каком месте будет происходить наш митинг. Ты все понял, Миша?»

Это было три года тому назад, в августе. Сейчас проходит он по тому же лесу, и там, справа, должен, кажется, находиться седьмой ров. Именно там была проведена массовка, на которой он, Миша Ратманский, выступил впервые с пылкой речью. Вероятно, и теперь еще там стоит старый, толстый дуб.

В деревне Копачах зеленовцы встретили полк градом пуль. Для комсомольцев неожиданностью это уже не было. Это значило, что битва началась. Полк не растерялся. Кириченко выхватил саблю и с возгласом: «Товарищи, вперед!» — первый бросился в деревню. Людка впервые в своей жизни услышала настоящий шум перестрелки. Девушка не столько испугалась, сколько почувствовала какой-то странный гул в ушах. И по телу ее прошла дрожь.

Когда отдан был приказ рассыпаться в цепь, Людка старалась держаться поближе к Наталке и подражала каждому ее движению.

— Слышишь, Наталка, как гремит! — крикнула Людка и шагнула поближе к подруге.

— Держи дистанцию! — ответила ей Наталка, и Людка, пристыженная, сделала шаг влево.

Она оглянулась на Любу. Та шла с тем же суровым выражением лица, она была бледна, губы — сжаты, а руки крепко, возможно слишком крепко, сжимали винтовку, готовую стрелять.

Однако стрелять их цепи не пришлось. Враг отступил, и уже несколько минут спустя они опять шагали сомкнутым строем. На лице Людки была разлита счастливая улыбка, глаза блестели, ей хотелось поболтать с Наталкой, сказать ей, что она ни капельки не испугалась, но вид у Наталки был такой серьезный, что Людка не решилась заговорить с ней.

Постепенно в рядах опять стало шумливо. Слышны стали разговоры, кто-то затянул песню, и ее тотчас же подхватили.

Зеленовцы отступили к Обухову. Первое нападение бандитов было отбито. Полк бодро, с новой песней шагал вперед, к Обухову. Ратманский, обходя ряды, шутил с ребятами: «Не тужи, братва, все будет в порядке!»

Но вот снова поднялась стрельба. Зеленый не оставляет в покое. Полк остановился. Кириченко отдал приказ, и три пулемета грохнули одновременно. С правого фланга загремели пушки. Стрельба, однако, длилась недолго. Враг опять отступил.

Людка глубоко вздохнула. Она, значит, опять осталась жива. Отчего же отец так дрожал над нею? Пустяки!.. Теперь она не боится даже трескотни пулеметов. Ухо привыкло ко всему.

Полк вступил в Обухов. В деревне было тихо, как после повальной эпидемии: улицы пусты, ставни заколочены, ворота заперты. Это Зеленый задумал сумасбродную игру. Еще раньше, чем полк выступил из Киева, Зеленый принял такую тактику: в деревне Копачах бандиты дадут о себе знать и тотчас же отступят, лишь подразнят мальчишек и создадут у них иллюзию, что они побеждают. То же самое и в Обухове — зеленовцы постреляют и тотчас же отступят. Пускай мальчишки думают, что победа достанется им легко. Затем бандиты уйдут к Триполью и там попрячутся во все дыры. А когда красноармейский полк вступит в Триполье, его окружат со всех сторон…

В Обухове к красным пришел только Петро Коляда. Наткнулся он на Мишу Ратманского и сказал ему:

— Товаришшок, тут скрывается в деревне бандит один — Иван Убисобака, он многих ваших выдал, он мою хату сжег, подлюга этот…

— Где он?

— Идем, я покажу, где он прячется.

Миша кликнул несколько комсомольцев, и они отправились с Колядой. Бандита застали спящим.

Первым движением Миши было — уложить Убисобаку на месте, и делу конец, но он тут же передумал: нет, лучше привести его к Кириченко, посоветоваться, как поступить с бандитом.

Кириченко, когда к нему ввели бандита, дремал, сидя на скамейке.

— Привели вам одного из головорезов Зеленого. Что делать с ним?

Кириченко заспанными глазами взглянул на бандита, держась рукой за кобуру.

— Ну, что нам делать с тобой?

— Я — крестьянин-бедняк, — говорит Коляда, — местный, и хорошо знаю эту бандитскую рожу. Несколько дней тому назад он сжег мою хату. Его нужно расстрелять!

Кириченко пристально вглядывается в Ивана. Рябая рожа Убисобаки вызывает в нем отвращение. Он также не прочь был бы тут же покончить с этим бандитом, но раньше нужно его допросить, выпытать у него кое-что о Зеленом.

— Заприте его, этого мерзавца, в сарай и приставьте стражу. Завтра утром посмотрим, что нам делать с ним.

Кириченко пытался вздремнуть, но ему что-то не спалось. Темно и душно было в хате. Он вышел на улицу. Небо, словно тяжелое черное покрывало, прикрыло село.

7

Этой ночью почти никто не спал. Мотя Полонский достал из тачанки свою скрипку, — спать все равно не хотелось. Уже несколько дней он не играл, все занят был в казарме. Осенью Мотя собирался поступить в музыкальное училище — это его мечта. Он взял скрипку в руки, несколько раз провел смычком, натянул струны и начал играть. Никогда еще не играл он так задушевно, как теперь. Нежные звуки Мотиной скрипки вырвались из хатки, где он остановился вместе с Ратманским, и полетели далеко-далеко над деревней. Мотя закинул голову вбок, закрыл глаза, — так сподручнее. Когда он играет с закрытыми глазами, то забывает обо всем и обо всех, он как бы отрывается от земли.

Миша Ратманский прислушался к Мотиной игре. Ему, Ратманскому, не лезет теперь в голову никакое искусство, хотя он любит его как жизнь. Несколько лет тому назад он даже пробовал украдкой, чтобы никто не дознался, заняться скульптурой. Впрочем, он и сам не знает, может ли он назвать это скульптурой. Некоторое время он носился с мыслью вылепить фигуру Андрея Желябова. Он даже натаскал в дом целую гору глины, набросал кой-какие контуры — большой лоб Желябова, бороду его, но у Миши никак не хватало времени закончить работу. Да, у Миши никогда не было свободного времени. С десятилетнего возраста, с тех пор как отец уехал в Америку, Миша работал на заводах и фабриках, постоянно уставал и надрывался на работе. Уже с ранних лет ему дали прозвище «старичок». Позднее, когда он подрос и стал посещать вечернюю школу на Большой Васильковской улице, двадцать два, он несколько освободился от своей угнетенности.

Школа подсказала ему, что нельзя давать себя в обиду. Как это так, он работает по десять часов в день, когда ему нет еще и семнадцати лет! Пусть он соберет своих ребят, сказали ему в школе, пойдет с ними к директору и заявит, что они не согласны работать столько часов. Он отправился к директору. Директор принял его строго:

— Ну, покороче, у меня нет времени долго растабарывать с